Сделал глоток из бокала.
- Глупая девчонка… - пробормотал он. - Глупая, гордая и бесстрашная. Но ведь мы, которые старые крестоносцы, тоже не без понятия, а?.. Что ж ты так-то к нам, старикам?.. В Иерусалиме тебе никто не поможет. Никто, кроме сира де Пейна.
…Сир Гуго де Пейн, магистр ордена Храма принадлежал к удивительным людям. Как и Мелисанда, он всегда добивался своего. Трудности не страшили храмовника. Ведь всем известно: чем невероятней дело, тем больше слава.
Гранье был уверен в одном. Сир де Пейн - единственный, кто способен с восемью рыцарями пробиться в Халеб и спасти короля.
НАКЛАДНОЙ ВНУК ГАБРИЭЛЯ
- Деда, деда! Ну, деда же! Вставай!
Габриэль вздохнул и перевернулся на другой бок. Грязное одеяло елозило по неструганым доскам. Горбыль прокатывался по ребрам, и тонкий тюфяк не мог от этого защитить. Угол ассасина отделялся от остальной комнаты занавесью, но для постреленка это не было преградой.
- Деда! Яплыгнул через велевочку сто лаз!
- Ай, Гасан, - женский голос, - дедушка устал. Дай почтенному Джебраил-аге поспать.
- Холосо, мамочка. Деда, ты спишь?
И как это Аллах дозволяет существовать маленьким паршивцам с писклявыми голосами? Никакого покоя от них. А вечером предстоит дело.
Важное дело. Королевское.
Вот уже две недели пронырливый ассасин жил в Халебе - в городе, где томился пленный франкский король. Не так давно эмир Балак выгнал всех проповедников из Халеба, что здорово осложнило жизнь Габриэлю.
Приходилось жить под чужой личиной. Халат не по росту путался в ногах. Щеки чесались от накладной бороды. Но куда хуже бороды была семья: фальшивый сын, поддельная невестка и накладной внук. Борода всего лишь раздражала кожу, семья же требовала следования законам и установлениям. А внук еще и хотел, чтобы его любили.
- Джебаил-ага! Мой деда самый лучший! - Постреленок прижался щекой к руке «деда» и притих. Прогнать его не хватило духу. В неустроенной жизни сектантов ребенку не нашлось места. Родителей больше занимали рассуждения о духовном наставничестве, чем забота о маленьком Гасане. Габриэль ему сочувствовал, но не настолько, чтобы постоянно с ним возиться. Хотя…
- Ну ладно. Сдаюсь. Иди сюда, маленький мерзавец, - проворчал ассасин. - Я тебя поглажу.
Ребенок завозился, устраиваясь поудобнее, засипел. На вид ему было около пяти. Габриэль подозревал, что на самом деле мальчуган старше, просто его забывают кормить.
- А что внучок принес дедушке? Пусть внучек скажет Джебраил-аге.
Гасан устроился на лавке и принялся раскладывать свои богатства: крохотные бусики, глиняная свистулька, замызганный кожаный ремешок, пучок петушиных перьев.
- Вот это, Джебаил-ага, - рассказывал он, - я отоблал у маленькой Макалим. И волчок тоже.
- Она плакала?
- В тли лучья. А я ей еще пендаля дал!
- Хороший мальчик. - Заскорузлая рука ассасина растрепала волосы ребенка. - А это что?
- Пелышки. Я петушка залезал, Джебаил-ага!
- Молодец! Вот тебе десять фельсов.
Гасан шмыгнул носом, подбирая сопли. Глазенки его светились обожанием.
- Деда Джебаил! А я, когда выласту, тоже буду ассасином? Как дедушка?
- Да, Гасан. Как твой великий дедушка.
- И имамом?!
- Нет, Гасан. Имамом ты не станешь. У нынешнего дедушки-имама свои вну… хм! кхе-кхе! - Габриэлю припомнился Старец Горы. Сыновей у проходимца не осталось, внуков тоже. - А почему бы и нет? Будешь и имамом. Обещаю.
