– Но как бы то ни было, я пока приготовлю набор, чтобы комедию можно было сразу напечатать, едва Марк вернется и даст нам разрешение.
Однако они ошиблись.
На этот раз и Анджела переоценила свои силы.
Они сидели вчетвером в кабинете книгопечатника – Альд, Марк Мусур и Алан с Анджелой. Критянин смотрел на них грустно, но с твердой решимостью.
– Не настаивай больше, синьорина, прошу тебя. Мне очень тяжело отказывать вам. Ведь твой дядя столько лет был мне заботливым и щедрым другом…
– Пусть это тебя не тревожит, – спокойно перебил его Альд. – Забудь пока про нашу дружбу – она останется прежней, Марк, какое бы решение ты сегодня ни принял. Ты должен поступать так, как велят тебе долг и совесть.
Критянин благодарно наклонил голову.
– Мне приходится представить себе, что я сказал бы, если бы ко мне явились трое неизвестных людей и рассказали бы эту историю – историю о необыкновенных приключениях…
– Пусть необыкновенных, но ведь возможных? – перебила его неукротимая Анджела.
– Да, возможных, – согласился он. – Некоторые редкие рукописи были найдены именно таким образом. И затерянный в глуши монастырь – самое вероятное место для подобных открытий. Хорошо известно и то, что герцог Молфетта не слишком щепетилен в выборе средств для пополнения своей библиотеки. Ну, а пираты и турки… – Он пожал плечами. – Любой человек, путешествующий в наши неспокойные дни по Восточной Европе, должен ждать подобных встреч. Я, конечно, верю каждому вашему слову. Но не знай я вас, я все же усомнился бы.
Он был прав, и им оставалось только это признать.
– Поставьте себя на мое место, – умоляюще сказал Мусур. – На место венецианского цензора греческих книг. Вам рассказывают эту историю. Вы спрашиваете: «Где же рукопись?» А вам отвечают: «Мы не можем предъявить рукопись, она таинственно исчезла, но мы восстановили комедию по памяти». – Он грустно улыбнулся. – Сейчас греческие книги пользуются таким спросом по всей Европе, что в ход пошли подделки. Долг цензора – защищать читателей от подобных мошенников, а также от небрежности переписчиков, искажений текста при наборе… и ошибок памяти.
– И это правильно, – с горечью сказал Альд. – Иначе Европа была бы уже наводнена скверными греческими книгами, и мы не могли бы отличить подделки от подлинника.
– Но послушай же! – Анджела чуть не плакала от злости. – Ведь ты знаешь, что мы не мошенники, ты знаешь, какая у меня хорошая память, и ты знаешь дядю Альда. Неужели он согласился бы принять участие в подделке? Посуди сам – ты ведь так долго работал у него.
– В том-то и беда, синьорина Анджела.
– Я не понимаю.
– Все скажут, что я сделал поблажку своему нанимателю. А это тоже не так уж приятно.
Алан в первый раз вмешался в разговор:
– А нельзя ли сохранить эти обстоятельства в тайне?
– О нет! Публикация неизвестной греческой комедии вызовет огромный интерес. Все ученые Европы захотят узнать, где и когда ее нашли. Они потребуют предъявить рукопись оригинала, и наше объяснение их не удовлетворит.
Альд тяжело вздохнул и поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен.
– Ты прав, – сказал он. – Я теперь вижу, что это невозможно. Пойдут сплетни, и твое и мое доброе имя будет запачкано.
Анджела все-таки не заплакала. Наоборот, в ее глазах вновь загорелась решимость.
– Ну что ж! – воскликнула она. – Остается одно.
– А именно, моя дорогая?
– Я сама поговорю с Ястребом.
– Это бесполезно, Анджела. Ты только зря потеряешь время.
– Сначала выслушай, что я придумала.
Разумеется, им не грозила никакая опасность. Алан и Анджела вновь и вновь повторяли это друг другу в течение тех нескольких дней, пока они ожидали, чтобы печатники и переплетчики (поклявшиеся свято хранить тайну) закончили, наконец, свою работу. Герцог Молфетта не посмеет и пальцем тронуть дочь почтенного гражданина венецианской республики, которая среди бела дня открыто придет к нему. Да и зачем ему это может понадобиться? Он ведь торжествует победу, добившись своего: единственный сохранившийся в мире экземпляр комедии Алексида надежно заперт в его библиотеке.
– К тому же, – заключила Анджела, – Ястреб все-таки человек благородный – по нынешним итальянским понятиям.
Но несмотря на все эти рассуждения, поднимаясь вслед за ней по мраморным ступеням к дверям, из которых в вечер карнавала ему удалось вырваться лишь с таким трудом, Алан ощутил невольный трепет. Что ж, тогда он все-таки заставил герцога уступить. Пусть Анджела попробует добиться того же.
