– Несправедливо, что из-за него страдать пришлось тебе, Софи! Почему ты просто не рассмеялась в лицо Пинтеру и не послала его ко всем чертям? И почему не обратилась к нам, когда мы встретились этой весной?
Наконец она нашла в себе силы повернуться к нему. Лицо его окаменело, как, бывало, после сражения, когда он смотрел на убитых и раненых солдат, и было очень бледным.
– Уолтер был моим мужем, Натаниель, – сказала она. – И он был достойным человеком – да, был, несмотря на измену мне. И был хорошим офицером, который честно исполнял свой долг. Он храбро сражался, хотя и не был таким блестящим военным, как вы четверо. По странной прихоти судьбы он достиг великой славы после своей смерти – но ведь он действительно спас герцога Веллингтона и других выдающихся офицеров. И он действительно отдал свою жизнь в попытке спасти товарища. Разразился бы страшный скандал, если бы их тайна вышла наружу. И его позор пережил бы его славу. Его имя повсюду произносили бы с отвращением и презрением.
– Но при всем том он предал тебя, – напомнил Натаниель.
– Это не было бы для меня оправданием, если бы я отказалась скрывать его тайну. Кроме того, я должна была подумать о своих близких, о том, чтобы не скомпрометировать их репутацию. Эдвин и Беатрис – добрые и порядочные люди, они не заслужили позора. Сара только что вступила в удачный брак, но разве она смогла бы это сделать, если бы разразился скандал! Льюис уже завтра станет мужем твоей сестры – этого счастья он тоже был бы лишен. Дело моего брата процветает, и я очень рада, потому что ему нужно содержать четырех детей. Он мог бы разориться, если бы стала известна его родственная связь с таким преступником. И о себе я тоже не забывала. – По ее губам скользнула улыбка. – Как хорошо обладать независимостью и добрым именем!
– Но, Софи, почему же ты не рассказала об этом хотя бы нам? Мы гораздо раньше сумели бы избавить тебя от этих мучений.
– Я не хотела, чтобы вы об этом знали. Для меня, Натаниель, вы были богами – поверь, я почти не преувеличиваю. Все вы были для меня дорогими людьми, особенно ты. Я и подумать не могла о том, чтобы увидеть отвращение у тебя на лице…
– Софи, дорогая моя Софи, неужели ты так плохо представляешь себе сущность дружеских отношений?
– Хранить тайну, никому не доверять свои переживания – стало для меня второй натурой. С восемнадцати лет я оказалась предоставленной самой себе и сама должна была решать, как поступать. Пойми, я вовсе не жалуюсь. Напротив, думаю, что в каком-то отношении это дало мне определенную закалку, развило мою волю, чего при других обстоятельствах могло бы и не быть. Но я всегда очень дорожила своими близкими друзьями.
Я не виделась с вами три года. Но всегда хранила, как великую драгоценность, то письмо, которое ты прислал мне после моего представления в Карлтон-Хаусе. И когда в то утро я встретилась с вами в парке – я внезапно поняла, что ты… что не забыла тебя. И даже если бы расстались и не встречались бы еще три года, я не хотела потерять твое расположение и дружбу.
– И тем не менее ты приказала нам убираться ко всем чертям – разумеется, в более подходящих для леди выражениях.
– Я знаю, почему Борис Пинтер так ненавидел Уолтера и почему Уолтер воспрепятствовал его продвижению вчине.
– Да. – Натаниель поднял руку. – Нужно не так уж много воображения, чтобы это понять, не так ли? Софи, я благодарю тебя за доверие, за то, что ты обо всем мне рассказала. Я понимаю, что все, что ты подавляла в себе все эти годы, сейчас проявляется. И понимаю, что ты не решилась бы довериться никому, кроме особенно близкого тебе друга. Поверь, я это очень ценю.
– И ты меня ненавидишь? – Из глаз Софи брызнули слезы, как ни старалась она их сдержать. – Тебе отвратительна мысль о том, что Джорджина выйдет замуж за Льюиса, племянника Уолтера?
– Льюис – это Льюис, – сказал он. – Я смотрю на него как на молодого человека, которому удалось завоевать любовь моей сестры и который достаточно достоин и приятен, чтобы получить мое одобрение. Я рад за них обоих. А ты, Софи? Думаю, ты знаешь, какие чувства я к тебе питаю. Уж во всяком случае, не ненависть. Но я вижу, тебе дурно… Позволь мне поддержать тебя.
О чем он говорит? Нет, откуда ей знать, какие чувства он к ней испытывает. О чем он? Впрочем, не важно… Он прав – всю ее вдруг пронизала невыносимая слабость. Она неуверенно шагнула к нему, позволила ему обвить свой стан и притянуть к себе. Потом ее голова упала ему на грудь, и она ощутила такой знакомый и милый запах его одеколона. На данный момент он был ее дорогим другом, и ей было этого достаточно.
