А Рухлов откровенно лгал: с началом Первой мировой в русскую армию было мобилизовано более 400 тысяч евреев, около 100 тысяч из них погибло. В процентном отношении – гораздо выше того, что составляло еврейское население по отношению к общему числу граждан России. Цифры эти общеизвестны , но такая справедливость Солженицына явно не устраивает. Речи министра он оставил без комментария. То есть – вполне согласился с ним.
Что же касается «экономических причин », якобы лежавших в основе черты оседлости, то вот сведения, почерпнутые из доклада киевского губернатора царю после изгнания из Киева еврейских купцов (1857 г.):
«Цены на жизненные припасы стали подниматься в городе со времени удаления евреев». Их выслали «по просьбе местного купечества», после чего купцы-христиане немедленно вздули цены и стали тратить свои барыши «на утоление развившейся между ними роскоши», тогда как евреи, «никогда почти не изменяя простоте в образе жизни, всегда довольствуются умеренными барышами». Несмотря на ходатайства местных властей, потребовались долгие хлопоты, пока евреи двух высших купеческих гильдий получили право (1861 г.) постоянного проживания в Киеве.
Немало пишет А.И. и о пресловутой «процентной норме », которая резко ограничивала доступ еврейской молодежи к высшему и даже среднему образованию. «И на эту государственную тему, – считает нобелевский лауреат, – можно посмотреть с нескольких сторон, и уж по меньшей мере с двух ». Вот эти «две стороны»:
«Для молодого еврейского ученика нарушалась самая основная справедливость: показал способности, прилежание, кажется, – во всем годишься? Нет, тебя не берут.
А на взгляд «коренного населения» – в процентной норме не было преступления против принципа равноправия, даже наоборот. Евреи стремились почти исключительно ( выделено Солженицыным. – М.Д.) к образованию, и в иных местах это могло означать еврейский состав больше 50% в высших учебных заведениях. И вот, процентная норма, несомненно, была обоснована ограждением интересов и русских, и национальных меньшинств, а не стремлением к порабощению евреев».
Здесь нет частокола из цитат. Перед нами – точка зрения самого Солженицына.
Из «коренного населения » был и Николай Лесков. Свидетель введения «процентной нормы», он писал о ней вот что:
«Еврей учился прилежно, знал, что касалось его предмета, жил не сибаритски и, вникая во всякое дело, обнаруживал способность взять его в руки. Эта способность подействовала самым неприятным образом на всё, что неблагосклонно относится к конкуренции, и исторгла крик негодования из завистливой гортани. Выходило, что никакой „ассимиляции“ не надо, и пусть жид будет по-прежнему как можно более „изолирован“, пусть он дохнет в определенной черте и даже, получив высшее образование, бьется в обидных ограничениях, которых чем более, тем лучше. Лучше – это, конечно, для одних людей, желающих как можно менее трудиться и жить барственно, не боясь, что за дело может взяться другой».
Озабоченный, по-видимому, все тем же «ограждением интересов », А.И. много и охотно пишет о капиталистах и банкирах еврейского происхождения. Особенно достается от Солженицына Дмитрию Рубинштейну – владельцу коммерческого банка, человеку, близкому к Распутину. Весьма вероятно, что банкир Рубинштейн действительно был отъявленным плутом и мошенником. Однако это вовсе не объясняет какого-то болезненного пристрастия к нему со стороны А.И. «Живой классик» посвящает ему четыре страницы своей книги. Ну бог бы с ним – у каждого свои пристрастия. Но как же быть с исторической объективностью, которую декларирует нобелевский лауреат? Столь подробно написав о Дмитрии, он ни словом не обмолвился о двух других Рубинштейнах – и не однофамильцах, а родственниках банкира: Николае и Антоне. Первый был основателем Московской консерватории, второй – знаменитым композитором и музыкантом. Неужто, по мнению Солженицына, их роль в русской истории столь ничтожна, что не заслуживает даже упоминания?
* * *
Закрывать глаза на столь болезненную тему, как еврейские погромы в России, Солженицын не стал. Напротив: он пишет о ней весьма подробно. Его исторические «изыскания» в этой области сводятся к трем основным положениям.
Во– первых, погромы были «стихийными взрывами масс »: уже в событиях 1881–1882 гг. «выяснилась и не оспаривалась несомненность стихийной погромной волны ».
