Комнаты большие с окнами-эркерами. И стоял
дом удобно - почти в двух шагах от Поварской, Тверского бульвара, Герцена,
Нового Арбата.
Открыла Желтовскому высокая женщина, седоватая шатенка, очень худая,
с неулыбчивым морщинистым лицом и странно светлыми глазами.
В большой комнате, куда она его ввела, стулья и кресла были закрыты
серыми парусиновыми чехлами. Она указала ему на одно из кресел, сама села
на небольшой плюшевый диван перед ломберным столиком, обтянутым истершимся
зеленым сукном. На нем лежала тоненькая папка.
- Что это вы мебель укутали? - развалившись в кресле, спросил
Желтовский.
- Пыль. Девчонка, которая убирала у меня раз в неделю, исчезла.
- А какие хвори напали?
- Сильное головокружение, с постели вставать боюсь, качает и
сердцебиение начинается. Ты только матери ничего не говори, а не то нашлет
на меня каких-нибудь знахарок.
- Но врача-то вызвать надо.
- Вызвала... А тебя вызвала после долгих колебаний, вообще молчала
несколько лет, все боялась, чтоб мои слова не показались доносом.
- На кого?
- Сейчас поймешь... Недавно смотрела по телевизору заседание Думы и
увидела одну самодовольную рожу. Внутри аж закипело. Все прикидывала: кому
поведать. И решилась: расскажу и покажу тебе. Много лет я проработала в
министерстве, - она назвала. - Затем оно было преобразовано в Госкомитет.
Возглавил его Фита. Я, так сказать, досталась ему по наследству. Была его
помощником. Опыт, как ты знаешь, у меня огромный, более тридцати лет я
занимала подобные должности, схожие с управделами. Я знаю два европейских
языка - французский и немецкий, стенографию и машинопись.
- Вы клад для умного руководителя, - улыбнулся Желтовский.
- Для умного, - подтвердила она. - Но Фита оказался дураком. Не для
себя, разумеется. Поначалу все вроде шло нормально. Я делала, что должен
делать помощник: брала на себя многое, чтоб разгрузить шефа. То есть
делала то, за что меня обычно ценили. Фите же не понравилось, как поняла
впоследствии, что слишком много брала на себя, вникала в то, что ему
хотелось оградить от внимания сторонних. Начались придирки, дошло до
хамства с его стороны. Я не из тех, кто терпит такие вещи. Начался
затяжной конфликт, шло к тому, что мы должны были расстаться. Так и вышло.
Однажды он вызвал меня и сказал коротко: "Евгения Францевна, я чувствую,
что дальше нам будет все тяжелее работать вместе. Это не устраивает ни
вас, ни меня". - "Что вы предлагаете?" - спросила. - "Чтоб вы подали
заявление по собственному желанию". - "Банальный вариант", - сказала я. А
мне оставался год до пенсии. - "Не выйдет". - "Тогда я вас уволю". - "По
какой статье? Меня же суд восстановит!" - "Нет, я просто сокращаю свой
аппарат. Сейчас это приветствуется. У меня две сменных секретарши.
Помощник мне ни к чему. Его функции я разделю между секретаршами..." Я
уперлась. Но он так и сделал, сукин сын.
- Но вы же доработали до пенсии!
- Доработала. У меня много знакомых министров, бывших министров.
Меня, как работника, знали, быстро нашли место. С этим все в порядке.
- И сейчас вы хотите уделать каким-то образом Фиту?
- Не "уделать", как ты выражаешься, а показать всем, что он опасное
существо.
- Каким образом?
- Возьми эту папку, прочитай сейчас ее содержимое, и все поймешь.
Тогда и решим, как быть...
Желтовский начал читать. И по мере чтения у него захватывало дух, он
даже шевельнул ноздрями - проснулся инстинкт охотника: такой густой запах
шел от этих бумаг. Дочитав, воскликнул:
- Впечатляет!.. И что вы намерены с этим делать, тетя Женя?
- Чтоб решить этот вопрос, я и пригласила тебя.
- Задачка! - покачал головой Желтовский.
Несколько минут оба молчали: она - ожидая его решения, он -
прикидывая возможные варианты с учетом того, что знал и чем занимался в
связи с Фитой, примеривался, как, когда втиснуть это в почти разложенный
им пасьянс. Женщина, сидевшая напротив, об этих его прикидках и не
догадывалась.
- Сделаем так, - наконец произнес Желтовский. - Я сниму несколько
ксерокопий. Для себя и для вас. Оригинал и ксерокопию дома не держите.
- А куда я их дену?
- Ладно, я найду, куда упрятать.
- Ты полагаешь...
- Полагаю, ежели учесть, кто и на каком уровне проворачивал это.
- Что дальше?
