Он раскален. Надо думать об эвакуации. «Но я колеблюсь. Если потушить реактор, радиоактивность должна уменьшиться или исчезнуть…»
– Не торопитесь с эвакуацией, – спокойно, но было видно, это деланное спокойствие, сказал Щербина. Внутри у него, чувствовалось, клокотала бессильная ярость.
Ах, как ему хотелось, чтобы не было эвакуации! Ведь так все хорошо началось у Майорца в новом министерстве. И коэффициент установленной мощности повысили, и частота в энергосистемах стабилизировалась… И вот тебе…
После Майорца выступали Шашарин, Прушинский, генерал Бердов, Гаманюк, Воробьев, командующий химвойск генерал-полковник Пикалов, от проектировщиков Куклин и Конвиз, от дирекции АЭС – Фомин и Брюханов.
Выслушав всех, Щербина пригласил присутствующих к коллективному размышлению.
– Думайте, товарищи, предлагайте. Сейчас нужен мозговой штурм. Не поверю, чтобы нельзя было погасить какой-то там реактор. Газовые скважины гасили, не такой огонь там был – огненная буря. Но гасили же!
И начался мозговой штурм. Каждый говорил, что в голову взбредет. В этом и заключается способ мозгового штурма. Даже какая-нибудь ерунда, околесица, ересь может неожиданно натолкнуть на дельную мысль. Чего только не предлагалось: и поднять на вертолете огромный бак с водой и бросить его на реактор, и сделать своего рода атомного «троянского коня» в виде огромного полого бетонного куба. Затолкать туда людей и двинуть этот куб на реактор, а уж, подобравшись близко, забросить этот самый реактор чем-нибудь…
Кто-то дельно спросил:
– А как же эту железобетонную махину, то бишь «троянского коня», двигать? Колеса нужны и мотор.
Идея сразу была отвергнута.
Высказал мысль и сам Щербина. Он предложил нагнать в подводящий канал, что рядом с блоком, водомерные пожарные катера и оттуда залить водой горящий реактор. Но кто-то из физиков объяснил, что ядерный огонь водой не загасишь, активность еще больше попрет. Вода будет испаряться, и пар с топливом накроет все кругом. Идея катеров отпала.
Наконец кто-то вспомнил, что огонь, в том числе и ядерный, безвредно гасить песком…
И тут стало ясно, что без авиации не обойтись. Срочно запросили из Киева вертолетчиков.
Заместитель командующего ВВС Киевского военного округа генерал-майор Николай Тимофеевич Антошкин был уже в пути по дороге в Чернобыль.
Приказ из округа получил вечером 26 апреля: «Срочно убыть в город Припять. Аварийный атомный блок решили засыпать песком. Высота реактора тридцать метров. Видимо, кроме вертолетов на это дело никакая другая техника не годится… В Припяти действуйте по обстановке… Держите с нами связь постоянно…»
Военные вертолетчики дислоцировались далеко от Припяти и Чернобыля. Надо перебрасывать ближе…
Пока генерал Н. Т. Антошкин был в пути, Правительственная комиссия решала вопрос об эвакуации. Особенно настаивали на эвакуации представители Гражданской обороны и медики из Минздрава СССР.
– Эвакуация необходима немедленно! – горячо доказывал заместитель министра здравоохранения Е. И. Воробьев. – В воздухе плутоний, цезий, стронций… Состояние пострадавших в медсанчасти говорит об очень высоких радиационных полях. Щитовидки людей, детей в том числе, нашпигованы радиоактивным йодом. Профилактику йодистым калием никто не делает… Поразительно!..
Щербина прервал его:
– Эвакуируем город утром 27 апреля. Всю тысячу сто автобусов подтянуть ночью на шоссе между Чернобылем и Припятью. Вас, генерал Бердов, прошу выставить посты к каждому дому. Никого не выпускать на улицу. Гражданской обороне утром объявить по радио необходимые сведения населению. А также уточненное время эвакуации. Разнести по квартирам таблетки йодистого калия. Привлеките для этой цели комсомольцев… А сейчас мы с Шашариным и Легасовым полетим к реактору. Ночью виднее…
Щербина, Шашарин и Легасов на вертолете гражданской обороны поднялись в ночное радиоактивное небо Припяти и зависли над аварийным блоком. Щербина в бинокль рассматривал раскаленный до ярко-желтого цвета реактор, на фоне которого хорошо были видны темноватый дым и языки пламени. А в расщелинах справа и слева, в недрах разрушенной активной зоны просвечивала мерцающая звездная голубизна. Казалось, будто кто-то всемогущий накачивал огромные невидимые меха, раздувая этот гигантский, 20-метрового диаметра, ядерный горн. Щербина с уважением смотрел на это огненное атомное чудище, несомненно обладавшее большей, чем он, зампред Совмина СССР, властью. Настолько больше, что перечеркнуло уже судьбы многих больших начальников и его, Щербину, способно освободить от должности. Серьезный противник, ничего не скажешь…
– Ишь, как разгорелся! – будто про себя говорил Щербина. – И сколько же в этот кратер, – букву «е» в слове «кратер» он произносил очень мягко, – надо песку кинуть?