Во– вторых, «еврейские авторы неумно настаивают » на том, что «вне всякого сомнения, царские власти сыграли большую роль в организации погромов ». А.И. однако же утверждает: «Нелепо было бы для российских властей сочинять и поощрять еврейские погромы. Власти виновны, несомненно, но только в том, что не справились вовремя ».
И, наконец, в-третьих: зверства погромщиков сильно преувеличивались «либерально-радикальными, а тем более революционными кругами», которым «был жадно желаем любой факт (или выдумка), кладущий пятно на правительство». В итоге «деготное пятно легло на всю российскую историю, на мировые представления о России в целом » (выделено Солженицыным. – М.Д.).
Тезисы свои А. И. доказывает вполне по-коммунистически: одних историков обкарнывает до неузнаваемости, других не упоминает вовсе. Называя обвинения в адрес правительства «совершенно необоснованными » и «нелепыми », Солженицын усматривает причины погромов в «ненависти местного населения к поработившим его евреям ». Власти же, по мнению «живого классика», «твердо » осуществляли «усмирение погромщиков ».
Что ж, давайте взглянем на те далекие от нас события глазами очевидцев и историков, причем отнюдь не «еврейских авторов », которым А.И. изначально приклеил ярлык «неумно настаивающих ». Вот что писал о киевском погроме 1881 года генерал Новицкий, бывший в то время начальником Киевского губернского жандармского управления:
«Трехдневному погрому в Киеве и распространению его по уездам евреи безусловно обязаны киевскому генерал-губернатору А.Р.Дрентельну, который до глубины души ненавидел евреев, дал полную свободу действий необузданным толпам „хулиганов“ и днепровским „босякам“, которые громили открыто еврейские имущество, магазины и лавки, базары, даже на его глазах и в присутствии войск. Войска становились лишь слепыми зрителями всех безобразий, бесчинств и грабежей».
После киевского погрома в город «по высочайшему повелению» приехал генерал-майор граф Кутайсов – «для исследования причин противоеврейских беспорядков». Впоследствии граф Кутайсов напишет:
«В массе сложилось убеждение, что евреев можно грабить, что это дозволено. Приказчики, служители трактиров и гостиниц, мастеровые, кучера, лакеи, денщики, солдаты нестроевой команды – все это примкнуло к движению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Что же касается «экономических причин », якобы лежавших в основе черты оседлости, то вот сведения, почерпнутые из доклада киевского губернатора царю после изгнания из Киева еврейских купцов (1857 г.):
«Цены на жизненные припасы стали подниматься в городе со времени удаления евреев». Их выслали «по просьбе местного купечества», после чего купцы-христиане немедленно вздули цены и стали тратить свои барыши «на утоление развившейся между ними роскоши», тогда как евреи, «никогда почти не изменяя простоте в образе жизни, всегда довольствуются умеренными барышами». Несмотря на ходатайства местных властей, потребовались долгие хлопоты, пока евреи двух высших купеческих гильдий получили право (1861 г.) постоянного проживания в Киеве.
Немало пишет А.И. и о пресловутой «процентной норме », которая резко ограничивала доступ еврейской молодежи к высшему и даже среднему образованию. «И на эту государственную тему, – считает нобелевский лауреат, – можно посмотреть с нескольких сторон, и уж по меньшей мере с двух ». Вот эти «две стороны»:
«Для молодого еврейского ученика нарушалась самая основная справедливость: показал способности, прилежание, кажется, – во всем годишься? Нет, тебя не берут.
А на взгляд «коренного населения» – в процентной норме не было преступления против принципа равноправия, даже наоборот. Евреи стремились почти исключительно ( выделено Солженицыным. – М.Д.) к образованию, и в иных местах это могло означать еврейский состав больше 50% в высших учебных заведениях. И вот, процентная норма, несомненно, была обоснована ограждением интересов и русских, и национальных меньшинств, а не стремлением к порабощению евреев».
Здесь нет частокола из цитат. Перед нами – точка зрения самого Солженицына.