Из кухни доносилось звяканье котелков. Ароматный мясной дух разносился по дому. Фатима, мать постреленка, готовила куриную лапшу. Хоть какая-то польза от сопливца… Покушение на соседского петуха было задумано позавчера. До этого юный убийца тренировался на ящерицах, рыбках и комнатных цветах. Габриэль всё больше уверялся, что у мальчишки талант.
- Но ведь у нас есть имам, деда! Дедушка Гасан-ага.
- А ты будешь Гасаном Вторым. Но позже, позже… Когда вырастешь. Что у тебя еще есть?
- Свистулька. Я ее в лавке взял, как вы сказали. А злой дядя Юсуф меня побить глозился!
- Плохой дядя. Мы его зарежем. Потом. А не видел ли ты рядом с лавкой ослика?
- Видел, дедушка Джебаил. Такой глустный белым ослик. Со смешным челным пятнышком воклуг глаза.
- Очень хорошо. Вот тебе, маленький паршивец, острый перчик. Вот тебе палочка. Завтра подойдешь к ослику, вывернешь перчик наизнанку и пилочкой засунешь ему под хвостик.
- Ай, дедушка! А ослику не будет больно? Он такой глустный.
- Клянусь Аллахом, он очень развеселится! Когда злой Юсуф станет ловить веселого ослика, все свистульки в лавке станут тебе дозволены.
- Ой, деда!
- Вытри нос. Взамен принеси старому уважаемому Джебраил-аге побольше денежек из лавки. А это что?
- Это лемешок. А Лашид с соседской улицы меня побить глозился.
- На тебе каменюку. В следующий раз будет грозиться, подойди и дай ему по голове.
- Спасибо, Джебаил-ага! А ты покатаешь меня ни лосадке?
- Да. Но помни: это будет ассасинская лошадка. Очень страшная и злая.
- Ула-а! На лосадке!
- Потом, потом… - охладил его пыл Габриель. - Теперь иди и спроси у мамы, когда эта нерасторопная корова наконец накормит знаменитого дедушку Джебраила. Это тебе ассасинское задание.
- Слусаю и повинуюсь, любимый деда.
Затопали маленькие ножки. Послышался звук затрещин и рев. Габриэль удовлетворенно кивнул. Воин ислама должен уметь терпеть боль. Должен повиноваться, не рассуждая.
- Джебраил-ага, - донесся голос Фатимы. - Идите есть!
- Благодарствую, дочка.
Кряхтя, Габриэль поднялся с лавки. Время, предназначенное для отдыха, пришлось потратить на мальчонку. Ну ничего: с пользой, всё с пользой…
Весьма натурально подволакивая ноги, ассасин поплелся на запах лапши. Он чувствовал себя стариком. И дело не в притворстве, которое стало второй его натурой, в хромоте и фальшивой бороде (с ней Габриэль не расставался даже в доме). Почести, которые ему оказывали, предназначались старшему.
Главе дома.
А своего дома у него нет. И вряд ли когда-нибудь появится. Как леопарда ни приручай, он не променяет чащу на сытость и покой человеческого жилища, хоть и будет мечтать о тепле холодными дождливыми ночами.
- Кушайте, Джебраил-ага. Кушайте!
Перед Габриэлем появилась дымящаяся миска с лапшой. От умопомрачительного запаха трав и куриного мяса во рту собралась голодная слюна. Пробормотав нечто, долженствующее заменить молитву, ассасин отломил кусок лепешки. Словно по сигналу, остальные домочадцы потянули к хлебу руки, а маленький Гасан получил очередную затрещину.
Некоторое время не было слышно ничего, кроме чавканья. Жили хозяева дома нищенски. Юсу, отец постреленка, трудился водоносом, Фатима за гроши ухаживала за какой-то старухой. Перебивались с хлеба на курагу, что называется. Габриэль припомнил сплетни дамасских болтунов. «Исмаилиты богаты! С жиру трескаются!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
- Глупая девчонка… - пробормотал он. - Глупая, гордая и бесстрашная. Но ведь мы, которые старые крестоносцы, тоже не без понятия, а?.. Что ж ты так-то к нам, старикам?.. В Иерусалиме тебе никто не поможет. Никто, кроме сира де Пейна.