Они назвали свои имена, и вскоре слуга, вернувшись в великолепную прихожую, сказал, что его светлость готов их принять. И снова Алан вздрогнул, когда слуга повел их по длинным галереям, которые он помнил столь живо. Его рука невольно легла на эфес шпаги.
Он был в новом костюме и при шпаге – по ходатайству Альда городские власти дали ему разрешение носить оружие. Анджела была блистательна. В парчовом платье с зеленой отделкой она плыла по мраморному полу, словно принцесса. Теперь никто не догадался бы, что эти золотисто-рыжие волосы от природы были черными, но, к большой досаде девушки, с ее лица еще не сошел немодный загар, напоминавший об их путешествии.
Ястреб сидел все в том же кресле с высокой спинкой. Как и в прошлый раз, он не сразу прервал молчание. Алану даже показалось, что старик сидит тут в этой позе с тех самых пор, как они расстались. На нем был тот же костюм из коричневого бархата, а унизанные перстнями белые пальцы играли с тем же драгоценным медальоном.
И только увидев за спиной герцога Чезаре Морелли, угрюмо и тревожно посматривавшего на них, Алан избавился от этой иллюзии.
– Ну? – как всегда вкрадчиво спросил, наконец, герцог. – Ваше посещение – для меня большая честь, но, признаюсь, я не догадываюсь о его цели.
– Я принесла подарок твоей светлости, – любезно сказала Анджела.
– Рад это слышать. Я опасался, что услышу просьбу, на которую с величайшим сожалением должен был бы ответить отказом.
Холодные глаза герцога смотрели на них с подозрением. Чезаре подобрался, словно кот, готовящийся к прыжку, и, скользнув вокруг стола, встал рядом с Анджелой.
Алан чуть не засмеялся. Уж не опасаются ли они отравленных кинжалов? Ну, то, что их ждет, покажется им ненамного приятнее. Он протянул Анджеле небольшой предмет, завернутый в шелк, и она положила сверток на стол перед герцогом.
– В знак уважения от моего дяди и моего отца, – сказала она с легкой улыбкой и, изящно поклонившись, отступила на шаг. – Хотя ты и гнушаешься плодами их трудов, быть может, твоя светлость соблаговолит принять этот образчик их искусства.
Герцог развернул шелк и зло сощурился при виде новенькой книги, аккуратно переплетенной в телячью кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Однако они ошиблись.
На этот раз и Анджела переоценила свои силы.
Они сидели вчетвером в кабинете книгопечатника – Альд, Марк Мусур и Алан с Анджелой. Критянин смотрел на них грустно, но с твердой решимостью.
– Не настаивай больше, синьорина, прошу тебя. Мне очень тяжело отказывать вам. Ведь твой дядя столько лет был мне заботливым и щедрым другом…
– Пусть это тебя не тревожит, – спокойно перебил его Альд. – Забудь пока про нашу дружбу – она останется прежней, Марк, какое бы решение ты сегодня ни принял. Ты должен поступать так, как велят тебе долг и совесть.
Критянин благодарно наклонил голову.
– Мне приходится представить себе, что я сказал бы, если бы ко мне явились трое неизвестных людей и рассказали бы эту историю – историю о необыкновенных приключениях…
– Пусть необыкновенных, но ведь возможных? – перебила его неукротимая Анджела.
– Да, возможных, – согласился он. – Некоторые редкие рукописи были найдены именно таким образом. И затерянный в глуши монастырь – самое вероятное место для подобных открытий. Хорошо известно и то, что герцог Молфетта не слишком щепетилен в выборе средств для пополнения своей библиотеки. Ну, а пираты и турки… – Он пожал плечами. – Любой человек, путешествующий в наши неспокойные дни по Восточной Европе, должен ждать подобных встреч. Я, конечно, верю каждому вашему слову. Но не знай я вас, я все же усомнился бы.
Он был прав, и им оставалось только это признать.
– Поставьте себя на мое место, – умоляюще сказал Мусур. – На место венецианского цензора греческих книг. Вам рассказывают эту историю. Вы спрашиваете: «Где же рукопись?» А вам отвечают: «Мы не можем предъявить рукопись, она таинственно исчезла, но мы восстановили комедию по памяти». – Он грустно улыбнулся. – Сейчас греческие книги пользуются таким спросом по всей Европе, что в ход пошли подделки. Долг цензора – защищать читателей от подобных мошенников, а также от небрежности переписчиков, искажений текста при наборе… и ошибок памяти.
– И это правильно, – с горечью сказал Альд. – Иначе Европа была бы уже наводнена скверными греческими книгами, и мы не могли бы отличить подделки от подлинника.
