Наказание распятием на кресте редко применялось к лицам, которые не принадлежали к низшему классу, так что Цицерон, обвиняя Верра, одним из важных его преступлений называет его распоряжение о распятии одного римского гражданина: facinus est vinciri civem romanum; scelus verberari; prope parricidium necari; quid in crucem tollere?
Чаще всего наказывали распятием за важные государственные преступления и за оскорбление верховной власти; и на кресте Иисуса Христа также мы видим надпись: Rex judiorum, Царь иудейский, указывающую на то, будто он провозглашал себя царем своей нации…!
Этим объясняется отчасти, почему распятие употреблялось чаще в провинциях, присоединенных к империи силой оружия; часто случалось также, что этим наказанием злоупотребляли по отношению к неприятелю.
Уже Александр Великий подал жестокий пример при взятии города Тира, приказав распять две тысячи его граждан; другой Александр выказал такую же жестокость в Иудее, когда, пируя вместе со своими наложницами, услаждал в то же время свои взоры мучениями восьмисот евреев, распятых на крестах; Квинтилий Вар при усмирении одного из волнений в Иудее также приказал распять две тысячи евреев; Август по окончании сицилианской войны осудил на распятие шестьсот невольников; Тиверий, царствовавший после Августа, наказал подобным образом жрецов богини Изиды и вместе с ними невольницу Паолины, Иду, за то, что она содействовала прелюбодеянию госпожи в храме упомянутой богини; а Тит, милосерднейший Тит, при осаде Иерусалима распял пятьсот человек, и по этому поводу говорили, что количество распятых было таково, что земли недоставало для крестов, а крестов недоставало для тел».
Вернемся теперь к нашей сцене.
Весь город был в движении: толпы колыхались, начиная от площади до самого берега моря, так как к реджийским гражданам присоединились поселяне всех окружных деревень, прибывшие еще накануне на городские нундины, т. е. базар; поселян, многие из которых видели кровавую схватку между пиратами и войском и присутствовали на суде, интересовал и конец этого события, то есть сама казнь одиннадцати разбойников.
– Как ты думаешь, они сами понесут кресты? – спросил любопытный суконщик булочника. Оба наши приятеля, интересовавшиеся, подобно прочим, редкой казнью, чтобы присутствовать на ней не пожалели закрыть свои лавки, taberna.
– Разве ты не слышал, Паквий, – отвечал Пумиций, – что осуждая их на распятие, судьи все-таки имели к ним некоторое снисхождение? Они не будут подвергнуты ни осмеянию, ни бичеванию плетьми; им не будут также перебиты голени; следовательно вероятно, что они не понесут своих крестов.
– Да эти гордые люди и не понесли бы их, так что судьи своим снисхождением сохранили лишь достоинство суда и исполнительной власти. Ты ведь видел, что на все обращенные к ним претором вопросы, они не открыли даже рта.
В эту минуту толпа народа приостановилась, чтобы взглянуть по направлению площади, увеличившийся шум откуда заставлял предполагать о выходе из базилики осужденных, и действительно из нее выходила печальная процессия.
На пороге главных дверей базилики показались пираты, закованные в цепи, в которых они находились и во время судебного разбирательства, и медленным шагом направились к городским воротам, ведшим к морскому берегу. Пираты шли между двумя рядами солдат, вооруженных копьями и алебардами; им предшествовала кавалерия, ликторы, очищавшие дорогу, и музыканты, трубившие печальный и торжественный мотив.
На всем пути осужденных встречали глубоким молчанием. Эти неустрашимые люди с мужественными и смелыми лицами, загоревшими на солнце, шли твердым и гордым шагом; казалось, что они шли не на смерть, а на торжественное собрание.
Зрители-граждане не осмеливались уставлять на них свои взоры, отчасти из сострадания к постигшему их несчастью, отчасти потому, что гордые лица возбуждали к себе невольное уважение; женщины же, увлекаемые красотой их форм, не могли удержать своих слез от жалости к их участи. Даже сопровождавшие их солдаты, и те не позволяли себе обращаться с ними, как с обыкновенными разбойниками: они не оскорбляли их ни бранными словами, ни грубым обращением.
Тимен, глава этих несчастных, выдавался над ними целой головой: он смотрел во все стороны своими живыми глазами, как бы ища в толпе то существо, которое одно он желал страстно видеть в эту минуту. Его взоры не находили ее, но сердце его говорило ему, что она явится к нему в такое роковое мгновение.
Солнце склонялось уже к горизонту, но лучи его не проникали сквозь покрывшие все небо облака. Наконец перед глазами толпы и осужденных показалось море, но оно не отличалось своей обыкновенной тишиной, а мессинский берег, лежавший напротив Реджии, был одет в беловатый туман.
И сама природа, казалось, грустила.
Наши друзья следовали за несчастными осужденными, и суконщик спросил своего товарища:
– Прибьют ли их гвоздями к крестам, или привяжут канатами?
Действительно, распятие производилось и первым, и вторым способами.
– Наверно прибьют гвоздями, – отвечал булочник Паквий. – Мучений их не продлят на несколько дней, но умереть они все-таки должны, так как они совершили страшное государственное преступление.
Оба друга замолчали и продолжали следовать за осужденными.
Все пространство вокруг места казни было запружено народом, всегда жадным до таких ужасных зрелищ; даже крайние холмики у бойни были покрыты народом, и там-то остановились наши приятели, Паквий Прокул и Пумиций Дивил.
Солдаты окружили цепью роковое место, где были уже вырыты ямы, и отделяли собой осужденных от любопытных зрителей. Пираты в ожидании казни, по-видимому, спокойно смотрели на море, у которого стояли, вспоминая, вероятно, свои похождения на нем и сожалея о том, что им не придется уж более наслаждаться его бурями.
Не один из них думал в эту минуту, что лучше было бы быть погребенным в его глубоких волнах под шум урагана, падая в море во время абордажа, или погибнуть в боевой схватке.
Вскоре раздался приказ центуриона начать казнь. Осужденные не моргнули глазами, не побледнели в лицах, не выдали ничем своего душевного волнения.
Тогда выступило вперед несколько человек с отвратительными и зверскими лицами, копавших перед тем вышеупомянутые ямы и обнаженных до самого пояса, подобно служителям при жертвоприношениях. Они повиновались знакам, подаваемым им их главой, жившим обыкновенно за городской чертой.
Это был палач, которому закон запрещал разделять солнечный свет и воздух вместе с прочими гражданами, внутри городских стен.
Тут раздался звук цепей, которые с рук и ног несчастных упали на землю; после этого осужденных раздели до гола: их тела были покрыты ранами; из некоторых ран еще сочилась кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143