Позволил, чтобы на меня давили, чтобы мне льстили…
– А в этот раз? Все действительно будет по-другому? – Николь была настороже. Она никогда и никому больше не поверит на слово.
– Ты примешь меня? – спросил Ким.
– Не знаю. Ты должен будешь приехать в Париж, – сказала Николь. И изумилась собственным словам. Она никогда раньше не ставила мужчинам условия, а теперь… Она была встревожена, и ее терзали дурные предчувствия. – Ты же знаешь, я не могу уехать из Парижа. Моя работа…
– Я могу писать где угодно, – сказал Ким. – Дело здесь не в географии. Салли. Кимджи. «Дело чести». Вот в чем проблема.
– Сложная у тебя жизнь, – сказала Николь.
– И у тебя тоже, – ответил Ким. – Твоя работа, твой герцог…
Николь не стала возражать ему.
5
– Вчера ночью я говорила с Боем, – сказала Николь на следующий день, когда они в третий раз встретились в своем убежище за валунами. – Он подтвердил, что это правда. Что он помолвлен. Странно, но ему, кажется, стало легче, когда я заговорила об этом. Он тут же во всем признался. А когда я спросила его, почему он не сказал об этом мне, он заявил, что ему не хотелось причинять мне боль.
– А он не подумал о том, что тебе будет еще больнее, если ты узнаешь об этом от кого-нибудь другого?
– Он сказал, что это не пришло ему в голову, – ответила Николь.
Когда она разговаривала с Боем, он поинтересовался у нее, помнит ли она, как однажды он заявил, что сделает для нее все, что будет в его силах, или как Хью Эдвард Джордж, или как герцог Меллани. Она помнила, но тогда не поняла, что именно он имеет в виду, а теперь все стало ясно. Как герцог Меллани он был обязан жениться на какой-нибудь женщине, равной ему по происхождению, и произвести на свет породистых наследников. Но как Хью Эдвард Джордж он любил ее, только ее одну, и любит до сих пор. Николь чувствовала себя опустошенной, измученной. Она любила одного человека, и вдруг оказалось, что на самом деле их двое. И тут еще вернулся женатый Ким и стал заводить разговоры о будущем…
– Он очень эгоистичен, – сказал Ким.
– Знаю, – сказала Николь. – А разве не все люди эгоистичны?
– Нет. – Ким подумал о Салли. Салли не была эгоисткой. – Но теперь-то ты собираешься от него уйти? От своего герцога?
– Чтобы ждать тебя?
– Это нечестно, – сказал Ким.
– Но ты ведь именно это подразумеваешь, не так ли? – спросила Николь.
– Не понимаю, как ты можешь оставаться с ним, – сказал Ким, предпочитая не отвечать на ее вопрос. Конечно, она была права… он хотел ее, и ему было нужно, чтобы она его ждала. – Ты слишком хороша для того, чтобы позволять кому-то обращаться с собой так, как это делает он.
– Значит, я слишком хороша для женатого мужчины. Прошу тебя, Ким, не надо говорить об этом, – сказала Николь. – Я свободна. И если я захочу остаться с ним…
– Но почему? Почему? Что за роковое влечение? – спросил Ким. Он не мог поверить в то, что Николь настолько заражена снобизмом и так честолюбива, что готова сносить любые выходки Боя из-за его титула. Как это можно объяснить иначе? – Или все дело в том, что он герцог?
– Нет. И ты это прекрасно знаешь.
– Тогда почему же?
– Я уже сказала тебе, что не хочу говорить об этом, – заявила Николь. – Когда начинаются такие разговоры, я чувствую себя несчастной. – А потом добавила: – Есть вещи, которые невозможно объяснить.
И Ким задумался, пытаясь понять, что она имела в виду и почему она чувствует себя настолько несчастной, что даже не может говорить об этом с ним.
6
– Разве твоего герцога не интересует, куда ты уходишь каждый день? – спросил Ким, когда они в четвертый раз встретились на пляже Гэруп.
– Он знает, – ответила Николь. – Я ему сказала.
– И он не ревнует?
– Ну… – Николь покраснела.
– Что «ну»?
– Бой полагает, что все писатели гомосексуалисты, – призналась она.
– О Господи, – сказал Ким. Сначала он не знал, как к этому отнестись, а потом расхохотался.
Они с Николь не могли оторваться друг от друга и ежедневно занимались любовью по нескольку часов подряд с такой ненасытной страстью, что это удивляло и слегка смущало их самих. Потом они лежали нагишом под лучами солнца. Сперва Николь накрывалась чем-нибудь, но не из скромности, а чтобы спрятаться от солнца.
– Ты бы очень хорошо выглядела загоревшей, – как-то сказал Ким.
– Это совсем не модно, – ответила Николь.
– Загар придает человеку здоровый вид. Не понимаю, почему тебе хочется оставаться такой бледной.
