И все же я могу отчетливо разглядеть пустые, без стекол, оконные проемы здания напротив. По виду там так же безжизненно, как и в моем.
Осторожно выглядываю наружу, ища взглядом «Бутвили». Ага, вот они, голубчики. Один завис этажом выше, а другой, напротив, этажом ниже и дальше по стене.
– Ну что, Сятя, ты поможешь мне?
– Дья, – кивает он. – А гаг?
– Как только увидишь открытую дверь мобиля, прыгай в нее, понял?
Он колеблется.
– Сдлассно. Високо.
«Страшно. Высоко». Еле сдерживаю нервный смех. Он, оказывается, боится высоты! Да-а, похоже, я влип. Ладно, на уговоры времени нет – в нижнем «Бутвиле» заметили меня и через пару секунд будут здесь. Мне не остается ничего другого, как прибегнуть к угрозе.
– Если не прыгнешь, я тебя накажу. Скормлю фьюге. А пока спрячься за стену.
Сятя съеживается, тихо скулит и отползает немного в сторону. Будем считать, что он согласен прыгнуть. А тем временем перед моим окошком вырастает черная громада «Бутвиля». Встаю на ноги, вернее, на одну ногу и поднимаю руки вверх.
– Я сдаюсь, не стреляйте!
Я пока сидел на пирамиде, тщательно проанализировал действия противника и пришел к выводу, что меня не собираются убивать. По крайней мере, сразу. Ведь чтобы убить, необязательно было тащить меня через весь город в этот странный район. Гораздо проще сразу взорвать такси. Но мои противники, кем бы они ни были, предпочли провести довольно сложную подготовительную работу по переналадке автоматики такси, по установке в нем генератора помех. Кстати, они должны были быть уверены, что я непременно воспользуюсь такси, хотя подобное не в моих привычках – терпеть не могу быть пассажиром.
Да и потом, когда такси доставило меня сюда и они поняли, что я взял управление мобилем на себя, они не стали стрелять по «Авроре», хотя могли бы, – как я уже говорил, в «Бутвилях» имеются вполне приличные пулеметы, – а предпочли зажать меня в тиски и заставить сесть. Вероятно, я все же нужен им живым. Сюда, правда, не вписываются выстрелы из бластеров, но, возможно, там были не боевые, а парализующие заряды, и боевики стремились всего лишь на некоторое время обездвижить меня.
Ладно, скоро узнаю, так ли это, потому что сейчас я представляю собой отличную мишень – одного-единственного выстрела хватит, чтобы прикончить меня.
Отчетливо чувствую на себе холодный прицельный взгляд. Нервно ежусь, еле сдерживая острый приступ паники, которая требует немедленно обратиться в бегство, позабыв и про сломанную ногу, и про странную, опасную воду. Огромным усилием воли давлю в себе этот страх и смотрю прямо в темные стекла «Бутвиля», который неподвижно висит перед окном мордой ко мне. Его стекла снаружи абсолютно непрозрачны, так что я могу только догадываться, что сейчас происходит там внутри. Наверное, принимают решение, как поступить со мной: прикончить сразу или вначале помучить.
– Не стреляйте. Я ранен. У меня сломана нога. – Мой голос весьма ощутимо дрожит. Еще бы! Все-таки я гонщик, а не солдат, и совершенно не привык стоять под прицелом. Вернее, под таким прицелом.
«Бутвиль» разворачивается боком к стене. Дверца распахивается, на меня смотрит ствол бластера.
– Полезай в машину!
Я мнусь. Между порогом мобиля и моим подоконником остается вполне приличная щель – около метра. Ближе мобиль не подойдет – помешают лжекрылья, то есть крыловидные стабилизаторы. Я-то, конечно, преодолею такое расстояние без проблем, тем более что один из двух, находящихся в салоне, боевиков высовывается наружу и протягивает мне руку, чтобы помочь. Но хватит ли смелости прыгнуть Сяте?
– Давай! Чего ты ждешь? – сердится боевик.
– У меня сломана нога. Я не смогу… – бормочу, а сам бочком отодвигаюсь чуть в сторону, освобождая местечко моему троглодиту, и буравлю его настойчивым взглядом: давай же, Сятя, действуй! Мне даже думать не хочется о том, что со мной будет, если Сятя сейчас подведет меня.
– Обопрись об меня и прыгай. Не бойся, я втащу тебя, – говорит боевик. – Ну? Или ты предпочитаешь получить парализующий заряд и оказаться в машине в виде бесчувственной колоды?
Эх, Сятя, Сятя! Бросаю укоризненный взгляд на съежившегося у стены троглодита и запрыгиваю в «Бутвиль». Принявший меня боевик требует:
– Опусти руки вниз.
Выполняю. Чувствую, как широкая пластиковая опояска охватывает мое туловище, крепко прижимая руки к бокам. Все. Связали. Можно дальше не рыпаться.
