В наушниках послышался рявкающий голос Прайена – он проводил очередную кислородную проверку, потом Хеверстроу пропел: «По полетному плану…», причем слово «пла-а-а-а-ну» получилось у него протяжным, как эхо в горах. Это означало, что мы не уклонились от заданного курса и выдерживаем расчетное время; его сообщение прозвучало у меня в ушах, как очередной возглас ночного сторожа, оберегающего покой мирных граждан от воров и грабителей.
Я вновь припомнил предупреждение, промелькнувшее в словах Дэфни позавчера, когда она говорила, что люди типа Мерроу способны в безвыходном положении уничтожить все, что их окружает, не пощадив и самих себя. Правда, Дэфни выразилась не столь определенно. Она рассказывала о летчике английских ВВС, своем бывшем возлюбленном, по ее словам, во многом похожем на Мерроу; я сам сделал вывод из того, что услышал от нее. Я подумал, что есть что-то общее между рассказом о последних часах ее друга из английских ВВС и легендой о гибели Самсона, и хотя Самсон обрушил своды храма лишь после того, как был окружен врагами, аналогия вряд ли теряла смысл. Во всяком случае, я чувствовал нечто вроде озноба, когда представлял, какой номер способен выкинуть мой командир.
То, что я увидел, отвлекло меня от этих мыслей. В течение нескольких минут, пока мы преодолевали Ла-Манш на высоте в восемнадцать тысяч футов, за кораблями нашей армады вытянулись прерывистые, расплывающиеся шлейфы инверсии. Каждый самолет казался гигантской кистью, оставляющей мазки извести на полуденном небе. К счастью, они быстро рассеялись и во время дальнейшего подъема не образовывались – к счастью потому, что какое бы красивое зрелище ни представляли собой следы конденсации, они таили угрозу для летящих в строю самолетов, ибо служили укрытием для истребителей противника.
Далеко впереди, над территорией врага, я различал скопление перистых облаков; тонкой пеленой они затягивали небо где-то еще выше нас, и я подумал, что, возможно, под их прикрытием скрывается подстерегающая нас опасность. Внизу, как раз под этим облачным слоем, я с трудом рязглядел темную, расплывчатую линию вражеского побережья. Все, что открывалось нашему взору, казалось колоссальной пастью, верхней челюстью которой были облака, а нижней земля. Между ними, прямо по нашему курсу, ведущему нас в эту разверстую пасть, лежала туманная муть, серая неопределенность, переходящая в мглу.
Глава четвертая
НА ЗЕМЛЕ
С 17 апреля по 18 мая

1
Невозможно уловить момент, когда засыпаешь. Я боялся, что всю ночь проворочаюсь с боку на бок, но получилось иначе. Еще до того, как пришел Мерроу, я провалился в глубокий сон и пробыл в его темной пустоте до половины десятого утра, когда Салли принялся трясти меня за плечо.
– Завтрак в десять, – говорил он. – Инструктаж в десять тридцать. Поднимайся, слизняк!
Нет. Не может быть. Нельзя же так – три дня подряд!
Но это не снилось мне. Салли не отставал:
– Я серьезно, дурачина! Вставай. И поднимай заодно своего толстозадого командира.
Мерроу наконец пришел в себя и так разбушевался, проклиная на все лады штаб крыла, что забыл, видно, и о предыдущем вечере, и о Дэфни.
После инструктажа мы разошлись по самолетам, вырулили на старт и тут узнали, что время вылета переносится. Потом его откладывали еще и еще, пока не отменили совсем.
В течение тех недель, что мы обучались в Пайк-Райлинге и не принимали участия в рейдах, вылеты отменялись часто, но только теперь мы на себе испытали, как это ужасно. Нам предстояло совершить третий подряд боевой вылет. Два часа нас держали в ожидании, заставили пропустить ленч, а потом отбросили, как кукольники марионеток, почувствовав, что от нитей немеют пальцы.
В грузовике, на пути с аэродрома, Мерроу был воплощением любезности. Это очень меня удивило. Видимо, мысль о Дэфни не вызывала у него угрызений совести. Ни единого слова о том, что произошло. Часы показывали четыре тридцать, когда мы возвратились в свою комнату.
Я помылся, надел обмундирование защитного цвета, отправился в магазин для военнослужащих и попросил сидевшего позади зарешеченного окошка старшину отпустить мне коробочку с тремя презервативами.
На этот раз я почти разделял неприязнь Мерроу к сержантам – вечно они насмехаются.
– Подцепили кого-нибудь вчера на танцах в офицерском клубе, сэр? – поинтересовался старшина, сверкнув зубами, вполне достойными красоваться на плакате, рекламирующем новую чудодейственную зубную пасту. – Поздравляем с… – Он, должно быть, хотел сказать: «С быстрой работенкой».
Я не имел особого опыта в подобных делах и почувствовал, как краска стыда, вспыхнув где-то на затылке, покрывает лоб, и вскоре мое лицо, наверно, выглядело, как розовая промокашка, однако у меня хватило самообладания ответить:
– Это подарок для мерзавцев-штабистов, чтобы не забеременела мадам оперативная обстановка, с которой они нянчатся, как с любовницей.
– Желаю вам приятной поездки, сэр! – сказал старшина.
Я взял увольнительную и присоединился к группе отпущенных в Кембридж ровно в тысячу восемьсот часов, как было принято говорить, и это в тот день звучало особенно правдоподобно – именно столько времени, казалось, прошло между тем, как Салли бесцеремонно растолкал меня утром, и восемнадцатью ноль ноль, когда, скрежеща коробкой скоростей, автобус английских ВВС, похожий на игрушку для взрослых, повез нас в смягченный дымкой закат. Весь день, даже в минуты ожидания несостоявшегося вылета, я испытывал какое-то странное, постоянно меняющееся настроение, – наверно, так должен чувствовать себя светлячок, то вспыхивающий, как жаркий огонек, то снова гаснущий и холодный. Меня наполнял свет, как только я вызывал в своем представлении образ Дэфни и видел всю ее совсем близко: обещание счастья в ее глазах, когда она, разговаривая с этим здоровенным буком Бреддоком, время от времени посматривала на меня; ее чуть вздрагивающая рука, будто она держала не обфкновенную пудреницу, а живую птичку; ласковый взгляд, устремленный на маленькое круглое зеркальце, словно она видела в нем не самое себя, а двойника, говорившего: «Ах, это ты! Рада видеть тебя, дорогая». Но чаще всего я представлял, как она смотрит мне прямо в глаза. Снова и снова… Меня удивляла ее тонкая лесть – можно было подумать, что мне оказали неожиданную милость и сделали мэром Донкентауна только потому, что моя физиономия внушила доверие.
Затем свет гаснул, и наступал холод. Я размышлял, действительно ли выбор Дэфни пал на меня; честно говоря, она каждого заставляла чувствовать себя так, будто он и есть единственный избранник. Не потому ли Мерроу так добродушно сегодня настроен, что уже чувствует себя за рулем? Какая глупость не узнать ни ее адреса, ни хотя бы фамилии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132