- Когда ксерокопии будут у меня, одну вы должны исхитриться, тут уж
все будет зависеть от вас, положить пред самые очи Фиты. Ну, не буквально
вы, но обязательно лично ему в запечатанном конверте, чтоб никто, кроме
Фиты, не имел возможности увидеть эти ксерокопии. Изыщите такую
возможность? Вы же плохо себя чувствуете.
- Изыщу. Чувствую себя очень плохо, но не помираю.
- Когда вы убедитесь, что бумаги эти у него, тотчас дайте мне знать.
Затем действовать буду я, а вы немедленно уйдете в тень.
- Что значит в тень?
- Уехать в какую-нибудь Краснобрюховку.
- В какую Краснобрюховку?
- В Синебрюховку! Мало ли на Руси Тьмутараканей. Я заточу вас,
например, в какой-нибудь хороший санаторий!
- Хорошо... А что будешь делать дальше?
- Ждать.
- Чего?
- Пока Фита от неведения не дойдет до кондиции.
- А потом?
- Потом будет весело... Итак, договорились, - он встал, попрощался и
вышел... Последующие десять дней он почти через день бывал у Скорино,
привозил продукты, лекарства.
Поездка в Южную Корею сложилась удачно, Перфильев вернулся с выгодным
контрактом, знал, задержки с поставками не будет, значит, следовало
поторопиться с приобретением двух-трех старых домов, чтобы снести их или,
если возможно, капитально восстановить и начать строить цех, и салоны по
приему заказов от населения на изготовление очков и стекол самых разных
конфигураций, ходовых и дефицитных диоптрий. Нужен был немедленно Ушкуев,
с которым договорился встретиться еще до отлета в Сеул.
Филипп Матвеевич Ушкуев был дока в своем деле: он прошел, пожалуй,
все этапы революции и эволюции коммунальной системы, и, наконец, медленно,
но верно достиг того места, выше которого и не стремился, исповедуя
справедливую теорию, что если полезешь выше уровня своей компетенции -
можешь сломать шею. Но не только это удерживало Ушкуева попробовать
протолкаться куда-нибудь повыше, - место, которое занимал ныне, было
необычайно прибыльным, и как человек тертый жизнью, он усвоил: от добра
добра не ищут. А ведал Ушкуев "Горремстроем", а, значит старыми
домами-развалюхами, которые подлежали капремонту. Но ремонтировать их
Филипп Матвеевич не торопился, ссылаясь на отсутствие стройматериалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
дом удобно - почти в двух шагах от Поварской, Тверского бульвара, Герцена,
Нового Арбата.
Открыла Желтовскому высокая женщина, седоватая шатенка, очень худая,
с неулыбчивым морщинистым лицом и странно светлыми глазами.
В большой комнате, куда она его ввела, стулья и кресла были закрыты
серыми парусиновыми чехлами. Она указала ему на одно из кресел, сама села
на небольшой плюшевый диван перед ломберным столиком, обтянутым истершимся
зеленым сукном. На нем лежала тоненькая папка.
- Что это вы мебель укутали? - развалившись в кресле, спросил
Желтовский.
- Пыль. Девчонка, которая убирала у меня раз в неделю, исчезла.
- А какие хвори напали?
- Сильное головокружение, с постели вставать боюсь, качает и
сердцебиение начинается. Ты только матери ничего не говори, а не то нашлет
на меня каких-нибудь знахарок.
- Но врача-то вызвать надо.
- Вызвала... А тебя вызвала после долгих колебаний, вообще молчала
несколько лет, все боялась, чтоб мои слова не показались доносом.
- На кого?
- Сейчас поймешь... Недавно смотрела по телевизору заседание Думы и
увидела одну самодовольную рожу. Внутри аж закипело. Все прикидывала: кому
поведать. И решилась: расскажу и покажу тебе. Много лет я проработала в
министерстве, - она назвала. - Затем оно было преобразовано в Госкомитет.
Возглавил его Фита. Я, так сказать, досталась ему по наследству. Была его
помощником. Опыт, как ты знаешь, у меня огромный, более тридцати лет я
занимала подобные должности, схожие с управделами. Я знаю два европейских
языка - французский и немецкий, стенографию и машинопись.
- Вы клад для умного руководителя, - улыбнулся Желтовский.
- Для умного, - подтвердила она. - Но Фита оказался дураком. Не для
себя, разумеется. Поначалу все вроде шло нормально. Я делала, что должен
делать помощник: брала на себя многое, чтоб разгрузить шефа. То есть
делала то, за что меня обычно ценили. Фите же не понравилось, как поняла
впоследствии, что слишком много брала на себя, вникала в то, что ему
хотелось оградить от внимания сторонних. Начались придирки, дошло до
хамства с его стороны. Я не из тех, кто терпит такие вещи. Начался
затяжной конфликт, шло к тому, что мы должны были расстаться. Так и вышло.