Боевик закрывает дверь «Бутвиля», отрезая от меня Сятю и надежду на спасение.
– Я – Второй. Груз с нами, готовьте профессора, – докладывает боевик, а мне остается только проклинать Сятю за трусость и гадать, что еще за «профессор» на мою голову.
Машина снижается до земли, выпускает колеса и быстро едет между домами-башнями. От нечего делать пялюсь в окно, но там не происходит ничего интересного. Несмотря на утро, улицы по-прежнему пусты, если не считать одинокого человека в лохмотьях, который медленно бредет по тротуару и толкает перед собой покосившуюся, забитую до отказа грузовую тележку.
Вскоре «Бутвиль» тормозит возле одного из подъездов, и мне приказывают:
– Давай на выход.
Пытаюсь встать, но на сломанную ногу наступить абсолютно невозможно. И как я только бегал на ней до сих пор?! И бегал, и прыгал, и лазил…
Боевики равнодушно наблюдают за моими потугами. А может, и не равнодушно, может, у них на лицах сейчас гримасы сочувствия или раздражение, но я вижу лишь непроницаемые щитки их шлемов. Наконец, один из боевиков лезет в грузовой отсек мобиля, извлекает сборные походные носилки.
– Ложись.
Выполняю команду с удовольствием, только теперь понимая, насколько сильно умаялся за эту ночь. Усталость и боль берут свое – на меня наваливается апатия и отупение. Закрываю глаза. Мне становится совершенно безразлично, что именно будет со мной дальше…
* * *
Наверное, я задремал или потерял сознание от боли. В себя прихожу в медицинском кресле-анализаторе, которое стоит в комнате вроде тех, по которым я бегал всю прошлую ночь. Эта комната, правда, довольно чистенькая и оборудована как медицинский пункт, но мне почему-то кажется, что порядок здесь навели совсем недавно и что еще вчера тут царили разруха и хлам.
В комнате, кроме меня, два человека: худенькая невысокая женщина в белом врачебном комбинезоне и шапочке с респираторной маской и мужчина в синем костюме хирурга. Моя сломанная нога уже обработана и закована в медицинский панцирь. И на том спасибо. Значит, я уже сейчас смогу наступать на нее… если мне, конечно, позволят встать. Пока же я крепко привязан к креслу тугими ремнями и опутан датчиками, которые измеряют мой пульс, температуру, снимают кардиограмму, энцефалограмму, томограмму и еще целую кучу всего.
– Кто вы? – не могу удержаться от вопроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Осторожно выглядываю наружу, ища взглядом «Бутвили». Ага, вот они, голубчики. Один завис этажом выше, а другой, напротив, этажом ниже и дальше по стене.
– Ну что, Сятя, ты поможешь мне?
– Дья, – кивает он. – А гаг?
– Как только увидишь открытую дверь мобиля, прыгай в нее, понял?
Он колеблется.
– Сдлассно. Високо.
«Страшно. Высоко». Еле сдерживаю нервный смех. Он, оказывается, боится высоты! Да-а, похоже, я влип. Ладно, на уговоры времени нет – в нижнем «Бутвиле» заметили меня и через пару секунд будут здесь. Мне не остается ничего другого, как прибегнуть к угрозе.
– Если не прыгнешь, я тебя накажу. Скормлю фьюге. А пока спрячься за стену.
Сятя съеживается, тихо скулит и отползает немного в сторону. Будем считать, что он согласен прыгнуть. А тем временем перед моим окошком вырастает черная громада «Бутвиля». Встаю на ноги, вернее, на одну ногу и поднимаю руки вверх.
– Я сдаюсь, не стреляйте!
Я пока сидел на пирамиде, тщательно проанализировал действия противника и пришел к выводу, что меня не собираются убивать. По крайней мере, сразу. Ведь чтобы убить, необязательно было тащить меня через весь город в этот странный район. Гораздо проще сразу взорвать такси. Но мои противники, кем бы они ни были, предпочли провести довольно сложную подготовительную работу по переналадке автоматики такси, по установке в нем генератора помех. Кстати, они должны были быть уверены, что я непременно воспользуюсь такси, хотя подобное не в моих привычках – терпеть не могу быть пассажиром.
Да и потом, когда такси доставило меня сюда и они поняли, что я взял управление мобилем на себя, они не стали стрелять по «Авроре», хотя могли бы, – как я уже говорил, в «Бутвилях» имеются вполне приличные пулеметы, – а предпочли зажать меня в тиски и заставить сесть. Вероятно, я все же нужен им живым. Сюда, правда, не вписываются выстрелы из бластеров, но, возможно, там были не боевые, а парализующие заряды, и боевики стремились всего лишь на некоторое время обездвижить меня.
Ладно, скоро узнаю, так ли это, потому что сейчас я представляю собой отличную мишень – одного-единственного выстрела хватит, чтобы прикончить меня.
