Николасу пришлось несколько минут пробиваться туда по лестнице. Легкие ограждения из темного стекла показались ему несообразно хрупкими. “А вдруг кто-нибудь оступится и упадет? “— подумал он.
Жюстина танцевала с широкоплечим мужчиной с прямыми черными волосами и желтоватым пуэрториканским лицом. Он был одет в безрукавку с разноцветными пуговицами и темно-красные брюки.
Разве я не слышал твой голос сегодня утром
Разве я не чувствовал, что ты плачешь
Слезы заливали меня
Как реки, врывались в мой сон...
— Жюстина.
Она молча повернулась и стада смотреть на него, пока партнер не закружил ее в танце.
— Жюстина.
— Что тебе надо, парень? Не трогай мою девочку, ладно?
Разве я не слышал твой голос сегодня утром?
Разве ты не звала меня?
Я слышал твой нежный шепот!
Но так и не разобрал слов...
— Жюстина. Посмотри на меня.
— Эй, парень! Да ты непослушный! Так не пойдет. Проваливай отсюда. Она не хочет тебя видеть.
Расширенные зрачки, покрасневшие ноздри.
— Почему бы тебе не пойти в туалет и не покурить травки.
Это странный способ признаваться в любви.
Когда я вижу только твою печаль.
Если тебе просто надо выплакаться.
Найди кого-нибудь другого...
— Ладно, хватит болтать.
Легкий щелчок утонул в громкой музыке, но Николас заметил предательский блеск стального лезвия.
— Жюстина.
— Оставь ее в покое. — Рука пуэрториканца опустилась. — Вот, получай.
Его движение было очень быстрым и ловким. Он научился этому на улице, где есть только одно правило: выжить любой ценой. Такие люди иногда опаснее профессионалов — в силу их непредсказуемости. Восьмидюймовое лезвие могло за какую-то долю секунды вспороть Николасу живот.
Он блокировал удар левой рукой, а правой ударил пуэрториканца в бок. Не было слышно ничего, кроме музыки; их яростные движения сливались с движениями танцующих в едином мощном потоке.
У пуэрториканца отвисла челюсть, и его голова откинулась назад, прямо как на картине Мунка “Крик”. Он попытался выпрямиться, но Николас ткнул его носком ботинка в подъем правой ноги. Пуэрториканец закачался на глазах изумленных соседей и, падая, задел кого-то вытянутой рукой.
Все это выглядело довольно комично, но Николасу было не до смеха.
И вот мы здесь Волшебный миг
Среди нитей, из которых ткутся мечты...
Жюстина посмотрела на человека, распростертого на полу; рядом с ним лежал нож.
— Жюстина...
— Как ты меня нашел? Что тебе надо?
— Жюстина.
— Я больше не могу. Прошу тебя, прошу. Неужели ты не понимаешь, я...
И вот ты
Несешься, как демон
От станции к станции...
— ... оплакивала тебя.
— Жюстина, я пришел сюда...
— Мне теперь все равно.
— ... чтобы сказать, что я люблю тебя.
Слезы катились из ее глаз. Воздух был насыщен музыкой: натужные голоса, вкрадчивый завораживающий ритм.
— Прошу тебя. — Слышит ли она его? — Я люблю тебя. — Жюстина вдруг прижалась к Николасу. — Жюстина, я...
Это не побочное действие кокаина
Должно быть, это любовь
Слишком поздно благодарить
Слишком поздно снова опаздывать
Слишком поздно ненавидеть
Слишком поздно...
Слишком поздно...
* * *
— Я плакал на песке перед твоим домом; такого со мной еще не бывало.
И Николас подумал, лежа на диване рядом с Жюстиной: “Ты не прав, Кроукер. Я тоже способен чувствовать”.
— Ты не должен этого стыдиться.
— Я и не стыжусь.
— Я счастлива. — Жюстина погладила его тонкими пальцами. — Оттого, что хоть чем-то тебе помогла. — Чулки на ее ногах шуршали как крылышки цикад. — Как ты помог мне.
— Это новое для меня чувство. — Жюстина видела, как глаза Николаса обращаются куда-то внутрь.
— Я обошелся с тобой очень жестоко. Но это... это была самозащита, своего рода инстинкт самосохранения. Я вдруг понял, как близко ты подошла к моей душе, и это напомнило мне...
Ее длинные волосы коснулись его плеча.
— О чем...
— О море; это было много лет назад, в Японии. О пароме в густом тумане. — Николас замолчал, но его губы оставались полуоткрытыми, как это иногда бывает у спящего. — О девушке, которую я когда-то любил. Вся беда в том, что я думал, будто люблю ее до сих пор.
— Где она теперь?
— Не знаю. — Жюстина чувствовала, как поднимаются и опускаются его грудь и живот, мерно, будто прилив и отлив. — Она сказала мне, что любит меня. И она меня убедила — о, она умела лгать как никто другой.
Жюстина улыбнулась в темноте.
