– Вы хотите сказать, «мчаться» – более подходящее слово. Я так не думаю, но...
– Я не желаю обсуждать с вами свои слова, – холодно ответила Пруденс, потянув вперед хихикающую сестру.
– Да? А что вы будете со мной обсуждать? Я готов говорить обо всем, о чем хотите.
Его низкий голос напомнил о тех мгновениях, когда из ее головы улетучились все здравые мысли и тело захлестнули восхитительные ощущения. А душу наполнили недопустимые грезы...
Пруденс не могла заставить себя ответить на его вопрос. Смехотворная ситуация, сердито думала она. Все равно что спасаться бегством от тигра, только тигр размашисто шагает рядом, добродушно подшучивая, и смотрит на нее так, что ее в жар бросает. От ярости, конечно. Она стремительно шла к выходу, рядом шел лорд Каррадайс, с другой стороны подпрыгивала Грейс, позади шествовал лакей Джеймс.
Она вдруг что-то вспомнила и нахмурилась.
– Почему вы назвали планы дяди Освальда глупыми? – спросила она и тут же прокляла себя за собственную глупость.
– Выход в свет ваших сестер никак не повлияет на вероятность вашего собственного замужества, – прямо посмотрел на нее Гидеон. – Красавице незачем беспокоиться о привлечении поклонников. Сэр Освальд – человек предприимчивый. И если в бочке меда есть ложка дегтя, он подсластит горечь хорошим приданым.
Слова обожгли ее, словно пощечина. Не то что она не отдавала себе отчета в том, что она невзрачная и нежеланная, она знала это всю свою жизнь. И все же без всякого умысла брошенные слова ранили ее... глубоко и больно.
Это – предупреждение, что она весьма глупо забыла об этом, сказала себе Пруденс. У этого человека довольно мощи, чтобы сломать ее защитные барьеры. Они едва познакомились, а он уже обидел ее беззаботно произнесенными словами, которые – она это знала – были правдой.
Не только ее щеголеватый дядя и лондонская модистка считали ее слишком невзрачной. Так сказал повеса, который знает толк в этом деле. Человек, который поддразнивал ее по любому поводу. Поддразнивал. Флиртовал. Заронил в ее душу глупые неосуществимые мечты. Заставил ее почувствовать себя привлекательной, желанной, почти красивой.
А потом сказал, что она ложка дегтя в бочке меда.
Как она могла подумать, что он добр?
Ей не нужно его притворное восхищение. Не нужно ни глупых обманчивых грез, ни фальшивой помолвки. Она обручена с Филиппом. С Филиппом, которого не волновала ее внешность и который подарил ей кольцо. Четыре с половиной года назад.
Она устремилась вперед, моргая, чтобы отогнать подступившие к глазам глупые слезы. У нее перехватило дыхание. Только бы не расплакаться, это будет так унизительно.
Она споткнулась о булыжник, и Гидеон тут же поддержал ее.
– Что случилось? – спросил он. – Что я...
Она сердито стряхнула его руку.
– У меня голова разболелась. Оставьте меня в покое, – резко сказала она. – Уходите! – Пруденс услышала собственный хриплый голос. – И впредь держитесь от меня подальше, лорд Каррадайс! И от моих сестер – тоже! – Схватив Грейс за руку, она заторопилась прочь.
Гидеон изумленно смотрел ей вслед.
– Что я... – Он посмотрел на лакея и увидел такой презрительный взгляд, что остолбенел. – Что я такого сказал?
Но лакей только покачал головой и пошел вслед за девушками.
Глава 8
Особе высшего круга меньше всего приличествует смеяться. Это столь низменное выражение чувств!
У. Конгрив
– Я всего лишь предложил делать вид, что мы помолвлены, чтобы ее чертовы сестры могли выходить в свет. – Войдя в столовую, Гидеон увидел, что кузен уже сидит за столом, уставясь невидящим взглядом на стоящую в центре стола серебряную вазу с фруктами. – А она прогнала меня и в гневе убежала!
Это было больше чем приступ гнева. Что, черт побери, он такого сказал? Почему она так расстроилась?
– Весьма огорчительно, – ответил Эдуард. – Можно подавать обед?
Гидеон нахмурился. Эдуард, кажется, поглощен собственными мыслями. Вероятно, вихрь лондонской жизни несколько ошеломил его. Но у Гидеона не было времени беспокоиться о кузене. Его слова расстроили Пруденс, и он никак не мог понять – чем. Он постоянно прокручивал в голове их разговор и все равно ничего не понимал.
Нужно выбросить это из головы. Женщины – странные создания и часто расстраиваются непонятно из-за чего. Но почему-то разговор с Пруденс не выходил у него из головы. Гидеон решил посоветоваться с кузеном.
– Я думал, что она именно этого хочет, а она при всех повела себя так, будто я ее смертельно обидел. – Он развернул салфетку и вопросительно посмотрел на герцога. – Даже ее лакей был мрачнее тучи. У меня что, дурная слава?