– Но послушай же! – Анджела чуть не плакала от злости. – Ведь ты знаешь, что мы не мошенники, ты знаешь, какая у меня хорошая память, и ты знаешь дядю Альда. Неужели он согласился бы принять участие в подделке? Посуди сам – ты ведь так долго работал у него.
– В том-то и беда, синьорина Анджела.
– Я не понимаю.
– Все скажут, что я сделал поблажку своему нанимателю. А это тоже не так уж приятно.
Алан в первый раз вмешался в разговор:
– А нельзя ли сохранить эти обстоятельства в тайне?
– О нет! Публикация неизвестной греческой комедии вызовет огромный интерес. Все ученые Европы захотят узнать, где и когда ее нашли. Они потребуют предъявить рукопись оригинала, и наше объяснение их не удовлетворит.
Альд тяжело вздохнул и поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен.
– Ты прав, – сказал он. – Я теперь вижу, что это невозможно. Пойдут сплетни, и твое и мое доброе имя будет запачкано.
Анджела все-таки не заплакала. Наоборот, в ее глазах вновь загорелась решимость.
– Ну что ж! – воскликнула она. – Остается одно.
– А именно, моя дорогая?
– Я сама поговорю с Ястребом.
– Это бесполезно, Анджела. Ты только зря потеряешь время.
– Сначала выслушай, что я придумала.
Разумеется, им не грозила никакая опасность. Алан и Анджела вновь и вновь повторяли это друг другу в течение тех нескольких дней, пока они ожидали, чтобы печатники и переплетчики (поклявшиеся свято хранить тайну) закончили, наконец, свою работу. Герцог Молфетта не посмеет и пальцем тронуть дочь почтенного гражданина венецианской республики, которая среди бела дня открыто придет к нему. Да и зачем ему это может понадобиться? Он ведь торжествует победу, добившись своего: единственный сохранившийся в мире экземпляр комедии Алексида надежно заперт в его библиотеке.
– К тому же, – заключила Анджела, – Ястреб все-таки человек благородный – по нынешним итальянским понятиям.
Но несмотря на все эти рассуждения, поднимаясь вслед за ней по мраморным ступеням к дверям, из которых в вечер карнавала ему удалось вырваться лишь с таким трудом, Алан ощутил невольный трепет. Что ж, тогда он все-таки заставил герцога уступить. Пусть Анджела попробует добиться того же.
Они назвали свои имена, и вскоре слуга, вернувшись в великолепную прихожую, сказал, что его светлость готов их принять. И снова Алан вздрогнул, когда слуга повел их по длинным галереям, которые он помнил столь живо. Его рука невольно легла на эфес шпаги.
Он был в новом костюме и при шпаге – по ходатайству Альда городские власти дали ему разрешение носить оружие. Анджела была блистательна. В парчовом платье с зеленой отделкой она плыла по мраморному полу, словно принцесса. Теперь никто не догадался бы, что эти золотисто-рыжие волосы от природы были черными, но, к большой досаде девушки, с ее лица еще не сошел немодный загар, напоминавший об их путешествии.
Ястреб сидел все в том же кресле с высокой спинкой. Как и в прошлый раз, он не сразу прервал молчание. Алану даже показалось, что старик сидит тут в этой позе с тех самых пор, как они расстались. На нем был тот же костюм из коричневого бархата, а унизанные перстнями белые пальцы играли с тем же драгоценным медальоном.
И только увидев за спиной герцога Чезаре Морелли, угрюмо и тревожно посматривавшего на них, Алан избавился от этой иллюзии.
– Ну? – как всегда вкрадчиво спросил, наконец, герцог. – Ваше посещение – для меня большая честь, но, признаюсь, я не догадываюсь о его цели.
– Я принесла подарок твоей светлости, – любезно сказала Анджела.
– Рад это слышать. Я опасался, что услышу просьбу, на которую с величайшим сожалением должен был бы ответить отказом.
Холодные глаза герцога смотрели на них с подозрением. Чезаре подобрался, словно кот, готовящийся к прыжку, и, скользнув вокруг стола, встал рядом с Анджелой.
Алан чуть не засмеялся. Уж не опасаются ли они отравленных кинжалов? Ну, то, что их ждет, покажется им ненамного приятнее. Он протянул Анджеле небольшой предмет, завернутый в шелк, и она положила сверток на стол перед герцогом.
– В знак уважения от моего дяди и моего отца, – сказала она с легкой улыбкой и, изящно поклонившись, отступила на шаг. – Хотя ты и гнушаешься плодами их трудов, быть может, твоя светлость соблаговолит принять этот образчик их искусства.
Герцог развернул шелк и зло сощурился при виде новенькой книги, аккуратно переплетенной в телячью кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47