Я пришел сюда задать вопрос, ответ на который в любом случае ничего не будет ему стоить. А если я говорил правду, ему просто выгодно будет ответить. Так почему бы нет?
Он решительно кивнул своим мыслям, кинул на меня взгляд из-под тяжелых век и сказал:
— Секьюритиз.
До меня не сразу дошел смысл этого слова. Я подумал об охране в магазинах и банках и переспросил:
— Секьюрити?
— Государственные облигации, — пояснил он. — Ценные бумаги, но никаких именных акций. Можете вы это сделать со своим товарищем?
— Вы имеете в виду Уолл-стрит?
— Конечно, Уолл-стрит. Вы знаете кого-нибудь из тамошних брокеров?
Я-то надеялся, что речь пойдет о каком-нибудь заведении на территории нашего участка, где нам все известно.
— Нет, не знаю, — сказал я. — А нам они понадобятся? Вигано пожал плечами и махнул рукой. У него были на удивление огромные и толстые руки.
— Номера мы изменим, — объяснял он. — Только убедитесь, что бумаги не именные.
— Я вас не понимаю, — растерянно сказал я. Он тяжело вздохнул, показывая, какого терпения ему стоит говорить со мной.
— Если на сертификате есть имя владельца, она мне не нужна. Только ценные бумаги, где написано: “Уплатить по предъявлении”.
— Вы имеете в виду государственные облигации?
— Вот именно, — сказал он. — Их или какие-нибудь другие бумаги на предъявителя.
У меня возник интерес к этому вопросу. Я никогда не слышал о бумагах на предъявителя.
— Вы хотите сказать, — спросил я, — что они что-то вроде денег?
Вигано хмыкнул:
— Это и есть деньги.
Я почувствовал себя счастливым, как в тот раз, когда находился в роскошных апартаментах на Сентрал-парк-авеню.
— Это деньги состоятельных людей, — сказал я. Вигано усмехнулся. Я подумал, что нам обоим удивительно, до чего легко мы понимали друг друга.
— Правильно, — подтвердил он. — Деньги богатых людей.
— И вы их у нас купите?
— Да, по двадцать центов за доллар.
— Так это всего только пятая часть? — удивился я. Он пожал плечами:
— Только потому, что вы собираетесь провернуть крупную сделку, я даю вам такую хорошую цену. Обычно это стоит по десять центов за доллар.
Мне все же показалось, что предлагаемый им процент не так уж высок, и я сказал:
— Если по этим бумагам деньги выплачиваются предъявителю, почему я сам не могу их продать?
— Потому что вы не знаете, как изменить номера бумаг. И у вас нет связей, чтобы пустить эти деньги в законный оборот. С обеих точек зрения он был прав.
— Хорошо, — сказал я. — Значит, мы должны взять десять миллионов долларов, чтобы получить у вас два миллиона.
— Но билеты не должны быть очень крупными. Бумаги выше чем на сто тысяч мне не нужны.
— А на какую они бывают сумму? — спросил я.
Честно говоря, от всего этого у меня голова закружилась.
— Американские облигации бывают на сумму до миллиона долларов. Но их невозможно разменять.
Этого я уже не мог выдержать! Мною овладел благоговейный ужас.
— Миллион долларов! — потрясенно прошептал я.
— Вы должны охотиться за мелочью, от ста тысяч и ниже. Сто тысяч для него были мелочью! При мысли о таком отношении к деньгам у меня пополз по спине восторженный холодок. Несколько дней назад на Бродвее шло шоу под названием “За гранью возможного”, а потом по телевизору показывали отрывки из него, один из которых я случайно увидел. (Я никогда не смотрю бродвейские шоу.) Это был монолог английского шахтера, и там прозвучала приблизительно такая фраза: “В детстве меня окружала не атмосфера богатства и роскоши, а обстановка нищеты и убожества. Моя проблема заключается в том, что я рос не в той обстановке”. Эта мысль надолго запала мне в душу, потому что полностью соответствовала тому, что я сам чувствовал: меня окружала не та обстановка. И каждый раз, когда я оказывался в соответствующей моему внутреннему складу атмосфере, я чувствовал себя счастливым. Вигано наблюдал за мной.
— Теперь вы представляете свою задачу? — спросил он. Дело, нужно вернуться к делу, подумал я, с сожалением отвлекаясь от приятных размышлений.
— Да, — сказал я. — Достать акции на предъявителя, не крупнее, чем на сто тысяч каждая.
— Правильно.
— Теперь относительно оплаты.
— Сначала добудьте бумаги, — сказал он.
— Дайте мне номер телефона, чтобы сообщить вам, когда дело будет сделано. Только такой, чтобы он не прослушивался.
— Это вы дайте мне свой номер...
— Ни в коем случае! — отрезал я. — Я уже сказал, что не хочу, чтобы вы знали мое имя. Кроме того, моя жена ничего об этом не знает.