Отчетливо чувствую на себе холодный прицельный взгляд. Нервно ежусь, еле сдерживая острый приступ паники, которая требует немедленно обратиться в бегство, позабыв и про сломанную ногу, и про странную, опасную воду. Огромным усилием воли давлю в себе этот страх и смотрю прямо в темные стекла «Бутвиля», который неподвижно висит перед окном мордой ко мне. Его стекла снаружи абсолютно непрозрачны, так что я могу только догадываться, что сейчас происходит там внутри. Наверное, принимают решение, как поступить со мной: прикончить сразу или вначале помучить.
– Не стреляйте. Я ранен. У меня сломана нога. – Мой голос весьма ощутимо дрожит. Еще бы! Все-таки я гонщик, а не солдат, и совершенно не привык стоять под прицелом. Вернее, под таким прицелом.
«Бутвиль» разворачивается боком к стене. Дверца распахивается, на меня смотрит ствол бластера.
– Полезай в машину!
Я мнусь. Между порогом мобиля и моим подоконником остается вполне приличная щель – около метра. Ближе мобиль не подойдет – помешают лжекрылья, то есть крыловидные стабилизаторы. Я-то, конечно, преодолею такое расстояние без проблем, тем более что один из двух, находящихся в салоне, боевиков высовывается наружу и протягивает мне руку, чтобы помочь. Но хватит ли смелости прыгнуть Сяте?
– Давай! Чего ты ждешь? – сердится боевик.
– У меня сломана нога. Я не смогу… – бормочу, а сам бочком отодвигаюсь чуть в сторону, освобождая местечко моему троглодиту, и буравлю его настойчивым взглядом: давай же, Сятя, действуй! Мне даже думать не хочется о том, что со мной будет, если Сятя сейчас подведет меня.
– Обопрись об меня и прыгай. Не бойся, я втащу тебя, – говорит боевик. – Ну? Или ты предпочитаешь получить парализующий заряд и оказаться в машине в виде бесчувственной колоды?
Эх, Сятя, Сятя! Бросаю укоризненный взгляд на съежившегося у стены троглодита и запрыгиваю в «Бутвиль». Принявший меня боевик требует:
– Опусти руки вниз.
Выполняю. Чувствую, как широкая пластиковая опояска охватывает мое туловище, крепко прижимая руки к бокам. Все. Связали. Можно дальше не рыпаться.
Боевик закрывает дверь «Бутвиля», отрезая от меня Сятю и надежду на спасение.
– Я – Второй. Груз с нами, готовьте профессора, – докладывает боевик, а мне остается только проклинать Сятю за трусость и гадать, что еще за «профессор» на мою голову.
Машина снижается до земли, выпускает колеса и быстро едет между домами-башнями. От нечего делать пялюсь в окно, но там не происходит ничего интересного. Несмотря на утро, улицы по-прежнему пусты, если не считать одинокого человека в лохмотьях, который медленно бредет по тротуару и толкает перед собой покосившуюся, забитую до отказа грузовую тележку.
Вскоре «Бутвиль» тормозит возле одного из подъездов, и мне приказывают:
– Давай на выход.
Пытаюсь встать, но на сломанную ногу наступить абсолютно невозможно. И как я только бегал на ней до сих пор?! И бегал, и прыгал, и лазил…
Боевики равнодушно наблюдают за моими потугами. А может, и не равнодушно, может, у них на лицах сейчас гримасы сочувствия или раздражение, но я вижу лишь непроницаемые щитки их шлемов. Наконец, один из боевиков лезет в грузовой отсек мобиля, извлекает сборные походные носилки.
– Ложись.
Выполняю команду с удовольствием, только теперь понимая, насколько сильно умаялся за эту ночь. Усталость и боль берут свое – на меня наваливается апатия и отупение. Закрываю глаза. Мне становится совершенно безразлично, что именно будет со мной дальше…
* * *
Наверное, я задремал или потерял сознание от боли. В себя прихожу в медицинском кресле-анализаторе, которое стоит в комнате вроде тех, по которым я бегал всю прошлую ночь. Эта комната, правда, довольно чистенькая и оборудована как медицинский пункт, но мне почему-то кажется, что порядок здесь навели совсем недавно и что еще вчера тут царили разруха и хлам.
В комнате, кроме меня, два человека: худенькая невысокая женщина в белом врачебном комбинезоне и шапочке с респираторной маской и мужчина в синем костюме хирурга. Моя сломанная нога уже обработана и закована в медицинский панцирь. И на том спасибо. Значит, я уже сейчас смогу наступать на нее… если мне, конечно, позволят встать. Пока же я крепко привязан к креслу тугими ремнями и опутан датчиками, которые измеряют мой пульс, температуру, снимают кардиограмму, энцефалограмму, томограмму и еще целую кучу всего.
– Кто вы? – не могу удержаться от вопроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133