– Я так не думаю, – покачал головой герцог. – Ты большой любитель пофлиртовать и порой чересчур свободно обходишься с чужими женами, хотя следует признать, они сами вешаются тебе на шею. Но чтобы о тебе шла дурная слава? Нет! Что именно ты ей сказал?
Гидеон расстроенно развел руками.
– Я просто заверил ее, что ее сестры никак не повлияют на ее шансы выйти замуж. Красавица всегда найдет поклонников. И что если в бочке меда есть ложка или ложки дегтя, то сэр Освальд может подсластить горечь хорошим приданым. А она повела себя так, будто я ее оскорбил! – Он покачал головой и, не глядя, положил себе на тарелку что-то с ближайшего блюда. – Кстати, прости, что я навязал тебе ее сестер, но мне хотелось остаться с ней наедине.
Герцог поднял на него глаза и улыбнулся странной улыбкой.
– Ничего. Я не обиделся. Совсем наоборот. – Он задумчиво вздохнул и положил себе на тарелку крабов.
Гидеон машинально положил что-то себе на тарелку.
– Скажи мне, кузен, что с ними не так?
– Не так? – нахмурился герцог. – По-моему, крабы отличные.
– Да не с крабами, а с сестрами. С этими ложками дегтя в бочке меда.
– С ними все в порядке, Гидеон, – недоуменно посмотрел на двоюродного брата Эдуард.
– Может, они косоглазые, неуравновешенные или глуповатые?
Изумлению герцога не было предела.
– Они само совершенство.
– Тогда, должно быть, они страдают судорогами, – пожал плечами Гидеон.
– Ради всего святого, почему ты так думаешь?
– Сэр Освальд явно уверен, что сестры лишат Пруденс шанса на замужество – кстати, об Оттербери он не знает, – поэтому полон решимости выдать ее первой. Несмотря на склонность к болтовне, человек он чрезвычайно практичный. Значит, за его решением что-то стоит. И если он говорит, что сестры лишат Пруденс шанса выйти замуж, значит, с ними что-то не так.
– Нет, его заставляет беспокоиться их внешность.
– Они такие страшные?
– Страшные? – Эдуард замер, не донеся вилку до рта. – Ты что, ничего не заметил?
– Что?
Эдуард недоверчиво покачал головой:
– Сестры Пруденс необыкновенно красивы.
– Красивы? – нахмурился Гидеон. – Ты уверен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Я не желаю обсуждать с вами свои слова, – холодно ответила Пруденс, потянув вперед хихикающую сестру.
– Да? А что вы будете со мной обсуждать? Я готов говорить обо всем, о чем хотите.
Его низкий голос напомнил о тех мгновениях, когда из ее головы улетучились все здравые мысли и тело захлестнули восхитительные ощущения. А душу наполнили недопустимые грезы...
Пруденс не могла заставить себя ответить на его вопрос. Смехотворная ситуация, сердито думала она. Все равно что спасаться бегством от тигра, только тигр размашисто шагает рядом, добродушно подшучивая, и смотрит на нее так, что ее в жар бросает. От ярости, конечно. Она стремительно шла к выходу, рядом шел лорд Каррадайс, с другой стороны подпрыгивала Грейс, позади шествовал лакей Джеймс.
Она вдруг что-то вспомнила и нахмурилась.
– Почему вы назвали планы дяди Освальда глупыми? – спросила она и тут же прокляла себя за собственную глупость.
– Выход в свет ваших сестер никак не повлияет на вероятность вашего собственного замужества, – прямо посмотрел на нее Гидеон. – Красавице незачем беспокоиться о привлечении поклонников. Сэр Освальд – человек предприимчивый. И если в бочке меда есть ложка дегтя, он подсластит горечь хорошим приданым.
Слова обожгли ее, словно пощечина. Не то что она не отдавала себе отчета в том, что она невзрачная и нежеланная, она знала это всю свою жизнь. И все же без всякого умысла брошенные слова ранили ее... глубоко и больно.
Это – предупреждение, что она весьма глупо забыла об этом, сказала себе Пруденс. У этого человека довольно мощи, чтобы сломать ее защитные барьеры. Они едва познакомились, а он уже обидел ее беззаботно произнесенными словами, которые – она это знала – были правдой.
Не только ее щеголеватый дядя и лондонская модистка считали ее слишком невзрачной. Так сказал повеса, который знает толк в этом деле. Человек, который поддразнивал ее по любому поводу. Поддразнивал. Флиртовал. Заронил в ее душу глупые неосуществимые мечты. Заставил ее почувствовать себя привлекательной, желанной, почти красивой.
А потом сказал, что она ложка дегтя в бочке меда.
Как она могла подумать, что он добр?
