..
В свою очередь туристы в автобусе станут пялиться на местных жителей, которые тоже покажутся им смешными, и на сутенеров, которых по одежде и машинам примут за кинозвезд. Туристам невдомек, что в городе, построенном на звездной болезни и живущем ради кинозвезд, настоящие звезды не одеваются так, как от них ждут. В каком-нибудь другом городе звезде достаточно было бы надеть джинсы и кроссовки, чтобы стать невидимой, затеряться в толпе. Но в Голливуде все было наоборот, и настоящие поклонники кинозвезд всматривались в людей, одетых попроще. Как можно обыденней.
Так что здесь маскировкой служил яркий неоновый свет, сверкавший у прохожих над головой и зовущий: посмотри на меня, вот я!
А звездам только того и надо. Это своеобразное подражание Говарду Хьюзу с его установкой «не желаю известности», обеспечившей ему неизменный интерес газетчиков.
Но Ванда Рейдел — совсем другое дело. Она одевалась, как дешевка, причем делала это не сознательно, не для того, чтобы привлечь к себе внимание, а просто от отсутствия эстетического чувства. Ей казалось, что она потрясающе выглядит; Римо же решил про себя, что одеждой она напоминает жену хозяина бакалейной лавки.
Ванда ткнула фиолетовым ногтем в Римо, сидевшего напротив нее у стола на стуле с замшевой обивкой, и браслеты зазвякали и зазвенели у нее на руке. Решительным тоном она произнесла:
— Чего тебе надо, дорогуша? Я так и думала, что ты ничего, но эти скулы... Только не говори мне, что ты не актер.
С трудом подавив искушение крикнуть: «Госпожа Рейдел, замолчите хоть на минутку! За минуту вашего молчания я готов все отдать!» — Римо сказал:
— Я ищу мистера Гордонса.
— Как вы сказали, мистера?..
— Послушайте, дорогуша, драгоценная моя, сладкая, медовая, неподражаемая, бриллиантовая, давайте без ерунды. Вы представляете Рэда Рекса, и именно вы заставили его наговорить всю эту чушь специально, чтобы вызвать нас с напарником в Голливуд. Единственное, кому, точнее, чему нужно, чтобы мы были здесь, — это мистеру Гордонсу. Ведь от обращения Рекса к зрителям вы не выручишь ни цента, значит, вы сделали это, потому что так приказал Гордонс. Все очень просто. Итак, где Гордонс?
— А вы знаете, в вас что-то есть.
— Точно. Слабые нервы.
— У вас есть приятная внешность, сила воздействия, умение заставить слушать себя. Вы смотритесь мужественно, но без мужланства. Продолжайте. Пусть это будет кинопроба. Что вы говорите? Ни за что не поверю, что вы никогда не мечтали сниматься в кино.
— Да-да, мечтал, — поспешно подтвердил Римо. — Но когда роль в «Мальтийском соколе» получил Сидни Гринстрит, я был страшно разочарован и решил заняться тем, что у меня получается лучше.
— А именно?
— А уж это вас не касается. Так где мистер Гордонс?
— Предположим, я скажу, что это стул, на котором ты сидишь.
— Тогда я отвечу, что вы болтаете вздор.
— А ты уверен, что хорошо знаешь мистера Гордонса?
— Неплохо. Я могу вычислить его по запаху дизельного топлива и по слабому звону электрических проводков в его так называемом мозгу. Он пахнет так же, как пахнет новенький автомобиль, но я не чувствую здесь ничего подобного. Лучше скажите, что у вас с ним за дела.
Но едва Римо задал этот вопрос, как ему в голову вдруг пришла жуткая мысль: не собирается ли сидящая напротив идиотка устроить мистеру Гордонсу контракт на какую-нибудь роль в кино? Человек с небывалой способностью к перевоплощению. Мистер Хамелеон. Суперинструмент.
— Надеюсь, вы не собираетесь снимать его в кино? — осторожно поинтересовался он.
Ванда Рейдел рассмеялась; начавшись в горле, смех не затронул ее существа.
— Его? Господи, да ни в коем случае! У нас с ним припасена другая рыбка для жарки.
— Возможно, я и есть та рыбка, — заметил Римо.
Ванда пожала плечами.
— Нельзя сделать омлет, если кто-то до этого не изнасилует курицу, милок.
— Что касается изнасилования, то меня это не волнует. Меня волнует только возможность умереть.
Ванда хмыкнула.
— Ты и понятия не имеешь, что такое быть мертвым. Это когда приходится стоять в очереди в ресторан. Или когда кто-то меняет номер телефона, не ставя тебя в известность. Или когда, стоит тебе позвонить, у всех вдруг случается понос и они не могут подойти к телефону. Вот это настоящая смерть, дорогой. Да что ты знаешь о мертвецах? В этом городе сплошь мертвецы. Здесь мало живых, но я хочу быть в их числе, и Гордонс должен мне в этом помочь.
— Боюсь, у вас неверные сведения на этот счет. Мертвый — это когда плоть начинает чернеть и становится пиршеством для могильных червей. Или когда оторванные руки и ноги торчат из стены. Когда мозг вынут из черепной коробки, словно там поработал экскаватор. Смерть — это кровь, переломанные кости, лишенные жизни внутренние органы. Смерть — это смерть. И с этим мистер Гордонс тоже может помочь.
— Ты мне случайно не угрожаешь, дорогой? — спросила Ванда, заглядывая Римо в темно-карие, почти черные глаза, не в состоянии даже представить себе, что этот человек не задумываясь убил бы ее, если бы счел это необходимым. Ему не нравилась эта женщина.
— Какие могут быть угрозы? — улыбнулся Римо.
Он встал и слегка дотронулся рукой до унизанного браслетами запястья Ванды. Потом снова улыбнулся, отчего его глаза сузились, и вновь провел пальцами по ее руке. А несколькими минутами позже, выходя из кабинета, он получил заверения Ванды в том, что она немедленно уведомит его, как только мистер Гордонс даст о себе знать, и сообщит точную дату встречи Рэда Рекса с Чиуном. Ванда же, продолжавшая сидеть за столом, впервые за весь день не испытывала потребности что-нибудь съесть.
Глава 12
— Я видел их, — заявил Чиун.
— Понятно. Впрочем, это неважно. Мистер Гордонс в городе, теперь я знаю это наверняка.
— Минутку. — Чиун поднял вверх длинный костлявый палец, призывая к тишине. — Кто это сказал: неважно? Или ты один решаешь, что важно, а что нет? Разве это правильно? И это после всего, что я претерпел, чтобы сделать из тебя человека? И теперь ты говоришь: «Это неважно»!
— Кого же ты видел? — вздохнул Римо.
— Я не сказал, что видел кого-то, я сказал, что видел их.
— Отлично. Их. И кто же они? Или что, если тебе так больше нравится?
— Я видел собачек Дорис Дей.
— Ух ты! Ну и ну! Вот это да!
Довольный тем, что Римо проявил интерес, Чиун продолжал:
— Да, в Беверли-Хиллз. Их было так много, и выгуливала их какая-то женщина.
— Сама Дорис Дей?
— Откуда мне знать? Она была светловолосой и стройной. Да, вполне могла быть и Дорис Дей. Почему бы и нет? И двигалась она, как балерина. Наверняка Дорис Дей. Блондинка. Худая. Да, точно, это была Дорис Дей! Я видел, как Дорис Дей гуляла со своими собачками!
— Я так и знал, что ты увидишь кинозвезд, если поедешь на экскурсию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37