Но откуда взялось имя Таис? Я перерыл «Эспасу» и «Ларусс», «Сокровище юности» и «Всемирный альманах», жития святых и энциклопедии и вытащил таким образом наружу небывалый этимологический инвентарь: в IV веке до Рождества Христова Таис была афинской гетерой, которая заставила Александра Великого поджечь Персеполис; в греко-латинских комедиях ненасытные куртизанки были известны под именем Таис; на скалистом дне в Северной Атлантике водилась красивая ракушка с названием Таис, в перламутровых лабиринтах которой эхом откликалось море. Но Таис – прежде всего – была египетской проституткой, раскаявшейся и впоследствии канонизированной, вдохновившей Анатоля Франса на создание романа, а Массне – на написание оперы. Мне уже казалось, что в моей Таис было что-то от кариатиды, от наяды и от исстрадавшейся святой.
Через два года после моего знакомства с Таис одна подружка моей сестры закатила вечеринку, где все двери нараспашку и заходи кому не лень, и, полагаю, что не лень оказалось зайти туда и всем непрошеным гостям – любителям халявы, которые тем вечером заявились в дом Омоте. Так звали подружку Марии Лилы, устроившей первую в своей жизни вечеринку у себя дома, туда-то я и пришел, решившись объясниться Таис в любви во время нежных прижиманий первого медленного танца.
Мой танцевально-прикладной опыт был достаточно чахлым и печальным, но, по крайней мере, на основании его я смог определить главную стратегическую линию: если я протанцую с Таис все сальсы и прочие быстрые дискотечные ритмы, то во время слащавых романтических мелодий никто не посмеет отбить ее у меня, и тогда и только тогда я завоюю ее, хотя бы и ценой полного истощения организма.
Помню, как я, привыкший созерцать ее лишь в спортивной форме и вечно играющей в волейбол, опешил от удивления, увидев, что легкий макияж покрыл ее детское лицо легкой порочностью, которую несколько лет спустя я распознал в ангелах Бронзино . Когда из динамиков загремела музыка, я кинулся к Таис, готовый насмерть приклеиться к ней до тех пор, пока за ней не придет мама.
Вечеринки в то время всегда строились согласно определенной музыкальной последовательности: начиналось все с быстрых песен на английском, потом все переходило в более сладкие песни тропического песенного жанра и достигало кульминации во время сентиментального мяуканья «Би-Джиз» или невыносимо трогательных романсов «Bread». Главное было выдержать три часа безостановочного перепляса первой и второй фазы вечеринки, и уж потом можно было расслабиться, когда приходила пора мурлыкать на ухо «You've got a friend» Джеймса Тейлора или «Musk-rat Love» «Америки».
Хиты «Fleetwood Mac» и «Earth, Wind amp; Fire» растопили лед, и я бросился в разнузданность вечеринки, продолжившейся в арпеджио «Dire Straits», «The Moody Blues», «Led Zeppelin» и «The Rolling Stones». И протоптавшись по тюремному року, по крокодильему року, по чумному року и по всяким прочим роковым разностям, которые попались мне под ноги, я оказался во власти Сантаны и «Оуе cоmo va». И тут к нам налетели марсиане, никуда от них не деться, налетели марсиане, все танцуют ча-ча-ча .
Как я и предполагал, Таис отважно выдержала первую часть вечеринки, но я-то пребывал в бедственном положении, потому что моя газель из «National Geographic» вертелась как юла и основательно меня измочалила. Если она и сальсу танцует как рок, подумал я, то все мои любовные грезы в опасности большей, нежели медведь панда в клетке с уссурийскими тиграми.
Сначала мы прошлись по всему репертуару Селии Крус , «Фруко и его Вершин» , Вилли Колона и Рубена Бладеса , надолго застряв в гавани «Моро, тропическая страна». Но худшее еще только маячило на горизонте, поскольку в те годы были в моде изнуряющие попурри, являвшиеся разновидностью «теста Купера» – атлетического испытания, состоявшего в том, чтобы навернуть десять кругов вокруг футбольного поля всего лишь за десять минут. Когда я услышал хлопки в ладоши, предваряющие «Веселье Панамы», я призвал на помощь остатки викарийского смирения, с каким тамплиеры встречали ордалии .