…Сир Гуго де Пейн, магистр ордена Храма принадлежал к удивительным людям. Как и Мелисанда, он всегда добивался своего. Трудности не страшили храмовника. Ведь всем известно: чем невероятней дело, тем больше слава.
Гранье был уверен в одном. Сир де Пейн - единственный, кто способен с восемью рыцарями пробиться в Халеб и спасти короля.
НАКЛАДНОЙ ВНУК ГАБРИЭЛЯ
- Деда, деда! Ну, деда же! Вставай!
Габриэль вздохнул и перевернулся на другой бок. Грязное одеяло елозило по неструганым доскам. Горбыль прокатывался по ребрам, и тонкий тюфяк не мог от этого защитить. Угол ассасина отделялся от остальной комнаты занавесью, но для постреленка это не было преградой.
- Деда! Яплыгнул через велевочку сто лаз!
- Ай, Гасан, - женский голос, - дедушка устал. Дай почтенному Джебраил-аге поспать.
- Холосо, мамочка. Деда, ты спишь?
И как это Аллах дозволяет существовать маленьким паршивцам с писклявыми голосами? Никакого покоя от них. А вечером предстоит дело.
Важное дело. Королевское.
Вот уже две недели пронырливый ассасин жил в Халебе - в городе, где томился пленный франкский король. Не так давно эмир Балак выгнал всех проповедников из Халеба, что здорово осложнило жизнь Габриэлю.
Приходилось жить под чужой личиной. Халат не по росту путался в ногах. Щеки чесались от накладной бороды. Но куда хуже бороды была семья: фальшивый сын, поддельная невестка и накладной внук. Борода всего лишь раздражала кожу, семья же требовала следования законам и установлениям. А внук еще и хотел, чтобы его любили.
- Джебаил-ага! Мой деда самый лучший! - Постреленок прижался щекой к руке «деда» и притих. Прогнать его не хватило духу. В неустроенной жизни сектантов ребенку не нашлось места. Родителей больше занимали рассуждения о духовном наставничестве, чем забота о маленьком Гасане. Габриэль ему сочувствовал, но не настолько, чтобы постоянно с ним возиться. Хотя…
- Ну ладно. Сдаюсь. Иди сюда, маленький мерзавец, - проворчал ассасин. - Я тебя поглажу.
Ребенок завозился, устраиваясь поудобнее, засипел. На вид ему было около пяти. Габриэль подозревал, что на самом деле мальчуган старше, просто его забывают кормить.
- А что внучок принес дедушке? Пусть внучек скажет Джебраил-аге.
Гасан устроился на лавке и принялся раскладывать свои богатства: крохотные бусики, глиняная свистулька, замызганный кожаный ремешок, пучок петушиных перьев.
- Вот это, Джебаил-ага, - рассказывал он, - я отоблал у маленькой Макалим. И волчок тоже.
- Она плакала?
- В тли лучья. А я ей еще пендаля дал!
- Хороший мальчик. - Заскорузлая рука ассасина растрепала волосы ребенка. - А это что?
- Пелышки. Я петушка залезал, Джебаил-ага!
- Молодец! Вот тебе десять фельсов.
Гасан шмыгнул носом, подбирая сопли. Глазенки его светились обожанием.
- Деда Джебаил! А я, когда выласту, тоже буду ассасином? Как дедушка?
- Да, Гасан. Как твой великий дедушка.
- И имамом?!
- Нет, Гасан. Имамом ты не станешь. У нынешнего дедушки-имама свои вну… хм! кхе-кхе! - Габриэлю припомнился Старец Горы. Сыновей у проходимца не осталось, внуков тоже. - А почему бы и нет? Будешь и имамом. Обещаю.