– Загорают только американцы, – заметила она. Она принимала тщательные меры предосторожности, чтобы уберечь свое тело, и даже руки, от солнечных лучей. Для нее загар был признаком тяжелого физического труда. Все крестьяне, работавшие на полях под Ларонель, были загоревшими до черноты, кожа на их руках казалась выдубленной, а складки и морщины на шеях и лицах были словно выжжены палящим солнцем. Представители высших общественных классов подчеркивали свою свободу от подневольного труда на полях тем, что оставались белокожими, намеренно избегая загара.
– Ты бы очень здорово выглядела, – настаивал Ким, – в своей белой одежде и с загаром. Знаешь, тебе ведь не нужно поджариваться на солнце. Достаточно слегка потемнеть.
– Возможно, ты прав. Сара Мерфи прелестно выглядит, – сказала она. – Я попробую, – и она, постепенно и осторожно, ежедневно проводя на солнце немного времени и пользуясь полученным от Сары рецептом, йодом и детским кремом, позволила себе слегка загореть. Через некоторое время кожа Николь покрылась светло-коричневым загаром с розоватым оттенком, и ей было приятно, что теперь она может выходить на улицу без косметики на лице. На четвертый день она превратилась в убежденную сторонницу американской моды на загар.
– Сегодня утром я получил очень интересную телеграмму, – сказал Ким. За все лето он ни разу не был в таком бодром и жизнерадостном настроении. – От человека, которого зовут Джей Берлин. Мы с ним вместе учились в колледже. Теперь он издатель, и ему известно про те трудности, с которыми я столкнулся, пытаясь опубликовать «Дело чести» у Скрибнера. Он пишет, что хочет издать книгу в том виде, в каком она мной написана.
– Это и в самом деле отличная новость! – сказала Николь. – Нет ничего лучше небольшой конкуренции. Я поняла это, когда работала у Ролана Ксавье. Каждый раз, когда у нас возникал спор, я угрожала ему, что уйду на другую фабрику. Однажды я так и сделала, после того как он заявил мне, что набивать гладкое трикотажное полотно невозможно. На другой фабрике с этим справились. Ролан пошел по миру со шляпой в руке.
– Проблема заключается в том, что Перкинс…
– Ага, понимаю. А если бы Перкинс работал у этого Джея Берлина?
– Максвелл никогда не уйдет от Скрибнера, – сказал Ким. – Его имя слишком тесно связано с этой фирмой, со всеми ее бестселлерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– А в этот раз? Все действительно будет по-другому? – Николь была настороже. Она никогда и никому больше не поверит на слово.
– Ты примешь меня? – спросил Ким.
– Не знаю. Ты должен будешь приехать в Париж, – сказала Николь. И изумилась собственным словам. Она никогда раньше не ставила мужчинам условия, а теперь… Она была встревожена, и ее терзали дурные предчувствия. – Ты же знаешь, я не могу уехать из Парижа. Моя работа…
– Я могу писать где угодно, – сказал Ким. – Дело здесь не в географии. Салли. Кимджи. «Дело чести». Вот в чем проблема.
– Сложная у тебя жизнь, – сказала Николь.
– И у тебя тоже, – ответил Ким. – Твоя работа, твой герцог…
Николь не стала возражать ему.
5
– Вчера ночью я говорила с Боем, – сказала Николь на следующий день, когда они в третий раз встретились в своем убежище за валунами. – Он подтвердил, что это правда. Что он помолвлен. Странно, но ему, кажется, стало легче, когда я заговорила об этом. Он тут же во всем признался. А когда я спросила его, почему он не сказал об этом мне, он заявил, что ему не хотелось причинять мне боль.
– А он не подумал о том, что тебе будет еще больнее, если ты узнаешь об этом от кого-нибудь другого?
– Он сказал, что это не пришло ему в голову, – ответила Николь.
Когда она разговаривала с Боем, он поинтересовался у нее, помнит ли она, как однажды он заявил, что сделает для нее все, что будет в его силах, или как Хью Эдвард Джордж, или как герцог Меллани. Она помнила, но тогда не поняла, что именно он имеет в виду, а теперь все стало ясно. Как герцог Меллани он был обязан жениться на какой-нибудь женщине, равной ему по происхождению, и произвести на свет породистых наследников. Но как Хью Эдвард Джордж он любил ее, только ее одну, и любит до сих пор. Николь чувствовала себя опустошенной, измученной. Она любила одного человека, и вдруг оказалось, что на самом деле их двое. И тут еще вернулся женатый Ким и стал заводить разговоры о будущем…
– Он очень эгоистичен, – сказал Ким.
– Знаю, – сказала Николь. – А разве не все люди эгоистичны?
– Нет. – Ким подумал о Салли. Салли не была эгоисткой. – Но теперь-то ты собираешься от него уйти? От своего герцога?