На самом деле я испытывал определенную радость, созерцая толпу недотеп и нагло вваливших на вечеринку непрошеных гостей, ведь благодаря небу Таис находилась в безопасности, поскольку эти животные прибыли слишком поздно, чтобы отбить у меня мою лань. С танцевальной площадки я видел их, недружелюбных и угрюмых, и под вспышки психоделических молний, мигавших под потолком, я вспомнил документальный фильм об Африке, в котором подлые гиены преследовали ночью исполненного величия льва. Взбудораженный благородными инстинктами, я попытался рявкнуть на них, но выдавил из себя лишь хилое покашливание.
Разве возможно, чтобы столь изящное создание могло так исступленно – ну прямо как менады – танцевать? Греческое слово enthusiasm? s вспыхнуло, озарив заклятье Таис Афинской – благосклонной к языческим жертвоприношениям, – и я вспомнил миф об Аталанте, той жестокой девушке, которая повергла в борьбе Пелея, которая записалась в команду Арго и которая ранила мягким ясеневым копьем калидонского вепря. Аталанта знала, что она непобедима, и поэтому дала согласие выйти замуж лишь за того, кто одержит над ней верх в беге, не заметив, что Афина Паллада устроила ей ловушку с золотыми яблоками. Заливаясь потом, я ощутил тоску по той героической эпохе богинь-сводниц, а поскольку Таис скорее походила на локомотив, мне только и оставалось, что доверить себя Святой Марии, потому что «Святая Мария, Святая Мария едет на поезде, Святая Мария едет на поезде, но не едет трамваем».
Мы скакали без перерыва больше трех часов, когда усилители изрыгнули музыкальную шрапнель, одарившую еще большей физической хромотой таких, как я: «Прикосновение Рулли» , уродливая мешанина четырехсот твистовых ритмов, которая прошлась по Мексике и была бездумно подхвачена в Лиме. Я жалобно посмотрел на Таис, чтобы внушить ей хоть капельку сострадания, но она удвоила количество прыжков, и я послушно последовал за ней, агонизируя, как тот труп из моего учебника по литературе , который – ай-ай-ай! – продолжал умирать.
Вдруг я почувствовал, как унимается барабанная дробь ног Таис, и я смутно различил сомалийскую конгони , великолепную антилопу, которая, согласно документалкам из «National Geographic», была способна галопировать неделями по выжженной африканской саване, отшивая таким образом наиболее прилипчивых преследователей. Сведенный судорогой и оцепеневший от напряжения, я смотрел, как Таис, снова ставшая газелью, импалой, быстро и элегантно удалялась от меня.
Изредка проницательный взгляд Таис пересекался с горящими как угли глазами пришлых нахлебников, которые продолжали вливаться на вечеринку через кратер, который открыла семья Омоте, отворив все двери нараспашку, чтоб лезли все кому не лень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Через два года после моего знакомства с Таис одна подружка моей сестры закатила вечеринку, где все двери нараспашку и заходи кому не лень, и, полагаю, что не лень оказалось зайти туда и всем непрошеным гостям – любителям халявы, которые тем вечером заявились в дом Омоте. Так звали подружку Марии Лилы, устроившей первую в своей жизни вечеринку у себя дома, туда-то я и пришел, решившись объясниться Таис в любви во время нежных прижиманий первого медленного танца.
Мой танцевально-прикладной опыт был достаточно чахлым и печальным, но, по крайней мере, на основании его я смог определить главную стратегическую линию: если я протанцую с Таис все сальсы и прочие быстрые дискотечные ритмы, то во время слащавых романтических мелодий никто не посмеет отбить ее у меня, и тогда и только тогда я завоюю ее, хотя бы и ценой полного истощения организма.
Помню, как я, привыкший созерцать ее лишь в спортивной форме и вечно играющей в волейбол, опешил от удивления, увидев, что легкий макияж покрыл ее детское лицо легкой порочностью, которую несколько лет спустя я распознал в ангелах Бронзино . Когда из динамиков загремела музыка, я кинулся к Таис, готовый насмерть приклеиться к ней до тех пор, пока за ней не придет мама.
Вечеринки в то время всегда строились согласно определенной музыкальной последовательности: начиналось все с быстрых песен на английском, потом все переходило в более сладкие песни тропического песенного жанра и достигало кульминации во время сентиментального мяуканья «Би-Джиз» или невыносимо трогательных романсов «Bread». Главное было выдержать три часа безостановочного перепляса первой и второй фазы вечеринки, и уж потом можно было расслабиться, когда приходила пора мурлыкать на ухо «You've got a friend» Джеймса Тейлора или «Musk-rat Love» «Америки».