Из кухни доносилось звяканье котелков. Ароматный мясной дух разносился по дому. Фатима, мать постреленка, готовила куриную лапшу. Хоть какая-то польза от сопливца… Покушение на соседского петуха было задумано позавчера. До этого юный убийца тренировался на ящерицах, рыбках и комнатных цветах. Габриэль всё больше уверялся, что у мальчишки талант.
- Но ведь у нас есть имам, деда! Дедушка Гасан-ага.
- А ты будешь Гасаном Вторым. Но позже, позже… Когда вырастешь. Что у тебя еще есть?
- Свистулька. Я ее в лавке взял, как вы сказали. А злой дядя Юсуф меня побить глозился!
- Плохой дядя. Мы его зарежем. Потом. А не видел ли ты рядом с лавкой ослика?
- Видел, дедушка Джебаил. Такой глустный белым ослик. Со смешным челным пятнышком воклуг глаза.
- Очень хорошо. Вот тебе, маленький паршивец, острый перчик. Вот тебе палочка. Завтра подойдешь к ослику, вывернешь перчик наизнанку и пилочкой засунешь ему под хвостик.
- Ай, дедушка! А ослику не будет больно? Он такой глустный.
- Клянусь Аллахом, он очень развеселится! Когда злой Юсуф станет ловить веселого ослика, все свистульки в лавке станут тебе дозволены.
- Ой, деда!
- Вытри нос. Взамен принеси старому уважаемому Джебраил-аге побольше денежек из лавки. А это что?
- Это лемешок. А Лашид с соседской улицы меня побить глозился.
- На тебе каменюку. В следующий раз будет грозиться, подойди и дай ему по голове.
- Спасибо, Джебаил-ага! А ты покатаешь меня ни лосадке?
- Да. Но помни: это будет ассасинская лошадка. Очень страшная и злая.
- Ула-а! На лосадке!
- Потом, потом… - охладил его пыл Габриель. - Теперь иди и спроси у мамы, когда эта нерасторопная корова наконец накормит знаменитого дедушку Джебраила. Это тебе ассасинское задание.
- Слусаю и повинуюсь, любимый деда.
Затопали маленькие ножки. Послышался звук затрещин и рев. Габриэль удовлетворенно кивнул. Воин ислама должен уметь терпеть боль. Должен повиноваться, не рассуждая.
- Джебраил-ага, - донесся голос Фатимы. - Идите есть!
- Благодарствую, дочка.
Кряхтя, Габриэль поднялся с лавки. Время, предназначенное для отдыха, пришлось потратить на мальчонку. Ну ничего: с пользой, всё с пользой…
Весьма натурально подволакивая ноги, ассасин поплелся на запах лапши. Он чувствовал себя стариком. И дело не в притворстве, которое стало второй его натурой, в хромоте и фальшивой бороде (с ней Габриэль не расставался даже в доме). Почести, которые ему оказывали, предназначались старшему.
Главе дома.
А своего дома у него нет. И вряд ли когда-нибудь появится. Как леопарда ни приручай, он не променяет чащу на сытость и покой человеческого жилища, хоть и будет мечтать о тепле холодными дождливыми ночами.
- Кушайте, Джебраил-ага. Кушайте!
Перед Габриэлем появилась дымящаяся миска с лапшой. От умопомрачительного запаха трав и куриного мяса во рту собралась голодная слюна. Пробормотав нечто, долженствующее заменить молитву, ассасин отломил кусок лепешки. Словно по сигналу, остальные домочадцы потянули к хлебу руки, а маленький Гасан получил очередную затрещину.
Некоторое время не было слышно ничего, кроме чавканья. Жили хозяева дома нищенски. Юсу, отец постреленка, трудился водоносом, Фатима за гроши ухаживала за какой-то старухой. Перебивались с хлеба на курагу, что называется. Габриэль припомнил сплетни дамасских болтунов. «Исмаилиты богаты! С жиру трескаются!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86