– Я не хотела обременять вас своими признаниями, – через некоторое время произнесла она.
– Это вовсе не обременение, а привилегия.
– Натаниель. – Подняв голову, она посмотрела на его прекрасное лицо. – Ты самый добрый человек в мире!
Он нагнулся и поцеловал ее в губы.
Она отпрянула, когда он снова поднял голову, чувствуя себя совершенно опустошенной и вместе с тем полностью умиротворенной после своего признания.
– Мне нужно выйти на воздух, – сказала она. – Я хотела бы пройтись пешком до коттеджа Лавинии. Ты не станешь возражать, если я пойду туда одна?
Он внимательно всматривался в ее глаза.
– Нет, если ты этого хочешь.
– Да, хочу. – Она с сожалением улыбнулась. – А тебе, Натаниель, еще нужно приготовиться к завтрашней свадьбе. Я и так отняла у тебя слишком много времени. Надеюсь, все пройдет хорошо, впрочем, я даже в этом уверена.
– Когда здесь четыре сестры, не считая самой Джорджины, и при этом каждая заявляет, что является тонким знатоком свадебных церемоний, как это может пройти плохо?
Они улыбнулись друг другу, затем она решительно повернулась и направилась назад по галерее, оставив его стоять на месте.
Если бы она не ушла, он мог бы снова ее поцеловать и, чего доброго, снова предложил бы ей выйти за него замуж, на этот раз подталкиваемый глубоким сочувствием – как она могла думать, что Натаниель воспримет ее откровения с отвращением?
Если бы он сделал ей предложение, она могла бы допустить слабость и на этот раз согласиться. София чуть ли не бегом спустилась по лестнице и оказалась под сияющим солнцем – облака плыли высоко в небе. Она видела его дом, еще раз с ним увиделась, доверила ему свои самые интимные переживания и ощутила сильную нежность его рук.
И поняла, как он ей нужен.
Нет, не нужен, думала она, чувствуя на лице ласковое солнечное тепло и быстро спускаясь с холма в сторону деревни. Никто ей не нужен. И она любила его слишком глубоко, чтобы обременять собой.
До завтра нужно будет как следует успокоиться и настроиться соответственно свадебному дню. Она зашагала быстрее с улыбкой на губах. Не сознавая того, она рассуждала и выглядела как старушка Софи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Наконец она нашла в себе силы повернуться к нему. Лицо его окаменело, как, бывало, после сражения, когда он смотрел на убитых и раненых солдат, и было очень бледным.
– Уолтер был моим мужем, Натаниель, – сказала она. – И он был достойным человеком – да, был, несмотря на измену мне. И был хорошим офицером, который честно исполнял свой долг. Он храбро сражался, хотя и не был таким блестящим военным, как вы четверо. По странной прихоти судьбы он достиг великой славы после своей смерти – но ведь он действительно спас герцога Веллингтона и других выдающихся офицеров. И он действительно отдал свою жизнь в попытке спасти товарища. Разразился бы страшный скандал, если бы их тайна вышла наружу. И его позор пережил бы его славу. Его имя повсюду произносили бы с отвращением и презрением.
– Но при всем том он предал тебя, – напомнил Натаниель.
– Это не было бы для меня оправданием, если бы я отказалась скрывать его тайну. Кроме того, я должна была подумать о своих близких, о том, чтобы не скомпрометировать их репутацию. Эдвин и Беатрис – добрые и порядочные люди, они не заслужили позора. Сара только что вступила в удачный брак, но разве она смогла бы это сделать, если бы разразился скандал! Льюис уже завтра станет мужем твоей сестры – этого счастья он тоже был бы лишен. Дело моего брата процветает, и я очень рада, потому что ему нужно содержать четырех детей. Он мог бы разориться, если бы стала известна его родственная связь с таким преступником. И о себе я тоже не забывала. – По ее губам скользнула улыбка. – Как хорошо обладать независимостью и добрым именем!
– Но, Софи, почему же ты не рассказала об этом хотя бы нам? Мы гораздо раньше сумели бы избавить тебя от этих мучений.
– Я не хотела, чтобы вы об этом знали. Для меня, Натаниель, вы были богами – поверь, я почти не преувеличиваю. Все вы были для меня дорогими людьми, особенно ты. Я и подумать не могла о том, чтобы увидеть отвращение у тебя на лице…
– Софи, дорогая моя Софи, неужели ты так плохо представляешь себе сущность дружеских отношений?