Он посмотрел на меня с удивленной усмешкой.
— Ваша жена ничего об этом не знает, — медленно повторил он и вдруг расхохотался. — Ваша жена ничего об этом не знает! Вот только теперь я поверил, что вы — честный человек!
И сразу все изменилось. Он заставил меня почувствовать себя дураком, но я еще не понимал почему. Рассерженный, но стараясь это скрыть, я сказал:
— Да, я честный человек.
Его усмешка погасла и уступила место серьезности и деловитости. Дотянувшись до столика, он взял шариковую ручку и листок бумаги для записок. Протянув все это мне, произнес:
— Вот, я дам вам номер телефона, запишите его. Он не хотел оставлять образец своего почерка даже при записи цифр. Я принял ручку и клочок бумаги и ждал. Он сказал:
— Это в Манхэттене. 691-9970. Я записал.
— Звоните по этому номеру только из Манхэттена. Не по междугородному и не из какого-нибудь другого района города. Спросите Артура, вам скажут, что его нет. Лучше звоните из телефонной будки или с какого-нибудь телефона, в котором вы уверены. Оставите свой номер, Артур вам перезвонит. Вы получите от меня звонок через пятнадцать минут. Если я не звоню, значит, меня нет на месте. Постарайтесь позвонить попозже.
— Хорошо, — кивнул я.
— Когда будете звонить, назовитесь мистером Коппом. Через два “п”.
Я слегка усмехнулся:
— Это легко запомнить.
— Только не звоните мне, чтобы о чем-нибудь спрашивать. Или вы это делаете, или нет. Я узнаю из газет, если вы возьмете на Уолл-стрит десять миллионов в бумагах. Но если я получу это сообщение от вас, я вам не отвечу.
— Конечно, — сказал я. — Все понятно.
— Приятно было потолковать с вами. — И он снова взялся за свой стакан.
Мне Вигано пива не предложил. Стало ясно, что разговор окончен, и я встал.
— Вы обо мне услышите, — сказал я.
Конечно, я понимал, что такая бравада не придавала моему облику больше достоинства, но я уже разошелся и не мог остановиться.
Он безразлично пожал плечами, и я понял, что больше его не интересую.
— Прекрасно, — сказал мафиози.
ВИГАНО
Вигано наблюдал, как его неожиданный визитер уходит в сопровождении эскорта. Некоторое время он сидел задумавшись, машинально прихлебывая пиво, затем нажал кнопку внутренней связи.
Ожидая появления Марти, он мысленно перебирал состоявшийся разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Он решительно кивнул своим мыслям, кинул на меня взгляд из-под тяжелых век и сказал:
— Секьюритиз.
До меня не сразу дошел смысл этого слова. Я подумал об охране в магазинах и банках и переспросил:
— Секьюрити?
— Государственные облигации, — пояснил он. — Ценные бумаги, но никаких именных акций. Можете вы это сделать со своим товарищем?
— Вы имеете в виду Уолл-стрит?
— Конечно, Уолл-стрит. Вы знаете кого-нибудь из тамошних брокеров?
Я-то надеялся, что речь пойдет о каком-нибудь заведении на территории нашего участка, где нам все известно.
— Нет, не знаю, — сказал я. — А нам они понадобятся? Вигано пожал плечами и махнул рукой. У него были на удивление огромные и толстые руки.
— Номера мы изменим, — объяснял он. — Только убедитесь, что бумаги не именные.
— Я вас не понимаю, — растерянно сказал я. Он тяжело вздохнул, показывая, какого терпения ему стоит говорить со мной.
— Если на сертификате есть имя владельца, она мне не нужна. Только ценные бумаги, где написано: “Уплатить по предъявлении”.
— Вы имеете в виду государственные облигации?
— Вот именно, — сказал он. — Их или какие-нибудь другие бумаги на предъявителя.
У меня возник интерес к этому вопросу. Я никогда не слышал о бумагах на предъявителя.
— Вы хотите сказать, — спросил я, — что они что-то вроде денег?
Вигано хмыкнул:
— Это и есть деньги.
Я почувствовал себя счастливым, как в тот раз, когда находился в роскошных апартаментах на Сентрал-парк-авеню.
— Это деньги состоятельных людей, — сказал я. Вигано усмехнулся. Я подумал, что нам обоим удивительно, до чего легко мы понимали друг друга.
— Правильно, — подтвердил он. — Деньги богатых людей.
— И вы их у нас купите?
— Да, по двадцать центов за доллар.
— Так это всего только пятая часть? — удивился я. Он пожал плечами:
— Только потому, что вы собираетесь провернуть крупную сделку, я даю вам такую хорошую цену. Обычно это стоит по десять центов за доллар.
Мне все же показалось, что предлагаемый им процент не так уж высок, и я сказал:
— Если по этим бумагам деньги выплачиваются предъявителю, почему я сам не могу их продать?