— Если бы ты был женщиной, ты бы сразу почувствовал ложь.
— Иногда я думаю, что секс — это для животных. Некоторое время тишина нарушалась только далекими звуками улицы. Жюстину поразили не столько его слова, сколько горечь в его голосе; она поймала себя на непреодолимом желании угадать, что же произошло между ним и той девушкой.
— Я ревную, — сказала Жюстина и подумала, что страшно рискует. — Я завидую ей, потому что ты столько ей отдал. — Он тихо лежал рядом с ней. — И это навсегда, Ник? — Он снова ощутил прикосновение ее волос. — Кого ты хочешь этим наказать?
— С ней... я почувствовал... — Голос Николаса звучал напряженно. С чем он боролся?
— Что?
— Ничего. Просто это было сильное чувство.
— Это так ужасно?
— А потом она бросила меня. Она ушла с... — И Николас, задыхаясь от стыда, рассказал ей то, о чем никогда никому не рассказывал.
Жюстина прикоснулась к его уху теплыми губами.
— Николас, раздень меня.
Николас потянулся и с треском расстегнул замок. Ее груди бледно светились в свете камина, как гребни волн на утренней заре. Николас почувствовал, как накатывает приливная волна и покрывает все его тело.
— Мне так недоставало тебя.
Жюстина почувствовала, как прошлое отпускает его.
— Да. Мне тоже. Без тебя я казалась себе такой старой и усталой. — Она стряхнула с себя блузку.
— Жюстина, я люблю тебя.
Блеск в ее глазах манил Николаса как маяк на родном берегу.
— Повтори еще раз.
— Жюстина, иногда слова не имеют никакого значения.
— А что имеет значение? Николас обнял ее.
— Я буду держать тебя, — прошептал он. — А ты держи меня. Пальцы Жюстины пробежали по его коже.
* * *
Фукасиги, мастер кэндзюцу , проснулся на рассвете. В этот ранний час все было окутано туманом; знакомые очертания проступали неясно, словно на картине пуантилиста.
Его разбудили какие-то смутные мысли. Он сразу же подумал о Николасе.
Значит, пришло время. Несмотря на всю свою мудрость, Фукасиги почувствовал, как страх касается его своими легкими щупальцами. Он часто думал об этой минуте долгими бессонными ночами. Теперь он понял — он обманывал себя, надеясь, что этот день может никогда не наступить.
И вот он пришел, спустя столько времени. Впрочем, Фукасиги прекрасно знал, что время само по себе ничего не значит. Долгие годы, проведенные в Китае и Японии, казались ему теперь далеким сном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Жюстина танцевала с широкоплечим мужчиной с прямыми черными волосами и желтоватым пуэрториканским лицом. Он был одет в безрукавку с разноцветными пуговицами и темно-красные брюки.
Разве я не слышал твой голос сегодня утром
Разве я не чувствовал, что ты плачешь
Слезы заливали меня
Как реки, врывались в мой сон...
— Жюстина.
Она молча повернулась и стада смотреть на него, пока партнер не закружил ее в танце.
— Жюстина.
— Что тебе надо, парень? Не трогай мою девочку, ладно?
Разве я не слышал твой голос сегодня утром?
Разве ты не звала меня?
Я слышал твой нежный шепот!
Но так и не разобрал слов...
— Жюстина. Посмотри на меня.
— Эй, парень! Да ты непослушный! Так не пойдет. Проваливай отсюда. Она не хочет тебя видеть.
Расширенные зрачки, покрасневшие ноздри.
— Почему бы тебе не пойти в туалет и не покурить травки.
Это странный способ признаваться в любви.
Когда я вижу только твою печаль.
Если тебе просто надо выплакаться.
Найди кого-нибудь другого...
— Ладно, хватит болтать.
Легкий щелчок утонул в громкой музыке, но Николас заметил предательский блеск стального лезвия.
— Жюстина.
— Оставь ее в покое. — Рука пуэрториканца опустилась. — Вот, получай.
Его движение было очень быстрым и ловким. Он научился этому на улице, где есть только одно правило: выжить любой ценой. Такие люди иногда опаснее профессионалов — в силу их непредсказуемости. Восьмидюймовое лезвие могло за какую-то долю секунды вспороть Николасу живот.
Он блокировал удар левой рукой, а правой ударил пуэрториканца в бок. Не было слышно ничего, кроме музыки; их яростные движения сливались с движениями танцующих в едином мощном потоке.
У пуэрториканца отвисла челюсть, и его голова откинулась назад, прямо как на картине Мунка “Крик”. Он попытался выпрямиться, но Николас ткнул его носком ботинка в подъем правой ноги. Пуэрториканец закачался на глазах изумленных соседей и, падая, задел кого-то вытянутой рукой.
Все это выглядело довольно комично, но Николасу было не до смеха.
И вот мы здесь Волшебный миг
Среди нитей, из которых ткутся мечты...