Из «коренного населения » был и Николай Лесков. Свидетель введения «процентной нормы», он писал о ней вот что:
«Еврей учился прилежно, знал, что касалось его предмета, жил не сибаритски и, вникая во всякое дело, обнаруживал способность взять его в руки. Эта способность подействовала самым неприятным образом на всё, что неблагосклонно относится к конкуренции, и исторгла крик негодования из завистливой гортани. Выходило, что никакой „ассимиляции“ не надо, и пусть жид будет по-прежнему как можно более „изолирован“, пусть он дохнет в определенной черте и даже, получив высшее образование, бьется в обидных ограничениях, которых чем более, тем лучше. Лучше – это, конечно, для одних людей, желающих как можно менее трудиться и жить барственно, не боясь, что за дело может взяться другой».
Озабоченный, по-видимому, все тем же «ограждением интересов », А.И. много и охотно пишет о капиталистах и банкирах еврейского происхождения. Особенно достается от Солженицына Дмитрию Рубинштейну – владельцу коммерческого банка, человеку, близкому к Распутину. Весьма вероятно, что банкир Рубинштейн действительно был отъявленным плутом и мошенником. Однако это вовсе не объясняет какого-то болезненного пристрастия к нему со стороны А.И. «Живой классик» посвящает ему четыре страницы своей книги. Ну бог бы с ним – у каждого свои пристрастия. Но как же быть с исторической объективностью, которую декларирует нобелевский лауреат? Столь подробно написав о Дмитрии, он ни словом не обмолвился о двух других Рубинштейнах – и не однофамильцах, а родственниках банкира: Николае и Антоне. Первый был основателем Московской консерватории, второй – знаменитым композитором и музыкантом. Неужто, по мнению Солженицына, их роль в русской истории столь ничтожна, что не заслуживает даже упоминания?
* * *
Закрывать глаза на столь болезненную тему, как еврейские погромы в России, Солженицын не стал. Напротив: он пишет о ней весьма подробно. Его исторические «изыскания» в этой области сводятся к трем основным положениям.
Во– первых, погромы были «стихийными взрывами масс »: уже в событиях 1881–1882 гг. «выяснилась и не оспаривалась несомненность стихийной погромной волны ».
Во– вторых, «еврейские авторы неумно настаивают » на том, что «вне всякого сомнения, царские власти сыграли большую роль в организации погромов ». А.И. однако же утверждает: «Нелепо было бы для российских властей сочинять и поощрять еврейские погромы. Власти виновны, несомненно, но только в том, что не справились вовремя ».
И, наконец, в-третьих: зверства погромщиков сильно преувеличивались «либерально-радикальными, а тем более революционными кругами», которым «был жадно желаем любой факт (или выдумка), кладущий пятно на правительство». В итоге «деготное пятно легло на всю российскую историю, на мировые представления о России в целом » (выделено Солженицыным. – М.Д.).
Тезисы свои А. И. доказывает вполне по-коммунистически: одних историков обкарнывает до неузнаваемости, других не упоминает вовсе. Называя обвинения в адрес правительства «совершенно необоснованными » и «нелепыми », Солженицын усматривает причины погромов в «ненависти местного населения к поработившим его евреям ». Власти же, по мнению «живого классика», «твердо » осуществляли «усмирение погромщиков ».
Что ж, давайте взглянем на те далекие от нас события глазами очевидцев и историков, причем отнюдь не «еврейских авторов », которым А.И. изначально приклеил ярлык «неумно настаивающих ». Вот что писал о киевском погроме 1881 года генерал Новицкий, бывший в то время начальником Киевского губернского жандармского управления:
«Трехдневному погрому в Киеве и распространению его по уездам евреи безусловно обязаны киевскому генерал-губернатору А.Р.Дрентельну, который до глубины души ненавидел евреев, дал полную свободу действий необузданным толпам „хулиганов“ и днепровским „босякам“, которые громили открыто еврейские имущество, магазины и лавки, базары, даже на его глазах и в присутствии войск. Войска становились лишь слепыми зрителями всех безобразий, бесчинств и грабежей».
После киевского погрома в город «по высочайшему повелению» приехал генерал-майор граф Кутайсов – «для исследования причин противоеврейских беспорядков». Впоследствии граф Кутайсов напишет:
«В массе сложилось убеждение, что евреев можно грабить, что это дозволено. Приказчики, служители трактиров и гостиниц, мастеровые, кучера, лакеи, денщики, солдаты нестроевой команды – все это примкнуло к движению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104