— Потому что вы не знаете, как изменить номера бумаг. И у вас нет связей, чтобы пустить эти деньги в законный оборот. С обеих точек зрения он был прав.
— Хорошо, — сказал я. — Значит, мы должны взять десять миллионов долларов, чтобы получить у вас два миллиона.
— Но билеты не должны быть очень крупными. Бумаги выше чем на сто тысяч мне не нужны.
— А на какую они бывают сумму? — спросил я.
Честно говоря, от всего этого у меня голова закружилась.
— Американские облигации бывают на сумму до миллиона долларов. Но их невозможно разменять.
Этого я уже не мог выдержать! Мною овладел благоговейный ужас.
— Миллион долларов! — потрясенно прошептал я.
— Вы должны охотиться за мелочью, от ста тысяч и ниже. Сто тысяч для него были мелочью! При мысли о таком отношении к деньгам у меня пополз по спине восторженный холодок. Несколько дней назад на Бродвее шло шоу под названием “За гранью возможного”, а потом по телевизору показывали отрывки из него, один из которых я случайно увидел. (Я никогда не смотрю бродвейские шоу.) Это был монолог английского шахтера, и там прозвучала приблизительно такая фраза: “В детстве меня окружала не атмосфера богатства и роскоши, а обстановка нищеты и убожества. Моя проблема заключается в том, что я рос не в той обстановке”. Эта мысль надолго запала мне в душу, потому что полностью соответствовала тому, что я сам чувствовал: меня окружала не та обстановка. И каждый раз, когда я оказывался в соответствующей моему внутреннему складу атмосфере, я чувствовал себя счастливым. Вигано наблюдал за мной.
— Теперь вы представляете свою задачу? — спросил он. Дело, нужно вернуться к делу, подумал я, с сожалением отвлекаясь от приятных размышлений.
— Да, — сказал я. — Достать акции на предъявителя, не крупнее, чем на сто тысяч каждая.
— Правильно.
— Теперь относительно оплаты.
— Сначала добудьте бумаги, — сказал он.
— Дайте мне номер телефона, чтобы сообщить вам, когда дело будет сделано. Только такой, чтобы он не прослушивался.
— Это вы дайте мне свой номер...
— Ни в коем случае! — отрезал я. — Я уже сказал, что не хочу, чтобы вы знали мое имя. Кроме того, моя жена ничего об этом не знает.
Он посмотрел на меня с удивленной усмешкой.
— Ваша жена ничего об этом не знает, — медленно повторил он и вдруг расхохотался. — Ваша жена ничего об этом не знает! Вот только теперь я поверил, что вы — честный человек!
И сразу все изменилось. Он заставил меня почувствовать себя дураком, но я еще не понимал почему. Рассерженный, но стараясь это скрыть, я сказал:
— Да, я честный человек.
Его усмешка погасла и уступила место серьезности и деловитости. Дотянувшись до столика, он взял шариковую ручку и листок бумаги для записок. Протянув все это мне, произнес:
— Вот, я дам вам номер телефона, запишите его. Он не хотел оставлять образец своего почерка даже при записи цифр. Я принял ручку и клочок бумаги и ждал. Он сказал:
— Это в Манхэттене. 691-9970. Я записал.
— Звоните по этому номеру только из Манхэттена. Не по междугородному и не из какого-нибудь другого района города. Спросите Артура, вам скажут, что его нет. Лучше звоните из телефонной будки или с какого-нибудь телефона, в котором вы уверены. Оставите свой номер, Артур вам перезвонит. Вы получите от меня звонок через пятнадцать минут. Если я не звоню, значит, меня нет на месте. Постарайтесь позвонить попозже.
— Хорошо, — кивнул я.
— Когда будете звонить, назовитесь мистером Коппом. Через два “п”.
Я слегка усмехнулся:
— Это легко запомнить.
— Только не звоните мне, чтобы о чем-нибудь спрашивать. Или вы это делаете, или нет. Я узнаю из газет, если вы возьмете на Уолл-стрит десять миллионов в бумагах. Но если я получу это сообщение от вас, я вам не отвечу.
— Конечно, — сказал я. — Все понятно.
— Приятно было потолковать с вами. — И он снова взялся за свой стакан.
Мне Вигано пива не предложил. Стало ясно, что разговор окончен, и я встал.
— Вы обо мне услышите, — сказал я.
Конечно, я понимал, что такая бравада не придавала моему облику больше достоинства, но я уже разошелся и не мог остановиться.
Он безразлично пожал плечами, и я понял, что больше его не интересую.
— Прекрасно, — сказал мафиози.
ВИГАНО
Вигано наблюдал, как его неожиданный визитер уходит в сопровождении эскорта. Некоторое время он сидел задумавшись, машинально прихлебывая пиво, затем нажал кнопку внутренней связи.
Ожидая появления Марти, он мысленно перебирал состоявшийся разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58