такие – в шелке и золоте – не выдают свои чувства на осмеяние толпе.
– Вещи я пока оставлю здесь, хорошо? – Лойнна торопливо накинула на плечи серебристо-черный палантин, подхватила плащ и неразлучную кожаную сумку.
– Конечно, как скажете, – присела в книксене Леера.
– Ах, да, держи. – Ведьма, спохватившись, бросила ей три золотые монеты. – Спасибо за заботу!
– Что вы, госпожа! – испугалась девушка. – Мне хозяин за такое голову открутит!
– Пусть только попробует, – мрачно хмыкнула Лойнна, проверяя шнуровку на высоких сапогах. – С каких это пор здесь запрещены чаевые?
– Да разве ж это чаевые?!
– А ты не болтай на каждом углу, сколько я тебе дала на чай, – и проблем не будет! – подмигнула ведьма, скрываясь за дверью.
Знакомых во дворце оказалось больше, чем Лойнна рассчитывала. С ней здоровались все подряд, даже те, кого она и в лицо-то не помнила. Зато они помнили. Ведьму, в чьих глазах плясало дикое пламя костра, отражающееся от лакированного бока не умолкающей ни на миг гитары. И женщину, сумевшую пробиться сквозь броню закостенелого цинизма пришлых наемников, которые теперь наравне с жителями Митьессы радовались избавлению от тагров.
Впрочем, кое-кого, разумеется, помнила и она сама, так что пойманному за рукав Найону пришлось рассказывать все, что ведьма пропустила.
– Ну мы приехали под утро, – сбивчиво объяснял он. – Там днем магов господин Церхад инструктировал, какие-то схемы объяснял, заклинания советовал… я не слушал, признаться… а ночью в лабиринты пошли. И следующей – тоже. А потом, как оказалось, что тагров всех подчистую перебили, маги в нескольких местах осыпали лабиринты – на будущее – и люки тоже сомкнули. А вчера вечером во дворец прибыли. Кто спать завалился, у кого силы были – в пиршественный зал, там гулянка была такая, что за версту окрест слышно…
– А Церхад? – Лойнна мысленно обругала себя сентиментальной дурой, но удержаться от вопроса не смогла.
– Уходил куда-то. Под утро вернулся. Домна, нам бы уже пора в тронный зал…
– Да-да, – рассеянно кивнула она, подавая ему руку. – Идем.
Награждали их вместе, но церемонии Лойнна не запомнила. Как и, собственно, присвоенного ей теперь титула. Потому что меньше всего ее интересовали зачитываемые с длиннющего свитка слова короля (порой ей казалось, что ему подсунули два одинаковых экземпляра, а он читает их подряд, не замечая этого), когда рядом коленопреклоненный, со скучающим выражением на лице стоял Церхад.
Рукава светлой рубашки привычно закатаны до локтей, на лоб падает непослушная прядь смоляных волос, явно не видевших сегодня расчески, словно он не на королевский прием явился, а на вечерние посиделки у костра. И это оказалось самым тяжелым – видеть его в каком-то полушаге, такого привычного, повседневного и знакомого, не задумывающегося о своем внешнем виде ни на миг, и чувствовать, что он от нее еще дальше, чем три дня назад, когда их разделяли версты.
Он не излучал даже холода, не отводил глаза, а просто скользил по ней взглядом, так же невозмутимо и равнодушно, как по любой из незнакомых ему дам, собравшихся посмотреть на титулованного теперь мага целой толпой.
Лойнна решительно отогнала подступившие слезы, презрительно дернула плечом («Я гордая, никто мне не нужен!») и, с трудом дождавшись окончания нудной церемонии, отыскала развеселого, но вроде бы трезвого пока Райдаса.
– Огня и воды!
– О, рад видеть! – искренне воскликнул Всадник, легко подхватывая и поднося к губам ее холодную руку. – А то я уже испугался!
«Ну хоть кто-то сегодня по-настоящему рад меня видеть!» – тоскливо подумала ведьма, благодарно сжимая мужскую ладонь.
– Чего испугался? – не поняла она.
– Ну… – Райдас на мгновение запнулся, но умолкнуть под ее настойчивым взглядом не смог. – Просто боялся, как бы с тобой – ничего, что на «ты»? – как бы с тобой что не случилось.
– Ничего, в самый раз, – разрешила Лойнна. – А откуда вдруг вообще такие мысли?
– Да просто Церхад на следующую ночь, как ты с Найоном уехала, сначала сидел-сидел неподвижно так, потом вдруг как подскочит, как про тебя… хм…
– Ладно, я догадалась, – сухо кивнула Лойнна, без особой радости представляя себе, что мог сказать тогда по ее адресу разъяренный маг. – Дальше?
– А дальше исчез куда-то, – развел руками Райдас. – В смысле, телепортировался. Вернулся часа через два, мрачный, как упырь, так и ходит до сих пор. Вот я грешным делом и подумал, как бы не из-за тебя… Так ничего не случилось?