Хиты «Fleetwood Mac» и «Earth, Wind amp; Fire» растопили лед, и я бросился в разнузданность вечеринки, продолжившейся в арпеджио «Dire Straits», «The Moody Blues», «Led Zeppelin» и «The Rolling Stones». И протоптавшись по тюремному року, по крокодильему року, по чумному року и по всяким прочим роковым разностям, которые попались мне под ноги, я оказался во власти Сантаны и «Оуе cоmo va». И тут к нам налетели марсиане, никуда от них не деться, налетели марсиане, все танцуют ча-ча-ча .
Как я и предполагал, Таис отважно выдержала первую часть вечеринки, но я-то пребывал в бедственном положении, потому что моя газель из «National Geographic» вертелась как юла и основательно меня измочалила. Если она и сальсу танцует как рок, подумал я, то все мои любовные грезы в опасности большей, нежели медведь панда в клетке с уссурийскими тиграми.
Сначала мы прошлись по всему репертуару Селии Крус , «Фруко и его Вершин» , Вилли Колона и Рубена Бладеса , надолго застряв в гавани «Моро, тропическая страна». Но худшее еще только маячило на горизонте, поскольку в те годы были в моде изнуряющие попурри, являвшиеся разновидностью «теста Купера» – атлетического испытания, состоявшего в том, чтобы навернуть десять кругов вокруг футбольного поля всего лишь за десять минут. Когда я услышал хлопки в ладоши, предваряющие «Веселье Панамы», я призвал на помощь остатки викарийского смирения, с каким тамплиеры встречали ордалии .
На самом деле я испытывал определенную радость, созерцая толпу недотеп и нагло вваливших на вечеринку непрошеных гостей, ведь благодаря небу Таис находилась в безопасности, поскольку эти животные прибыли слишком поздно, чтобы отбить у меня мою лань. С танцевальной площадки я видел их, недружелюбных и угрюмых, и под вспышки психоделических молний, мигавших под потолком, я вспомнил документальный фильм об Африке, в котором подлые гиены преследовали ночью исполненного величия льва. Взбудораженный благородными инстинктами, я попытался рявкнуть на них, но выдавил из себя лишь хилое покашливание.
Разве возможно, чтобы столь изящное создание могло так исступленно – ну прямо как менады – танцевать? Греческое слово enthusiasm? s вспыхнуло, озарив заклятье Таис Афинской – благосклонной к языческим жертвоприношениям, – и я вспомнил миф об Аталанте, той жестокой девушке, которая повергла в борьбе Пелея, которая записалась в команду Арго и которая ранила мягким ясеневым копьем калидонского вепря. Аталанта знала, что она непобедима, и поэтому дала согласие выйти замуж лишь за того, кто одержит над ней верх в беге, не заметив, что Афина Паллада устроила ей ловушку с золотыми яблоками. Заливаясь потом, я ощутил тоску по той героической эпохе богинь-сводниц, а поскольку Таис скорее походила на локомотив, мне только и оставалось, что доверить себя Святой Марии, потому что «Святая Мария, Святая Мария едет на поезде, Святая Мария едет на поезде, но не едет трамваем».
Мы скакали без перерыва больше трех часов, когда усилители изрыгнули музыкальную шрапнель, одарившую еще большей физической хромотой таких, как я: «Прикосновение Рулли» , уродливая мешанина четырехсот твистовых ритмов, которая прошлась по Мексике и была бездумно подхвачена в Лиме. Я жалобно посмотрел на Таис, чтобы внушить ей хоть капельку сострадания, но она удвоила количество прыжков, и я послушно последовал за ней, агонизируя, как тот труп из моего учебника по литературе , который – ай-ай-ай! – продолжал умирать.
Вдруг я почувствовал, как унимается барабанная дробь ног Таис, и я смутно различил сомалийскую конгони , великолепную антилопу, которая, согласно документалкам из «National Geographic», была способна галопировать неделями по выжженной африканской саване, отшивая таким образом наиболее прилипчивых преследователей. Сведенный судорогой и оцепеневший от напряжения, я смотрел, как Таис, снова ставшая газелью, импалой, быстро и элегантно удалялась от меня.
Изредка проницательный взгляд Таис пересекался с горящими как угли глазами пришлых нахлебников, которые продолжали вливаться на вечеринку через кратер, который открыла семья Омоте, отворив все двери нараспашку, чтоб лезли все кому не лень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34