Однажды он вызвал меня и сказал коротко: "Евгения Францевна, я чувствую,
что дальше нам будет все тяжелее работать вместе. Это не устраивает ни
вас, ни меня". - "Что вы предлагаете?" - спросила. - "Чтоб вы подали
заявление по собственному желанию". - "Банальный вариант", - сказала я. А
мне оставался год до пенсии. - "Не выйдет". - "Тогда я вас уволю". - "По
какой статье? Меня же суд восстановит!" - "Нет, я просто сокращаю свой
аппарат. Сейчас это приветствуется. У меня две сменных секретарши.
Помощник мне ни к чему. Его функции я разделю между секретаршами..." Я
уперлась. Но он так и сделал, сукин сын.
- Но вы же доработали до пенсии!
- Доработала. У меня много знакомых министров, бывших министров.
Меня, как работника, знали, быстро нашли место. С этим все в порядке.
- И сейчас вы хотите уделать каким-то образом Фиту?
- Не "уделать", как ты выражаешься, а показать всем, что он опасное
существо.
- Каким образом?
- Возьми эту папку, прочитай сейчас ее содержимое, и все поймешь.
Тогда и решим, как быть...
Желтовский начал читать. И по мере чтения у него захватывало дух, он
даже шевельнул ноздрями - проснулся инстинкт охотника: такой густой запах
шел от этих бумаг. Дочитав, воскликнул:
- Впечатляет!.. И что вы намерены с этим делать, тетя Женя?
- Чтоб решить этот вопрос, я и пригласила тебя.
- Задачка! - покачал головой Желтовский.
Несколько минут оба молчали: она - ожидая его решения, он -
прикидывая возможные варианты с учетом того, что знал и чем занимался в
связи с Фитой, примеривался, как, когда втиснуть это в почти разложенный
им пасьянс. Женщина, сидевшая напротив, об этих его прикидках и не
догадывалась.
- Сделаем так, - наконец произнес Желтовский. - Я сниму несколько
ксерокопий. Для себя и для вас. Оригинал и ксерокопию дома не держите.
- А куда я их дену?
- Ладно, я найду, куда упрятать.
- Ты полагаешь...
- Полагаю, ежели учесть, кто и на каком уровне проворачивал это.
- Что дальше?
- Когда ксерокопии будут у меня, одну вы должны исхитриться, тут уж
все будет зависеть от вас, положить пред самые очи Фиты. Ну, не буквально
вы, но обязательно лично ему в запечатанном конверте, чтоб никто, кроме
Фиты, не имел возможности увидеть эти ксерокопии. Изыщите такую
возможность? Вы же плохо себя чувствуете.
- Изыщу. Чувствую себя очень плохо, но не помираю.
- Когда вы убедитесь, что бумаги эти у него, тотчас дайте мне знать.
Затем действовать буду я, а вы немедленно уйдете в тень.
- Что значит в тень?
- Уехать в какую-нибудь Краснобрюховку.
- В какую Краснобрюховку?
- В Синебрюховку! Мало ли на Руси Тьмутараканей. Я заточу вас,
например, в какой-нибудь хороший санаторий!
- Хорошо... А что будешь делать дальше?
- Ждать.
- Чего?
- Пока Фита от неведения не дойдет до кондиции.
- А потом?
- Потом будет весело... Итак, договорились, - он встал, попрощался и
вышел... Последующие десять дней он почти через день бывал у Скорино,
привозил продукты, лекарства.
Поездка в Южную Корею сложилась удачно, Перфильев вернулся с выгодным
контрактом, знал, задержки с поставками не будет, значит, следовало
поторопиться с приобретением двух-трех старых домов, чтобы снести их или,
если возможно, капитально восстановить и начать строить цех, и салоны по
приему заказов от населения на изготовление очков и стекол самых разных
конфигураций, ходовых и дефицитных диоптрий. Нужен был немедленно Ушкуев,
с которым договорился встретиться еще до отлета в Сеул.
Филипп Матвеевич Ушкуев был дока в своем деле: он прошел, пожалуй,
все этапы революции и эволюции коммунальной системы, и, наконец, медленно,
но верно достиг того места, выше которого и не стремился, исповедуя
справедливую теорию, что если полезешь выше уровня своей компетенции -
можешь сломать шею. Но не только это удерживало Ушкуева попробовать
протолкаться куда-нибудь повыше, - место, которое занимал ныне, было
необычайно прибыльным, и как человек тертый жизнью, он усвоил: от добра
добра не ищут. А ведал Ушкуев "Горремстроем", а, значит старыми
домами-развалюхами, которые подлежали капремонту. Но ремонтировать их
Филипп Матвеевич не торопился, ссылаясь на отсутствие стройматериалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67