– Полностью собранный и загруженный топливом реактор весит десять тысяч тонн, – ответил Шашарин. – Если выбросило половину графита и топлива – это где-то около тысячи тонн, образовалась яма глубиной до четырех метров и в диаметре метров двадцать. У песка больший удельный вес, чем у графита… Думаю, три-четыре тысячи тонн песка надо будет бросить…
– Вертолетчикам придется поработать, – сказал Щербина. – Какая активность на высоте двести пятьдесят метров?
– Триста рентген в час… Но когда в реактор полетит груз, поднимется ядерная пыль и активность на этой высоте резко возрастет. А «бомбить» придется с меньшей высоты…
Вертолет сошел с кратера.
Щербина был сравнительно спокоен. Но это спокойствие объяснялось не только выдержкой зампреда, но в значительной степени его недостаточной осведомленностью в атомных вопросах, а также неопределенностью ситуации. Уже через несколько часов, когда будут приняты первые решения, он станет кричать на подчиненных во всю силу легких, торопить, обвиняя в медлительности и во всех смертных грехах…
27 апреля 1986 года
Рассказывает полковник В. Филатов:
«Было уже далеко за полночь 27 апреля, когда в здание горкома КПСС вошел генерал-майор авиации Н. Т. Антошкин. Еще подъезжая к Припяти, он обратил внимание, что в окнах всех учреждений полыхал полный свет. Город не спал, гудел, как растревоженный улей. В горкоме битком людей.
Сразу доложил Щербине о своем прибытии.
Щербина сказал:
– На вас и на ваших вертолетчиков, генерал, сейчас вся надежда. Кратер надо запечатать песком наглухо. Сверху. Ниоткуда больше к реактору не подступиться. Только сверху. Только ваши вертолетчики…
– Когда начинать? – спросил генерал Антошкин.
– Когда начинать? – удивленно вскинулся Щербина. – Прямо сейчас, немедленно.
– Нельзя, Борис Евдокимович. Еще не перебазировались вертолеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Не торопитесь с эвакуацией, – спокойно, но было видно, это деланное спокойствие, сказал Щербина. Внутри у него, чувствовалось, клокотала бессильная ярость.
Ах, как ему хотелось, чтобы не было эвакуации! Ведь так все хорошо началось у Майорца в новом министерстве. И коэффициент установленной мощности повысили, и частота в энергосистемах стабилизировалась… И вот тебе…
После Майорца выступали Шашарин, Прушинский, генерал Бердов, Гаманюк, Воробьев, командующий химвойск генерал-полковник Пикалов, от проектировщиков Куклин и Конвиз, от дирекции АЭС – Фомин и Брюханов.
Выслушав всех, Щербина пригласил присутствующих к коллективному размышлению.
– Думайте, товарищи, предлагайте. Сейчас нужен мозговой штурм. Не поверю, чтобы нельзя было погасить какой-то там реактор. Газовые скважины гасили, не такой огонь там был – огненная буря. Но гасили же!
И начался мозговой штурм. Каждый говорил, что в голову взбредет. В этом и заключается способ мозгового штурма. Даже какая-нибудь ерунда, околесица, ересь может неожиданно натолкнуть на дельную мысль. Чего только не предлагалось: и поднять на вертолете огромный бак с водой и бросить его на реактор, и сделать своего рода атомного «троянского коня» в виде огромного полого бетонного куба. Затолкать туда людей и двинуть этот куб на реактор, а уж, подобравшись близко, забросить этот самый реактор чем-нибудь…
Кто-то дельно спросил:
– А как же эту железобетонную махину, то бишь «троянского коня», двигать? Колеса нужны и мотор.
Идея сразу была отвергнута.
Высказал мысль и сам Щербина. Он предложил нагнать в подводящий канал, что рядом с блоком, водомерные пожарные катера и оттуда залить водой горящий реактор. Но кто-то из физиков объяснил, что ядерный огонь водой не загасишь, активность еще больше попрет. Вода будет испаряться, и пар с топливом накроет все кругом. Идея катеров отпала.
Наконец кто-то вспомнил, что огонь, в том числе и ядерный, безвредно гасить песком…
И тут стало ясно, что без авиации не обойтись. Срочно запросили из Киева вертолетчиков.
