О мимолетных прежних связях своих они почти не говорят, и по-моему зря: иногда один какой-либо незначительный, казалось бы, штрих способен дать существенное дополнение ко всей истории болезни. Да, я настаиваю- на этом слове: болезнь, ибо все прочитанное есть развернутый анамнез, то есть история заболевания, которое нельзя назвать иначе, чем патологическим невежеством, чем пандемией, разрушающей физическое и психическое здоровье всей страны, всей нации.
Да что уж говорить об этих шестерых людях: картографе, дипломате, ученом- изобретателе, геологине, альпинистке и преподавательнице точных наук (она же экскурсоводка), если я сама, врач-гинеколог, познала женскую радость случайно, только благодаря дерзости и резвости моего старшего коллеги по больничному отделению в курортном городе? Я была стройна, хороша собой, может быть, даже более пикантна, чем Анастасия-Артемида, потому что тщательно следила за тем, чтобы всегда моя кожа была загорелой. Ходила в белой блузочке да еще с глубокими отворотами на груди и, уверяю вас, мужчины были, как теперь говорят, «в отпаде». У меня уже были и браки, и разводы, и добрые друзья из самых видных курортников, которые приезжали не один сезон подряд, и я самоуверенно думала, что о сексе знаю все и относилась с иронией к байкам о каких-то там оглушительных впечатлениях при оргазме. Приятное дело — да, но не более того. И вот однажды ночью, когда в отделении все было тихо, а в приемный покой никого не везли, завотделением Аркадий Михайлович, царство ему небесное, взгромоздил меня на гинекологическое кресло, обследовал мою структуру пальцами в перчатке и зеркальцем, а потом и говорит:
— А ведь ты, Нинка, отродясь счастья не знала и не узнаешь, сколько бы у тебя мужчин ни было. — Это еще почему? — Да потому, что у тебя серьезная аномалия: от клитора до влагалища шесть сантиметров и никакая традиционная поза тебя не разожжет. — Так что же делать-то? — А вот подожди-ка. — Он живо скинул свои брюки и трусы и улегся спиной на кушетку, уставив пенис в потолок, — Садись на него лицом ко мне.
Села. Ничего особенного.
— Теперь постепенно ложись головой и грудью вперед, а свои ноги осторожно вытягивай назад, чтобы он из тебя не выскочил. — Да кто же так делает-то? — Давай, давай, не спорь, пока не передумал. Мне это недолго! Действуй.
Устроилась я потихонечку эдак непривычно, и начал он меня покачивать вперед-назад, и тут-то я впервые осознала, что пенис — это не сухая палка, как писала Артемида, а волшебная палочка. О, как взвыла я от неожиданного нежданного блаженства, раз за разом прижимаясь к нему всем лоном, пока не стала дрожать в непроизвольных судорогах, вцепившись когтями в грудь Аркадия Михайловича. Когда я пришла в себя, он ласково поцеловал меня в щеку, снял губами слезы с моих глаз, и мы приступили к ласкам в других, тоже неведомых мне до того позициях. В том числе показал он мне — для урока моим любовникам — где именно должны быть руки во время акта.
Вот эту ночь я и считаю своей первой брачной ночью, а не ту официальную, что была за десять лет до того. И страшно подумать: а что, если бы в ту ночь привезли больного в приемный покой, так и осталась бы я телка телкой навеки.
А через неделю Аркадий Михайлович преподнес мне еще один царский подарок. Он сказал: — Думаю, что ты даже не подозреваешь, где у тебя пусковая кнопка к зажиганию всего механизма. — Уж это-то я знаю, — и показала ему на промежность. — Ну-ну, раздевайся…
Я теперь и не спорила. Принялся он меня голую методически прощупыватьприхватывать губами и пальцами — приятно, ничего не возразишь, но не более того. И вдруг я опять неожиданно забилась, даже закричала: нашел он такие симметричные местечки на сгибе шеи к плечам, которые чуть ли не сразу вызвали у меня буйный оргазм. Их и на схемах-то никаких нет. А он, попеременно впиваясь в них губами, сунул еще и руку к клитору! О, боже, меня затрясло, как от тока высокого напряжения!.. Как меня стало корчить, как я принялась кончать — один и другой, и третий, даже без пениса в причинном месте…
Совсем обессиленную от усталости и счастья отпустил он меня и пообещал найти в следующий раз еще и другие «пусковые кнопки». Да что-то потом все время мешало нам, но и то великое, что я реально, лично узнала от него, перевернуло мою жизнь. Я стала полноценной женщиной. Мне впервые открылся огромный роскошный мир чувств.