Жюстина посмотрела на человека, распростертого на полу; рядом с ним лежал нож.
— Жюстина...
— Как ты меня нашел? Что тебе надо?
— Жюстина.
— Я больше не могу. Прошу тебя, прошу. Неужели ты не понимаешь, я...
И вот ты
Несешься, как демон
От станции к станции...
— ... оплакивала тебя.
— Жюстина, я пришел сюда...
— Мне теперь все равно.
— ... чтобы сказать, что я люблю тебя.
Слезы катились из ее глаз. Воздух был насыщен музыкой: натужные голоса, вкрадчивый завораживающий ритм.
— Прошу тебя. — Слышит ли она его? — Я люблю тебя. — Жюстина вдруг прижалась к Николасу. — Жюстина, я...
Это не побочное действие кокаина
Должно быть, это любовь
Слишком поздно благодарить
Слишком поздно снова опаздывать
Слишком поздно ненавидеть
Слишком поздно...
Слишком поздно...
* * *
— Я плакал на песке перед твоим домом; такого со мной еще не бывало.
И Николас подумал, лежа на диване рядом с Жюстиной: “Ты не прав, Кроукер. Я тоже способен чувствовать”.
— Ты не должен этого стыдиться.
— Я и не стыжусь.
— Я счастлива. — Жюстина погладила его тонкими пальцами. — Оттого, что хоть чем-то тебе помогла. — Чулки на ее ногах шуршали как крылышки цикад. — Как ты помог мне.
— Это новое для меня чувство. — Жюстина видела, как глаза Николаса обращаются куда-то внутрь.
— Я обошелся с тобой очень жестоко. Но это... это была самозащита, своего рода инстинкт самосохранения. Я вдруг понял, как близко ты подошла к моей душе, и это напомнило мне...
Ее длинные волосы коснулись его плеча.
— О чем...
— О море; это было много лет назад, в Японии. О пароме в густом тумане. — Николас замолчал, но его губы оставались полуоткрытыми, как это иногда бывает у спящего. — О девушке, которую я когда-то любил. Вся беда в том, что я думал, будто люблю ее до сих пор.
— Где она теперь?
— Не знаю. — Жюстина чувствовала, как поднимаются и опускаются его грудь и живот, мерно, будто прилив и отлив. — Она сказала мне, что любит меня. И она меня убедила — о, она умела лгать как никто другой.
Жюстина улыбнулась в темноте.
— Если бы ты был женщиной, ты бы сразу почувствовал ложь.
— Иногда я думаю, что секс — это для животных. Некоторое время тишина нарушалась только далекими звуками улицы. Жюстину поразили не столько его слова, сколько горечь в его голосе; она поймала себя на непреодолимом желании угадать, что же произошло между ним и той девушкой.
— Я ревную, — сказала Жюстина и подумала, что страшно рискует. — Я завидую ей, потому что ты столько ей отдал. — Он тихо лежал рядом с ней. — И это навсегда, Ник? — Он снова ощутил прикосновение ее волос. — Кого ты хочешь этим наказать?
— С ней... я почувствовал... — Голос Николаса звучал напряженно. С чем он боролся?
— Что?
— Ничего. Просто это было сильное чувство.
— Это так ужасно?
— А потом она бросила меня. Она ушла с... — И Николас, задыхаясь от стыда, рассказал ей то, о чем никогда никому не рассказывал.
Жюстина прикоснулась к его уху теплыми губами.
— Николас, раздень меня.
Николас потянулся и с треском расстегнул замок. Ее груди бледно светились в свете камина, как гребни волн на утренней заре. Николас почувствовал, как накатывает приливная волна и покрывает все его тело.
— Мне так недоставало тебя.
Жюстина почувствовала, как прошлое отпускает его.
— Да. Мне тоже. Без тебя я казалась себе такой старой и усталой. — Она стряхнула с себя блузку.
— Жюстина, я люблю тебя.
Блеск в ее глазах манил Николаса как маяк на родном берегу.
— Повтори еще раз.
— Жюстина, иногда слова не имеют никакого значения.
— А что имеет значение? Николас обнял ее.
— Я буду держать тебя, — прошептал он. — А ты держи меня. Пальцы Жюстины пробежали по его коже.
* * *
Фукасиги, мастер кэндзюцу , проснулся на рассвете. В этот ранний час все было окутано туманом; знакомые очертания проступали неясно, словно на картине пуантилиста.
Его разбудили какие-то смутные мысли. Он сразу же подумал о Николасе.
Значит, пришло время. Несмотря на всю свою мудрость, Фукасиги почувствовал, как страх касается его своими легкими щупальцами. Он часто думал об этой минуте долгими бессонными ночами. Теперь он понял — он обманывал себя, надеясь, что этот день может никогда не наступить.
И вот он пришел, спустя столько времени. Впрочем, Фукасиги прекрасно знал, что время само по себе ничего не значит. Долгие годы, проведенные в Китае и Японии, казались ему теперь далеким сном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128