Лойнне ужасно захотелось уткнуться лбом ему в плечо и пожаловаться. Но она только тяжело вздохнула:
– Да… Нет, ничего, Райдас, не обращай на меня внимания. Я просто не люблю эти дурацкие придворные церемонии.
Значит, на два часа… Ох, неспроста Леера такая добрая и услужливая была… и от денег отказывалась отнюдь не из-за хозяина, а потому что уже получила… и как бы не в два раза больше… Добродеятель чертов!
– Кто же любит церемонии? – рассмеялся Райдас, подхватывая ее под руку и увлекая прочь из зала. – Разве это праздник? Не-е-ет, Лойнна, праздник – это когда собирается весь честной народ и начинает этот твой титул обмывать…
– Что?!
– Конечно, – невозмутимо подтвердил Всадник. – Через полчаса в дворцовом парке, по доброте душевной отданном его величеством нам на растерзание, начнется настоящий пир, а пока ребята дрова таскают, воду, шашлыки жарят… И не говори, что ты туда не пойдешь!
– Но я…
– Лойнна, даже и не думай! Обижусь лично!
В конечном счете Лойнна не пожалела, хоть поначалу только и думала о том, куда бы ей сбежать с этого празднества, плавно перетекающего в банальную попойку, а Райдас делал страшные глаза и украдкой показывал кулак, пресекая каждую попытку побега.
Но потом втянулась, оценила и вправду великолепно прожаренные шашлыки, которые, уже сняв с костра, украсили дольками свежих (и бог весть где взятых!) помидоров, чтобы те не обуглились до съежившейся кожицы над открытым огнем.
От вина она категорически отказалась, в голове и так подозрительно шумело, пламя костра размывало лица сидящих по ту сторону от него, хотя в одно из них она пристально вглядывалась, плюнув на гордость и злость, но оно ни разу не повернулось в ее сторону, хотя прочие не сводили с ведьмы глаз.
Когда ей в третий раз вложили в руки гитару, отказываться было уже неудобно, а учитывая, что многие воины и маги уже достигли «кондиции», и опасно. Но что петь? Воздействовать она сейчас не способна, нечего и думать, а просто петь… что?
Вопрос терзал ведьму долго. Пока она наконец не поймала задумчиво-вопросительный взгляд черных глаз, скользнувший по ей лицу, рукам и грифу гитары – и, бросив сомневаться, не взяла первый тягучий, расплескавшийся по земле упавшей каплей крови аккорд…
Свисток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Вещи я пока оставлю здесь, хорошо? – Лойнна торопливо накинула на плечи серебристо-черный палантин, подхватила плащ и неразлучную кожаную сумку.
– Конечно, как скажете, – присела в книксене Леера.
– Ах, да, держи. – Ведьма, спохватившись, бросила ей три золотые монеты. – Спасибо за заботу!
– Что вы, госпожа! – испугалась девушка. – Мне хозяин за такое голову открутит!
– Пусть только попробует, – мрачно хмыкнула Лойнна, проверяя шнуровку на высоких сапогах. – С каких это пор здесь запрещены чаевые?
– Да разве ж это чаевые?!
– А ты не болтай на каждом углу, сколько я тебе дала на чай, – и проблем не будет! – подмигнула ведьма, скрываясь за дверью.
Знакомых во дворце оказалось больше, чем Лойнна рассчитывала. С ней здоровались все подряд, даже те, кого она и в лицо-то не помнила. Зато они помнили. Ведьму, в чьих глазах плясало дикое пламя костра, отражающееся от лакированного бока не умолкающей ни на миг гитары. И женщину, сумевшую пробиться сквозь броню закостенелого цинизма пришлых наемников, которые теперь наравне с жителями Митьессы радовались избавлению от тагров.
Впрочем, кое-кого, разумеется, помнила и она сама, так что пойманному за рукав Найону пришлось рассказывать все, что ведьма пропустила.
– Ну мы приехали под утро, – сбивчиво объяснял он. – Там днем магов господин Церхад инструктировал, какие-то схемы объяснял, заклинания советовал… я не слушал, признаться… а ночью в лабиринты пошли. И следующей – тоже. А потом, как оказалось, что тагров всех подчистую перебили, маги в нескольких местах осыпали лабиринты – на будущее – и люки тоже сомкнули. А вчера вечером во дворец прибыли. Кто спать завалился, у кого силы были – в пиршественный зал, там гулянка была такая, что за версту окрест слышно…
– А Церхад? – Лойнна мысленно обругала себя сентиментальной дурой, но удержаться от вопроса не смогла.
– Уходил куда-то. Под утро вернулся. Домна, нам бы уже пора в тронный зал…
– Да-да, – рассеянно кивнула она, подавая ему руку. – Идем.