Я — врач, специалист, гинеколог — совсем его на практике не знала, хотя теоретически, конечно, была подкована! Так чего же мы хотим от тех безграмотных, которые прошли сейчас перед нами унылой чередой? Да, унылой, потому что сколь высоко ни строй ты свой дом, без фундамента он перекосится и повалится, и будет это уже не дом, а домовина, гроб, говоря попростому…
«Безграмотных» сказала я. Как же так? Ведь в нашем перечне как на подбор почти все — с высшим образованием, даже с учеными степенями есть. Но ведь образование у них — по специальности. Можно считать, по очень узкой профессиональной специальности, а по самой широкой профессии из всех, какие только могут быть, которая занимает по времени добрую половину жизни, по отношению между полами, они вчистую безграмотны.
В этой перекрестной истории имеем, собственно говоря, трех вполне потентных мужчин и троих вполне нормальных женщин. Что же делают эти мужчины? Вгоняют своих законных жен в тяжкое состояние фригидности, то есть холодности, то есть безразличия или даже враждебности к коитусу, к соитию, выражаясь торжественным стилем. Давайте-ка сообразим: коль скоро половой контакт вместо возможной радости приводит к отвращению, столь скоро, значит, он осуществляется прямо противоположно тому, как это замышлено природой. Еще раз: не с отклонениями, а прямо противоположно! Это надо же: если бы картограф рисовал такие карты, где вместо моря обозначена гора, а вместо болота значится асфальтовая дорога, то его живенько дисквалифицировали бы и с позором изгнали, потому что карта — дело строгое, ее строить наобум лазаря не моги, а вот человеческую, женскую судьбу изломать по бездумию, по безграмотности — это сколько угодно, это — пожалуйста! Еще один пример: если бы дипломат так повел бы переговоры с другим государством, что в результате ни с того, ни с сего его страна обязалась бы отдать свои лучшие земли, его турнули бы подальше, а то и подвели бы под статью об измене родине. Если бы журналист написал бы прямую неправду, из-за которой пострадали бы люди, его дисквалифицировали бы и привлекли к судебной ответственности. А тут пожалуйста, лишай из-за собственной безграмотности женщину радости, калечь ей судьбу — ничего тебе за это не будет, можешь жить с полным чувством собственной гордости: вот я какой жеребец, а дура-баба не оценила достоинства моих гениталиев!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Да что уж говорить об этих шестерых людях: картографе, дипломате, ученом- изобретателе, геологине, альпинистке и преподавательнице точных наук (она же экскурсоводка), если я сама, врач-гинеколог, познала женскую радость случайно, только благодаря дерзости и резвости моего старшего коллеги по больничному отделению в курортном городе? Я была стройна, хороша собой, может быть, даже более пикантна, чем Анастасия-Артемида, потому что тщательно следила за тем, чтобы всегда моя кожа была загорелой. Ходила в белой блузочке да еще с глубокими отворотами на груди и, уверяю вас, мужчины были, как теперь говорят, «в отпаде». У меня уже были и браки, и разводы, и добрые друзья из самых видных курортников, которые приезжали не один сезон подряд, и я самоуверенно думала, что о сексе знаю все и относилась с иронией к байкам о каких-то там оглушительных впечатлениях при оргазме. Приятное дело — да, но не более того. И вот однажды ночью, когда в отделении все было тихо, а в приемный покой никого не везли, завотделением Аркадий Михайлович, царство ему небесное, взгромоздил меня на гинекологическое кресло, обследовал мою структуру пальцами в перчатке и зеркальцем, а потом и говорит:
— А ведь ты, Нинка, отродясь счастья не знала и не узнаешь, сколько бы у тебя мужчин ни было. — Это еще почему? — Да потому, что у тебя серьезная аномалия: от клитора до влагалища шесть сантиметров и никакая традиционная поза тебя не разожжет. — Так что же делать-то? — А вот подожди-ка. — Он живо скинул свои брюки и трусы и улегся спиной на кушетку, уставив пенис в потолок, — Садись на него лицом ко мне.
Села. Ничего особенного.
— Теперь постепенно ложись головой и грудью вперед, а свои ноги осторожно вытягивай назад, чтобы он из тебя не выскочил. — Да кто же так делает-то? — Давай, давай, не спорь, пока не передумал. Мне это недолго! Действуй.