– Хранить тайну, никому не доверять свои переживания – стало для меня второй натурой. С восемнадцати лет я оказалась предоставленной самой себе и сама должна была решать, как поступать. Пойми, я вовсе не жалуюсь. Напротив, думаю, что в каком-то отношении это дало мне определенную закалку, развило мою волю, чего при других обстоятельствах могло бы и не быть. Но я всегда очень дорожила своими близкими друзьями.
Я не виделась с вами три года. Но всегда хранила, как великую драгоценность, то письмо, которое ты прислал мне после моего представления в Карлтон-Хаусе. И когда в то утро я встретилась с вами в парке – я внезапно поняла, что ты… что не забыла тебя. И даже если бы расстались и не встречались бы еще три года, я не хотела потерять твое расположение и дружбу.
– И тем не менее ты приказала нам убираться ко всем чертям – разумеется, в более подходящих для леди выражениях.
– Я знаю, почему Борис Пинтер так ненавидел Уолтера и почему Уолтер воспрепятствовал его продвижению вчине.
– Да. – Натаниель поднял руку. – Нужно не так уж много воображения, чтобы это понять, не так ли? Софи, я благодарю тебя за доверие, за то, что ты обо всем мне рассказала. Я понимаю, что все, что ты подавляла в себе все эти годы, сейчас проявляется. И понимаю, что ты не решилась бы довериться никому, кроме особенно близкого тебе друга. Поверь, я это очень ценю.
– И ты меня ненавидишь? – Из глаз Софи брызнули слезы, как ни старалась она их сдержать. – Тебе отвратительна мысль о том, что Джорджина выйдет замуж за Льюиса, племянника Уолтера?
– Льюис – это Льюис, – сказал он. – Я смотрю на него как на молодого человека, которому удалось завоевать любовь моей сестры и который достаточно достоин и приятен, чтобы получить мое одобрение. Я рад за них обоих. А ты, Софи? Думаю, ты знаешь, какие чувства я к тебе питаю. Уж во всяком случае, не ненависть. Но я вижу, тебе дурно… Позволь мне поддержать тебя.
О чем он говорит? Нет, откуда ей знать, какие чувства он к ней испытывает. О чем он? Впрочем, не важно… Он прав – всю ее вдруг пронизала невыносимая слабость. Она неуверенно шагнула к нему, позволила ему обвить свой стан и притянуть к себе. Потом ее голова упала ему на грудь, и она ощутила такой знакомый и милый запах его одеколона. На данный момент он был ее дорогим другом, и ей было этого достаточно.
– Я не хотела обременять вас своими признаниями, – через некоторое время произнесла она.
– Это вовсе не обременение, а привилегия.
– Натаниель. – Подняв голову, она посмотрела на его прекрасное лицо. – Ты самый добрый человек в мире!
Он нагнулся и поцеловал ее в губы.
Она отпрянула, когда он снова поднял голову, чувствуя себя совершенно опустошенной и вместе с тем полностью умиротворенной после своего признания.
– Мне нужно выйти на воздух, – сказала она. – Я хотела бы пройтись пешком до коттеджа Лавинии. Ты не станешь возражать, если я пойду туда одна?
Он внимательно всматривался в ее глаза.
– Нет, если ты этого хочешь.
– Да, хочу. – Она с сожалением улыбнулась. – А тебе, Натаниель, еще нужно приготовиться к завтрашней свадьбе. Я и так отняла у тебя слишком много времени. Надеюсь, все пройдет хорошо, впрочем, я даже в этом уверена.
– Когда здесь четыре сестры, не считая самой Джорджины, и при этом каждая заявляет, что является тонким знатоком свадебных церемоний, как это может пройти плохо?
Они улыбнулись друг другу, затем она решительно повернулась и направилась назад по галерее, оставив его стоять на месте.
Если бы она не ушла, он мог бы снова ее поцеловать и, чего доброго, снова предложил бы ей выйти за него замуж, на этот раз подталкиваемый глубоким сочувствием – как она могла думать, что Натаниель воспримет ее откровения с отвращением?
Если бы он сделал ей предложение, она могла бы допустить слабость и на этот раз согласиться. София чуть ли не бегом спустилась по лестнице и оказалась под сияющим солнцем – облака плыли высоко в небе. Она видела его дом, еще раз с ним увиделась, доверила ему свои самые интимные переживания и ощутила сильную нежность его рук.
И поняла, как он ей нужен.
Нет, не нужен, думала она, чувствуя на лице ласковое солнечное тепло и быстро спускаясь с холма в сторону деревни. Никто ей не нужен. И она любила его слишком глубоко, чтобы обременять собой.
До завтра нужно будет как следует успокоиться и настроиться соответственно свадебному дню. Она зашагала быстрее с улыбкой на губах. Не сознавая того, она рассуждала и выглядела как старушка Софи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82