– Чтобы ждать тебя?
– Это нечестно, – сказал Ким.
– Но ты ведь именно это подразумеваешь, не так ли? – спросила Николь.
– Не понимаю, как ты можешь оставаться с ним, – сказал Ким, предпочитая не отвечать на ее вопрос. Конечно, она была права… он хотел ее, и ему было нужно, чтобы она его ждала. – Ты слишком хороша для того, чтобы позволять кому-то обращаться с собой так, как это делает он.
– Значит, я слишком хороша для женатого мужчины. Прошу тебя, Ким, не надо говорить об этом, – сказала Николь. – Я свободна. И если я захочу остаться с ним…
– Но почему? Почему? Что за роковое влечение? – спросил Ким. Он не мог поверить в то, что Николь настолько заражена снобизмом и так честолюбива, что готова сносить любые выходки Боя из-за его титула. Как это можно объяснить иначе? – Или все дело в том, что он герцог?
– Нет. И ты это прекрасно знаешь.
– Тогда почему же?
– Я уже сказала тебе, что не хочу говорить об этом, – заявила Николь. – Когда начинаются такие разговоры, я чувствую себя несчастной. – А потом добавила: – Есть вещи, которые невозможно объяснить.
И Ким задумался, пытаясь понять, что она имела в виду и почему она чувствует себя настолько несчастной, что даже не может говорить об этом с ним.
6
– Разве твоего герцога не интересует, куда ты уходишь каждый день? – спросил Ким, когда они в четвертый раз встретились на пляже Гэруп.
– Он знает, – ответила Николь. – Я ему сказала.
– И он не ревнует?
– Ну… – Николь покраснела.
– Что «ну»?
– Бой полагает, что все писатели гомосексуалисты, – призналась она.
– О Господи, – сказал Ким. Сначала он не знал, как к этому отнестись, а потом расхохотался.
Они с Николь не могли оторваться друг от друга и ежедневно занимались любовью по нескольку часов подряд с такой ненасытной страстью, что это удивляло и слегка смущало их самих. Потом они лежали нагишом под лучами солнца. Сперва Николь накрывалась чем-нибудь, но не из скромности, а чтобы спрятаться от солнца.
– Ты бы очень хорошо выглядела загоревшей, – как-то сказал Ким.
– Это совсем не модно, – ответила Николь.
– Загар придает человеку здоровый вид. Не понимаю, почему тебе хочется оставаться такой бледной.
– Загорают только американцы, – заметила она. Она принимала тщательные меры предосторожности, чтобы уберечь свое тело, и даже руки, от солнечных лучей. Для нее загар был признаком тяжелого физического труда. Все крестьяне, работавшие на полях под Ларонель, были загоревшими до черноты, кожа на их руках казалась выдубленной, а складки и морщины на шеях и лицах были словно выжжены палящим солнцем. Представители высших общественных классов подчеркивали свою свободу от подневольного труда на полях тем, что оставались белокожими, намеренно избегая загара.
– Ты бы очень здорово выглядела, – настаивал Ким, – в своей белой одежде и с загаром. Знаешь, тебе ведь не нужно поджариваться на солнце. Достаточно слегка потемнеть.
– Возможно, ты прав. Сара Мерфи прелестно выглядит, – сказала она. – Я попробую, – и она, постепенно и осторожно, ежедневно проводя на солнце немного времени и пользуясь полученным от Сары рецептом, йодом и детским кремом, позволила себе слегка загореть. Через некоторое время кожа Николь покрылась светло-коричневым загаром с розоватым оттенком, и ей было приятно, что теперь она может выходить на улицу без косметики на лице. На четвертый день она превратилась в убежденную сторонницу американской моды на загар.
– Сегодня утром я получил очень интересную телеграмму, – сказал Ким. За все лето он ни разу не был в таком бодром и жизнерадостном настроении. – От человека, которого зовут Джей Берлин. Мы с ним вместе учились в колледже. Теперь он издатель, и ему известно про те трудности, с которыми я столкнулся, пытаясь опубликовать «Дело чести» у Скрибнера. Он пишет, что хочет издать книгу в том виде, в каком она мной написана.
– Это и в самом деле отличная новость! – сказала Николь. – Нет ничего лучше небольшой конкуренции. Я поняла это, когда работала у Ролана Ксавье. Каждый раз, когда у нас возникал спор, я угрожала ему, что уйду на другую фабрику. Однажды я так и сделала, после того как он заявил мне, что набивать гладкое трикотажное полотно невозможно. На другой фабрике с этим справились. Ролан пошел по миру со шляпой в руке.
– Проблема заключается в том, что Перкинс…
– Ага, понимаю. А если бы Перкинс работал у этого Джея Берлина?
– Максвелл никогда не уйдет от Скрибнера, – сказал Ким. – Его имя слишком тесно связано с этой фирмой, со всеми ее бестселлерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101