И неожиданно получалось, что ей приходилось с пеной у рта отстаивать сцены, которые он хотел убрать. Важные сцены, против которых он раньше не возражал.
Она приходила в полное расстройство и собой не владела. Да что происходит, черт побери? Почему все становится мерзким?
«Людей улицы»– ее детище – потихоньку у нее отбирают. Сценарий писала она, а получается, словно это и не ее слова. Да, практически все роли в фильме, кроме главных, распределила она – ну и что? Теперь-то это будет фильм Джорджа Ланкастера, а таких, как он, она всегда терпеть не могла. С огромным самомнением, грубый, убежденный – хотя это полнейшая чуть, – будто мужчины существа более высокого порядка, чем женщины.
В офис она решила не возвращаться. Мысль отправиться на пляж показалась ей куда более привлекательной, поэтому она проехала по Уилширскому бульвару до самого океана, припарковала машину и пошла вдоль берега, пытаясь успокоиться.
Волны были высокими, подходящими для серфинга, и полно ребят резвилось в океане – их бронзовые тела стремительно и изящно неслись над водой. Были бы у нее сейчас купальник и доска! Как раз этого ей и хочется. А почему бы и нет? Поддавшись порыву, она поспешила назад к машине и поехала в спортивный магазин в Санта-Монику. И купила там то, что было нужно.
Серфингом она не занималась целую вечность… по крайней мере, с того времени, как познакомилась с Нийлом. Входя в волны, поначалу чувствовала себя неловко и глупо – и даже старухой, это в двадцать девять-то лет! Но скоро она освоилась, вошла в ритм и помчалась на волнах, прямо как в добрые старые времена. Ловила кайф! Какое наслаждение!
Она забыла о Джордже, Оливере, о фильме и, самое главное, – о Нийле. Возбуждение охватило ее, когда вернулись умение и ловкость, давно, казалось, забытые. Как хорошо снова чувствовать себя молодой и не думать ни о чем, кроме следующей волны.
Как хорошо, когда все зависит лишь от тебя самой.
– Можно вас на минутку? – Литгл С. Порц бочком подступил к Россу Конги перед «Биджаном» на Родео-драйв.
– Разумеется, – великодушно согласился Росс, думая, что этот задрипанный тип – его поклонник. – Что бы вам хотелось узнать? Действительно ли я сам прыгнул со скалы в «Бродяге» или это был дублер? Не беспокойтесь, все меня об этом спрашивают, и уверяю вас – это был я. Если вы мне дадите ручку, я распишусь на вашем конверте. Для кого подписать… для вашей сестры?
Литтл потерял дар речи. Не бывает такого, чтобы ты подходил к человеку его шантажировать, а он предлагал поставить автограф на конверте с компрометирующими снимками.
– Вы не поняли, – неуверенно забормотал он. – У меня тут фотографии.
– А, вы хотите, чтобы я расписался на фотографиях, – охотно согласился Росс. Он всегда считал, что с поклонниками нужно обходиться мило. Поступай так, и они никогда не перестанут валить толпами на твои фильмы. Сто лет уж, как перестали, козел!
– Тут фотографии, которые вы не захотите видеть опубликованными, – поспешил вставить Литтл, чтобы не дать кинознаменитости вконец его запутать. – И не захотите, чтобы их увидела ваша жена, или ваша мать, или ваша дочь, или ваша внучка.
Внучка! Росс взбесился. Да сколько, это вонючее хамло думает, ему лет?
– Мать моя умерла. Дочери у меня нет. А внучки тем более – так засунь-ка ты себе в жопу, что там у тебя в конверте, – с достоинством проговорил Росс, повернулся и пошел к своей машине, припаркованной там, где была запрещена стоянка.
Литтл кинулся за ним.
– А как вы будете смотреться на обложке «Нэшнл Энкайрер»в постели с Карен Ланкастер? – спросил он, нервно подергиваясь.
На какую-то долю секунды Росс сбился с шага, но потом подумал: «Вот еще, о чем беспокоиться? У кого могут быть фотографии нас с Карен?»
Литгл С. Порц залез в конверт и вытащил оттуда глянцевый, размером восемь на десять дюймов, черно-белый снимок – Карен и Росс в постели.
У Литтла С. Порца был товар.
– Сколько? – устало спросил Росс.
Карен уверенно вошла в «Поло Лаундж», помахала рукой Нино, метрдотелю, и направилась к столику, который всегда, бывая в городе, занимал Джордж Ланкастер.
К ее огорчению, его еще не было, поэтому она заказала «Кровавую Мэри», достала из сумочки изящную пудреницу работы Фаберже и полюбовалась своим точеным личиком. К счастью, она унаследовала отцовские внешность и характер… и очень этим довольна, потому что мать, на ее взгляд, была женщиной бесхарактерной, где уж ей было управиться с дочерью вроде Карен или с таким мужем, как Джордж, поэтому он, наверное, с таким постоянством и волочился за другими женщинами, пока они были женаты. Когда мать умерла, Карен стала много времени проводить с Джорджем. Шесть головокружительных месяцев они были неразлучны. Затем откуда-то взялась молодая актриска – ледяная блондинка, и все пошло прахом.
Джордж, как последний дурак, на ней женился. Брак длился только несколько месяцев и обошелся ему в круглую сумму. Тем временем Карен выскочила за первого встречного – агента по продаже недвижимости, только-только продавшего ей дом. Ее брак развалился через два дня после того, как рухнул брак Джорджа. Но вместо того, чтобы опять с ней съехаться, как надеялась Карен, Джордж с друзьями отправился в Палм-Бич, встретил там Памелу Лондон и, как только получил развод, тут же на ней и женился. Их свадьба была самым главным событием года. Карен накурилась и под столом делала минет своему кавалеру. Через два месяца она стала женой ошалелого от наркотиков композитора, который так нанюхивался кокаина, что нос у него не выдерживал.
Поняв, что Джорджу плевать, за кем она замужем, Карен развелась, и с тех пор незамужней жила одна в Беверли-Хиллз. Одинокая дама с громадным попечительским фондом, с великолепной квартирой, с потрясающим домом на берегу океана, с тремя машинами, четырьмя шубами и всем прочим, что только ее душеньке было угодно.
Джордж Ланкастер заявился с помпой. Люди застывали, когда он проходил мимо их столиков, разговоры прекращались, подхалимы вскакивали с места, чтобы засвидетельствовать свое почтение.
Карен встала, когда он подошел. Вот бы ей снова оказаться маленькой девочкой и забраться к нему на руки. Но ей пришлось довольствоваться коротким объятием.
– Как тут моя девонька? – прогремел он.
– Ты превосходно выглядишь, па… хм… Джордж. Правда, ты в самом деле выглядишь замечательно.
– Да нет… старею.
– Будет тебе. Ты – никогда.
Он заулыбался по-мальчишески.
– Я и Рейган, детка. Для двух старых лошадок мы довольно хорошо держимся.
– Лучше б он не узнал, что ты говоришь.
– Кто, Ронни? Он бы не стал возражать.
– Я люблю тебя, папа, – сказала она, став вдруг снова маленькой, какой ей так хотелось быть.
– Перестань «папать», хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155