Ей не нужно его притворное восхищение. Не нужно ни глупых обманчивых грез, ни фальшивой помолвки. Она обручена с Филиппом. С Филиппом, которого не волновала ее внешность и который подарил ей кольцо. Четыре с половиной года назад.
Она устремилась вперед, моргая, чтобы отогнать подступившие к глазам глупые слезы. У нее перехватило дыхание. Только бы не расплакаться, это будет так унизительно.
Она споткнулась о булыжник, и Гидеон тут же поддержал ее.
– Что случилось? – спросил он. – Что я...
Она сердито стряхнула его руку.
– У меня голова разболелась. Оставьте меня в покое, – резко сказала она. – Уходите! – Пруденс услышала собственный хриплый голос. – И впредь держитесь от меня подальше, лорд Каррадайс! И от моих сестер – тоже! – Схватив Грейс за руку, она заторопилась прочь.
Гидеон изумленно смотрел ей вслед.
– Что я... – Он посмотрел на лакея и увидел такой презрительный взгляд, что остолбенел. – Что я такого сказал?
Но лакей только покачал головой и пошел вслед за девушками.
Глава 8
Особе высшего круга меньше всего приличествует смеяться. Это столь низменное выражение чувств!
У. Конгрив
– Я всего лишь предложил делать вид, что мы помолвлены, чтобы ее чертовы сестры могли выходить в свет. – Войдя в столовую, Гидеон увидел, что кузен уже сидит за столом, уставясь невидящим взглядом на стоящую в центре стола серебряную вазу с фруктами. – А она прогнала меня и в гневе убежала!
Это было больше чем приступ гнева. Что, черт побери, он такого сказал? Почему она так расстроилась?
– Весьма огорчительно, – ответил Эдуард. – Можно подавать обед?
Гидеон нахмурился. Эдуард, кажется, поглощен собственными мыслями. Вероятно, вихрь лондонской жизни несколько ошеломил его. Но у Гидеона не было времени беспокоиться о кузене. Его слова расстроили Пруденс, и он никак не мог понять – чем. Он постоянно прокручивал в голове их разговор и все равно ничего не понимал.
Нужно выбросить это из головы. Женщины – странные создания и часто расстраиваются непонятно из-за чего. Но почему-то разговор с Пруденс не выходил у него из головы. Гидеон решил посоветоваться с кузеном.
– Я думал, что она именно этого хочет, а она при всех повела себя так, будто я ее смертельно обидел. – Он развернул салфетку и вопросительно посмотрел на герцога. – Даже ее лакей был мрачнее тучи. У меня что, дурная слава?
– Я так не думаю, – покачал головой герцог. – Ты большой любитель пофлиртовать и порой чересчур свободно обходишься с чужими женами, хотя следует признать, они сами вешаются тебе на шею. Но чтобы о тебе шла дурная слава? Нет! Что именно ты ей сказал?
Гидеон расстроенно развел руками.
– Я просто заверил ее, что ее сестры никак не повлияют на ее шансы выйти замуж. Красавица всегда найдет поклонников. И что если в бочке меда есть ложка или ложки дегтя, то сэр Освальд может подсластить горечь хорошим приданым. А она повела себя так, будто я ее оскорбил! – Он покачал головой и, не глядя, положил себе на тарелку что-то с ближайшего блюда. – Кстати, прости, что я навязал тебе ее сестер, но мне хотелось остаться с ней наедине.
Герцог поднял на него глаза и улыбнулся странной улыбкой.
– Ничего. Я не обиделся. Совсем наоборот. – Он задумчиво вздохнул и положил себе на тарелку крабов.
Гидеон машинально положил что-то себе на тарелку.
– Скажи мне, кузен, что с ними не так?
– Не так? – нахмурился герцог. – По-моему, крабы отличные.
– Да не с крабами, а с сестрами. С этими ложками дегтя в бочке меда.
– С ними все в порядке, Гидеон, – недоуменно посмотрел на двоюродного брата Эдуард.
– Может, они косоглазые, неуравновешенные или глуповатые?
Изумлению герцога не было предела.
– Они само совершенство.
– Тогда, должно быть, они страдают судорогами, – пожал плечами Гидеон.
– Ради всего святого, почему ты так думаешь?
– Сэр Освальд явно уверен, что сестры лишат Пруденс шанса на замужество – кстати, об Оттербери он не знает, – поэтому полон решимости выдать ее первой. Несмотря на склонность к болтовне, человек он чрезвычайно практичный. Значит, за его решением что-то стоит. И если он говорит, что сестры лишат Пруденс шанса выйти замуж, значит, с ними что-то не так.
– Нет, его заставляет беспокоиться их внешность.
– Они такие страшные?
– Страшные? – Эдуард замер, не донеся вилку до рта. – Ты что, ничего не заметил?
– Что?
Эдуард недоверчиво покачал головой:
– Сестры Пруденс необыкновенно красивы.
– Красивы? – нахмурился Гидеон. – Ты уверен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97