Устроилась я потихонечку эдак непривычно, и начал он меня покачивать вперед-назад, и тут-то я впервые осознала, что пенис — это не сухая палка, как писала Артемида, а волшебная палочка. О, как взвыла я от неожиданного нежданного блаженства, раз за разом прижимаясь к нему всем лоном, пока не стала дрожать в непроизвольных судорогах, вцепившись когтями в грудь Аркадия Михайловича. Когда я пришла в себя, он ласково поцеловал меня в щеку, снял губами слезы с моих глаз, и мы приступили к ласкам в других, тоже неведомых мне до того позициях. В том числе показал он мне — для урока моим любовникам — где именно должны быть руки во время акта.
Вот эту ночь я и считаю своей первой брачной ночью, а не ту официальную, что была за десять лет до того. И страшно подумать: а что, если бы в ту ночь привезли больного в приемный покой, так и осталась бы я телка телкой навеки.
А через неделю Аркадий Михайлович преподнес мне еще один царский подарок. Он сказал: — Думаю, что ты даже не подозреваешь, где у тебя пусковая кнопка к зажиганию всего механизма. — Уж это-то я знаю, — и показала ему на промежность. — Ну-ну, раздевайся…
Я теперь и не спорила. Принялся он меня голую методически прощупыватьприхватывать губами и пальцами — приятно, ничего не возразишь, но не более того. И вдруг я опять неожиданно забилась, даже закричала: нашел он такие симметричные местечки на сгибе шеи к плечам, которые чуть ли не сразу вызвали у меня буйный оргазм. Их и на схемах-то никаких нет. А он, попеременно впиваясь в них губами, сунул еще и руку к клитору! О, боже, меня затрясло, как от тока высокого напряжения!.. Как меня стало корчить, как я принялась кончать — один и другой, и третий, даже без пениса в причинном месте…
Совсем обессиленную от усталости и счастья отпустил он меня и пообещал найти в следующий раз еще и другие «пусковые кнопки». Да что-то потом все время мешало нам, но и то великое, что я реально, лично узнала от него, перевернуло мою жизнь. Я стала полноценной женщиной. Мне впервые открылся огромный роскошный мир чувств.
Я — врач, специалист, гинеколог — совсем его на практике не знала, хотя теоретически, конечно, была подкована! Так чего же мы хотим от тех безграмотных, которые прошли сейчас перед нами унылой чередой? Да, унылой, потому что сколь высоко ни строй ты свой дом, без фундамента он перекосится и повалится, и будет это уже не дом, а домовина, гроб, говоря попростому…
«Безграмотных» сказала я. Как же так? Ведь в нашем перечне как на подбор почти все — с высшим образованием, даже с учеными степенями есть. Но ведь образование у них — по специальности. Можно считать, по очень узкой профессиональной специальности, а по самой широкой профессии из всех, какие только могут быть, которая занимает по времени добрую половину жизни, по отношению между полами, они вчистую безграмотны.
В этой перекрестной истории имеем, собственно говоря, трех вполне потентных мужчин и троих вполне нормальных женщин. Что же делают эти мужчины? Вгоняют своих законных жен в тяжкое состояние фригидности, то есть холодности, то есть безразличия или даже враждебности к коитусу, к соитию, выражаясь торжественным стилем. Давайте-ка сообразим: коль скоро половой контакт вместо возможной радости приводит к отвращению, столь скоро, значит, он осуществляется прямо противоположно тому, как это замышлено природой. Еще раз: не с отклонениями, а прямо противоположно! Это надо же: если бы картограф рисовал такие карты, где вместо моря обозначена гора, а вместо болота значится асфальтовая дорога, то его живенько дисквалифицировали бы и с позором изгнали, потому что карта — дело строгое, ее строить наобум лазаря не моги, а вот человеческую, женскую судьбу изломать по бездумию, по безграмотности — это сколько угодно, это — пожалуйста! Еще один пример: если бы дипломат так повел бы переговоры с другим государством, что в результате ни с того, ни с сего его страна обязалась бы отдать свои лучшие земли, его турнули бы подальше, а то и подвели бы под статью об измене родине. Если бы журналист написал бы прямую неправду, из-за которой пострадали бы люди, его дисквалифицировали бы и привлекли к судебной ответственности. А тут пожалуйста, лишай из-за собственной безграмотности женщину радости, калечь ей судьбу — ничего тебе за это не будет, можешь жить с полным чувством собственной гордости: вот я какой жеребец, а дура-баба не оценила достоинства моих гениталиев!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110