– Да ведь это просто. Сефрим и Кьяпес – две египетские мумии, приобретенные Фуке. Лафонтен, один из его почитателей, говорит о них в этом небольшом остроумном стихотворении. А теперь ответь мне: кто в Риме интересовался Древним Египтом?
– Вестимо кто: Кирхер.
– То-то же. Кирхер лично изучил мумии Фуке, наведавшись в Марсель, куда их доставили по морю. А результаты изучения изложил в трактате «OEdipus AEgiptiacus».
– Так, значит, Фуке и Кирхер были знакомы?
– Разумеется. Помню, я держал трактат в руках и любовался прекрасным изображением двух саркофагов, которое Кирхер затребовал у одного из собратьев-иезуитов. Автор писем и Кирхер – одно лицо. Но только сегодня я наконец это осознал.
– Я вроде тоже. В одном из писем Фуке назван dominus mumiarum,то есть «хозяин мумий», поскольку он приобрел два саркофага, о которых писал Кирхер.
– Вот мы и подошли к главному.
На самом деле все было запутано. Аббат Мелани удостоверился, что Кирхера с Фуке связывал интерес к мумиям, которые им были приобретены в Марселе и доставлены в Париж. Встретившись с ним лично, а возможно, и через кого-то, Кирхер доверил Фуке тайну. Но переписка их, похищенная Мелани у Кольбера, лишь содержала тайну, не называя ее.
– Так вы, значит, прибыли в Рим не только для того, чтобы разузнать что-то о Фуке, но и для того, чтобы отгадать, о какой тайне идет речь в переписке?
Аббат напустил на себя задумчивый вид, словно некая докучная мысль пронзила его.
– Не все сразу, мой друг. Однако теперь нет смысла отрицать, что дело принимает необычный оборот.
– Вы ведь не случайно остановились в «Оруженосце»?
– Браво. Как ты догадался?
– Просто пораскинул мозгами. Да и вспомнилось, что в письмах, найденных вами, речь о том, что шпионы Кольбера выследили суперинтенданта на площади Фьяметта, неподалеку от церкви Сант-Аполлинаре, что на площади Навона, в двух шагах отсюда.
– Еще раз браво. Я тотчас распознал в тебе задатки умника. Тут-то, ободренный им, я и рискнул:
– Господин де Муре был не кем иным, как Фуке, верно? – Голос мой дрогнул.
Атто воздержался от ответа, да он был и лишним, все было написано на его лице. А вслед за этим стал выяснять: как я догадался? Я и сам не знал. Стечение обстоятельств, казавшихся незначительными, постепенно навело меня на эту мысль. Фуке был французом – Муре тоже. Муре был старым и больным, почти слепым. После двух десятков лет, проведенных в темнице, здоровье узника не могло не пошатнуться. Оба были в возрасте: лет за шестьдесят, под семьдесят. Муре прибыл в сопро – вождении Девизе, не знавшего Италии, как и своей родины, и не вооруженного ничем, кроме музыкальных инструментов. Беглец нуждался в более опытном сопровождающем лице, каким, возможно, и был Помпео Дульчибени. Замечания пожилого г-на (о цене на ткани в Риме, на помол, о доставке продуктов питания из окрестностей Рима) выдавали в нем человека, неплохо осведомленного в торговых сделках.
И это еще не все. Если бы Фуке прятали или он был проездом в Риме, он вряд ли стал бы удаляться от места проживания. Куда бы он в качестве нашего постояльца отправлялся на прогулку под покровом ночи? На площадь Навона либо площадь Фьяметта с собором Сант-Аполлинаре. Помимо всего прочего, как я о том догадался сегодня утром, хотя еще не вполне ясно отдавая себе в том отчет, «Оруженосец» выбирали те, кто не располагал крупными средствами, наш околоток, прежде славившийся лучшими постоялыми и гостиными дворами, теперь безвозвратно пришел в упадок. Однако Муре отнюдь не был стеснен в деньгах, даже напротив. Следовательно, он не желал встреч с людьми своего круга и земляками, несмотря на истекшие годы способными узнать знаменитого в свое время государственного деятеля.
– Отчего вы скрыли от меня правду? – не своим голосом поинтересовался я, пытаясь справиться с обуревавшими меня чувствами.
– Еще не пришло время открыть тебе всего. Если я стану рассказывать все, что знаю, пожалуй, голове твоей несдобровать, – заметил он мне в ответ.
Вскоре, однако, настроение его переменилось, он снова весь зажегся.
– Мне еще столькому нужно научить тебя, помимо искусства строить логические умозаключения.
Впервые я был уверен в его искренности, ведь он признался мне в том горе, которое испытывает, потеряв своего друга. Едва сдерживая слезы, рассказал, что явился в Рим не только ради проверки слухов относительно присутствия Фуке в городе и установления, не ложные ли они и не распространяются ли с целью досадить королю-Солнцу и всей Франции. На самом деле из его рассказа следовало, что он предпринял это долгое путешествие с тем, чтобы свидеться со старым другом, с которым были связаны давние и горькие воспоминания. Находиться в Риме для Фуке было, безусловно, небезопасно: доноситель, известивший о том, где он, Кольбера, рано или поздно мог получить из Парижа определенные указания: задержать Фуке либо в случае неуспеха – убить.
Вот отчего аббат Мелани, как он сам объяснил, явился в Рим во власти перечащих друг другу чувств: надежды свидеться с другом, которого он считал давно умершим, желания сослужить королю верную службу и боязни быть замешанным в какую-либо историю.
– Что вы хотите этим сказать?
– Всем известно, что король никогда ни к кому не питал такой ненависти, как к Фуке. Стоило ему узнать, что Фуке не умер в Пинероло, а жив и на свободе, гнев его непременно вспыхнул бы с новой силой.
Атто поведал мне, как один преданный человек помог ему незаметно покинуть Париж.
– Это копиист, обладающий редким даром подделывать почерк. Добрый малый по фамилии Бюва. Всякий раз, как мне нужно тайно выехать из Парижа, он берет на себя мою переписку. Придворные со всей Европы сообщаются со мной, чтобы получить последние известия, а государи – так тем вынь да положь немедленный ответ, – хвастливо проговорил он.
– А как ваш Бюва узнает, что надо писать?
– Перед отъездом я оставляю ему четкие указания, ведь в политике все предсказуемо. Что до мелочей, связанных с придворной жизнью, – он добывает их сам, оплачивая штат из нескольких осведомителей, и это лучшая система сбора сведений во всей Франции.
Любопытно было узнать, как Атто удается скрывать свой отъезд еще и от короля, но не хотелось его прерывать. Он как раз повествовал о том, что, оказавшись в Риме, напал на след Фуке, но в то самое утро, как переступил порог «Оруженосца», человек, которого мы называли г-ном де Муре, скончался при трагических обстоятельствах. Аббату только и довелось, что присутствовать при последнем вздохе своего благодетеля.
– Узнал ли он вас?
– Увы, нет. Когда я вошел к нему, он уже с трудом дышал, бормоча что-то бессвязное. Я пытался помочь, схватил его за плечи, стал трясти, взывать к нему, но было слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178