Заместитель командующего ВВС Киевского военного округа генерал-майор Николай Тимофеевич Антошкин был уже в пути по дороге в Чернобыль.
Приказ из округа получил вечером 26 апреля: «Срочно убыть в город Припять. Аварийный атомный блок решили засыпать песком. Высота реактора тридцать метров. Видимо, кроме вертолетов на это дело никакая другая техника не годится… В Припяти действуйте по обстановке… Держите с нами связь постоянно…»
Военные вертолетчики дислоцировались далеко от Припяти и Чернобыля. Надо перебрасывать ближе…
Пока генерал Н. Т. Антошкин был в пути, Правительственная комиссия решала вопрос об эвакуации. Особенно настаивали на эвакуации представители Гражданской обороны и медики из Минздрава СССР.
– Эвакуация необходима немедленно! – горячо доказывал заместитель министра здравоохранения Е. И. Воробьев. – В воздухе плутоний, цезий, стронций… Состояние пострадавших в медсанчасти говорит об очень высоких радиационных полях. Щитовидки людей, детей в том числе, нашпигованы радиоактивным йодом. Профилактику йодистым калием никто не делает… Поразительно!..
Щербина прервал его:
– Эвакуируем город утром 27 апреля. Всю тысячу сто автобусов подтянуть ночью на шоссе между Чернобылем и Припятью. Вас, генерал Бердов, прошу выставить посты к каждому дому. Никого не выпускать на улицу. Гражданской обороне утром объявить по радио необходимые сведения населению. А также уточненное время эвакуации. Разнести по квартирам таблетки йодистого калия. Привлеките для этой цели комсомольцев… А сейчас мы с Шашариным и Легасовым полетим к реактору. Ночью виднее…
Щербина, Шашарин и Легасов на вертолете гражданской обороны поднялись в ночное радиоактивное небо Припяти и зависли над аварийным блоком. Щербина в бинокль рассматривал раскаленный до ярко-желтого цвета реактор, на фоне которого хорошо были видны темноватый дым и языки пламени. А в расщелинах справа и слева, в недрах разрушенной активной зоны просвечивала мерцающая звездная голубизна. Казалось, будто кто-то всемогущий накачивал огромные невидимые меха, раздувая этот гигантский, 20-метрового диаметра, ядерный горн. Щербина с уважением смотрел на это огненное атомное чудище, несомненно обладавшее большей, чем он, зампред Совмина СССР, властью. Настолько больше, что перечеркнуло уже судьбы многих больших начальников и его, Щербину, способно освободить от должности. Серьезный противник, ничего не скажешь…
– Ишь, как разгорелся! – будто про себя говорил Щербина. – И сколько же в этот кратер, – букву «е» в слове «кратер» он произносил очень мягко, – надо песку кинуть?
– Полностью собранный и загруженный топливом реактор весит десять тысяч тонн, – ответил Шашарин. – Если выбросило половину графита и топлива – это где-то около тысячи тонн, образовалась яма глубиной до четырех метров и в диаметре метров двадцать. У песка больший удельный вес, чем у графита… Думаю, три-четыре тысячи тонн песка надо будет бросить…
– Вертолетчикам придется поработать, – сказал Щербина. – Какая активность на высоте двести пятьдесят метров?
– Триста рентген в час… Но когда в реактор полетит груз, поднимется ядерная пыль и активность на этой высоте резко возрастет. А «бомбить» придется с меньшей высоты…
Вертолет сошел с кратера.
Щербина был сравнительно спокоен. Но это спокойствие объяснялось не только выдержкой зампреда, но в значительной степени его недостаточной осведомленностью в атомных вопросах, а также неопределенностью ситуации. Уже через несколько часов, когда будут приняты первые решения, он станет кричать на подчиненных во всю силу легких, торопить, обвиняя в медлительности и во всех смертных грехах…
27 апреля 1986 года
Рассказывает полковник В. Филатов:
«Было уже далеко за полночь 27 апреля, когда в здание горкома КПСС вошел генерал-майор авиации Н. Т. Антошкин. Еще подъезжая к Припяти, он обратил внимание, что в окнах всех учреждений полыхал полный свет. Город не спал, гудел, как растревоженный улей. В горкоме битком людей.
Сразу доложил Щербине о своем прибытии.
Щербина сказал:
– На вас и на ваших вертолетчиков, генерал, сейчас вся надежда. Кратер надо запечатать песком наглухо. Сверху. Ниоткуда больше к реактору не подступиться. Только сверху. Только ваши вертолетчики…
– Когда начинать? – спросил генерал Антошкин.
– Когда начинать? – удивленно вскинулся Щербина. – Прямо сейчас, немедленно.
– Нельзя, Борис Евдокимович. Еще не перебазировались вертолеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76