Награждали их вместе, но церемонии Лойнна не запомнила. Как и, собственно, присвоенного ей теперь титула. Потому что меньше всего ее интересовали зачитываемые с длиннющего свитка слова короля (порой ей казалось, что ему подсунули два одинаковых экземпляра, а он читает их подряд, не замечая этого), когда рядом коленопреклоненный, со скучающим выражением на лице стоял Церхад.
Рукава светлой рубашки привычно закатаны до локтей, на лоб падает непослушная прядь смоляных волос, явно не видевших сегодня расчески, словно он не на королевский прием явился, а на вечерние посиделки у костра. И это оказалось самым тяжелым – видеть его в каком-то полушаге, такого привычного, повседневного и знакомого, не задумывающегося о своем внешнем виде ни на миг, и чувствовать, что он от нее еще дальше, чем три дня назад, когда их разделяли версты.
Он не излучал даже холода, не отводил глаза, а просто скользил по ней взглядом, так же невозмутимо и равнодушно, как по любой из незнакомых ему дам, собравшихся посмотреть на титулованного теперь мага целой толпой.
Лойнна решительно отогнала подступившие слезы, презрительно дернула плечом («Я гордая, никто мне не нужен!») и, с трудом дождавшись окончания нудной церемонии, отыскала развеселого, но вроде бы трезвого пока Райдаса.
– Огня и воды!
– О, рад видеть! – искренне воскликнул Всадник, легко подхватывая и поднося к губам ее холодную руку. – А то я уже испугался!
«Ну хоть кто-то сегодня по-настоящему рад меня видеть!» – тоскливо подумала ведьма, благодарно сжимая мужскую ладонь.
– Чего испугался? – не поняла она.
– Ну… – Райдас на мгновение запнулся, но умолкнуть под ее настойчивым взглядом не смог. – Просто боялся, как бы с тобой – ничего, что на «ты»? – как бы с тобой что не случилось.
– Ничего, в самый раз, – разрешила Лойнна. – А откуда вдруг вообще такие мысли?
– Да просто Церхад на следующую ночь, как ты с Найоном уехала, сначала сидел-сидел неподвижно так, потом вдруг как подскочит, как про тебя… хм…
– Ладно, я догадалась, – сухо кивнула Лойнна, без особой радости представляя себе, что мог сказать тогда по ее адресу разъяренный маг. – Дальше?
– А дальше исчез куда-то, – развел руками Райдас. – В смысле, телепортировался. Вернулся часа через два, мрачный, как упырь, так и ходит до сих пор. Вот я грешным делом и подумал, как бы не из-за тебя… Так ничего не случилось?
Лойнне ужасно захотелось уткнуться лбом ему в плечо и пожаловаться. Но она только тяжело вздохнула:
– Да… Нет, ничего, Райдас, не обращай на меня внимания. Я просто не люблю эти дурацкие придворные церемонии.
Значит, на два часа… Ох, неспроста Леера такая добрая и услужливая была… и от денег отказывалась отнюдь не из-за хозяина, а потому что уже получила… и как бы не в два раза больше… Добродеятель чертов!
– Кто же любит церемонии? – рассмеялся Райдас, подхватывая ее под руку и увлекая прочь из зала. – Разве это праздник? Не-е-ет, Лойнна, праздник – это когда собирается весь честной народ и начинает этот твой титул обмывать…
– Что?!
– Конечно, – невозмутимо подтвердил Всадник. – Через полчаса в дворцовом парке, по доброте душевной отданном его величеством нам на растерзание, начнется настоящий пир, а пока ребята дрова таскают, воду, шашлыки жарят… И не говори, что ты туда не пойдешь!
– Но я…
– Лойнна, даже и не думай! Обижусь лично!
В конечном счете Лойнна не пожалела, хоть поначалу только и думала о том, куда бы ей сбежать с этого празднества, плавно перетекающего в банальную попойку, а Райдас делал страшные глаза и украдкой показывал кулак, пресекая каждую попытку побега.
Но потом втянулась, оценила и вправду великолепно прожаренные шашлыки, которые, уже сняв с костра, украсили дольками свежих (и бог весть где взятых!) помидоров, чтобы те не обуглились до съежившейся кожицы над открытым огнем.
От вина она категорически отказалась, в голове и так подозрительно шумело, пламя костра размывало лица сидящих по ту сторону от него, хотя в одно из них она пристально вглядывалась, плюнув на гордость и злость, но оно ни разу не повернулось в ее сторону, хотя прочие не сводили с ведьмы глаз.
Когда ей в третий раз вложили в руки гитару, отказываться было уже неудобно, а учитывая, что многие воины и маги уже достигли «кондиции», и опасно. Но что петь? Воздействовать она сейчас не способна, нечего и думать, а просто петь… что?
Вопрос терзал ведьму долго. Пока она наконец не поймала задумчиво-вопросительный взгляд черных глаз, скользнувший по ей лицу, рукам и грифу гитары – и, бросив сомневаться, не взяла первый тягучий, расплескавшийся по земле упавшей каплей крови аккорд…
Свисток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106