Взошло солнце, но лучи его не проникали в сумрачную расселину. Оглядываясь, молодые люди видели теперь только самый уголок озера, спокойного и синего под утренним небом. Еще немного, и этот уголок тоже исчез за гребнем перевала.
– Вот мы и простились с Варной, – сказала Анджела.
– И будем надеяться, что навсегда!
Теперь они простились и с речкой и пошли через нагорье по узенькой тропке, которую заметила Анджела.
– Ведь должна же она куда-то вести! – заявила девушка.
Алан не стал спорить. Если она берет на себя обязанности проводника, тем лучше. Они свободны, и этого с него довольно. Вот только если бы еще можно было лечь и уснуть!
Солнце начинало припекать, и от их одежды поднимался пар. Анджела распустила кудри по плечам, не опасаясь, что в этой горной глуши ее кто-нибудь увидит. Алан брел за девушкой, с трудом переставляя ноги, и вдруг заметил, что темная полоска у корней ее волос стала уже совсем широкой. Как давно они уехали из Венеции!
Он с трудом поднял руку и провел ладонью по подбородку.
До сих пор ему достаточно было бриться раз в неделю – он начал бриться всего лишь год назад, да и то больше из мальчишеского самолюбия, чем по необходимости. Но с тех пор, как он покинул дом Альда, бритва не касалась его подбородка, и теперь его покрывала настоящая щетина.
Венеция! Дом Альда! Горячая вода, чистые простыни… Сейчас он готов был отдать за них все сокровища мира. Когда еще ему вновь доведется вымыться в горячей воде и лечь в чистую постель?
Голос Анджелы заставил его очнуться, и он с испугом понял, что уже давно идет, словно в бреду, ничего не замечая вокруг.
– Впереди перевал, – сказала Анджела. – Пожалуй, эта тропинка и в самом деле куда-то ведет.
– А… э… Извини. Я, наверное, спал на ходу.
– Вот именно, – заметила Анджела с упреком. Взглянув туда, куда указывал ее палец, Алан увидел глубокую зазубрину в стене гор, преграждавших им путь на север.
– Может быть, отдохнем несколько минут? – робко сказал он.
– Нет, уж лучше пойдем дальше. – И Анджела засмеялась. – Ты ведь не дал мне отдохнуть на озере.
– И правильно, что не дал, – ворчал он себе под нос, устало плетясь за ней.
Но ведь тогда им грозила смерть, а теперь совсем другое дело. Ей-то хорошо! Шагает как ни в чем не бывало. А он совсем болен.
– Ну ладно, – буркнул он. – До твоего перевала я дойду, но дальше ни шагу не сделаю, пока не отдохну хорошенько.
Никогда еще он не испытывал к Анджеле такой жгучей ненависти, как в эту минуту.
До перевала они шли полчаса, но Алану они показались целым днем. К тому же сбылись и его мрачные предсказания: местность, которую они увидели с перевала, ничем не отличалась от той, которая лежала за их спиной, – точно такое же голое холмистое нагорье. Алан решительно опустился на землю, разложил сушиться на соседнем камне свою куртку и рубаху и наотрез отказался сделать еще хоть шаг.
– Ну пройдем чуть-чуть дальше, – умоляла Анджела.
– Нет, я сначала отдохну. Да и куда торопиться?
– По-моему, вон там хижина.
– Чепуха! Откуда в этой глуши возьмется хижина?
– Но послушай, неужели ты не слышишь, как звенят овечьи колокольчики?
– У меня в ушах не только колокольчики звенят, а и лютни, и вино, льющееся в стакан, и…
– Да нет, это же правда! – не сдавалась Анджела. – И колокольчики звенят, и вон там из оврага поднимается дым. Погляди! Вон она – хижина.
Она схватила Алана за плечо, но его голова тяжело упала на грудь.
– Оставь меня в покое, – с досадой проворчал он. – Неужели ты не видишь, что я болен?
– Конечно, вижу, – совсем другим тоном ответила Анджела. – Уже давно вижу. Прости, что я заставляла тебя идти, но ведь если бы ты потерял сознание, у меня не хватило бы сил тебя тащить.
Алан с трудом поднялся на ноги, не забыв, однако, подобрать свою одежду.
– Хорошо, попробую, – сказал он, стуча зубами.
Все дальнейшее происходило словно во сне. Он смутно вспоминал, как Анджела помогала ему спускаться по тропе. Он помнил, что на них, рыча, бросились две собаки – рыжая и черная с белыми пятнами, и Анджела пыталась отогнать их камнями, только у нее ничего не получалось. Он помнил темный вход в хижину и добродушное испуганное лицо старого пастуха, все исчерченное глубокими морщинами, с белоснежными кустиками бровей.
А потом он уже ничего не помнил, потому что три дня пролежал без сознания в лихорадке.
… – Как ты себя чувствуешь, Алан?
В хижине было темно и пахло псиной. Он видел только силуэт склонявшейся над ним Анджелы, но очень обрадовался, услышав ее голос.
– Очень есть хочется, – ответил он, тщетно пытаясь сесть на постели и удивляясь своей слабости.
– Я так и думала. Вот выпей молока. Оно, правда, слишком уж жирное. Но ведь это козье молоко, а коров здесь нет.
Пальцы Алана сомкнулись вокруг деревянной чашки. Он с жадностью принялся пить горячее молоко.
– А кто тут живет? – шепнул он. За последние два месяца он привык остерегаться любых незнакомых людей. – А ру… она цела?
– Конечно, – успокоила его Анджела. – А здесь живет только старик пастух. Он объяснил мне, что проводит здесь по нескольку недель подряд, не видя ни одной живой души.
– А что это за человек?
– Немножечко полоумный, – ответила Анджела и добавила весело: – Наверное, и я бы помешалась, если бы мне пришлось столько времени проводить в одиночестве среди этих диких гор. Но он очень добрый старик. Правда, ухаживать за больными он не умеет и, глядя на тебя, только всплескивал руками да что-то бормотал. Так что твоей сиделкой пришлось быть мне. Но зато он щедро делился со мной своими припасами.
– А какими? – с интересом спросил Алан, отдавая ей пустую чашку.
– Особых деликатесов здесь, конечно, нет. Козье молоко и сыр, да еще он печет лепешки. Только в них уж очень много золы попадает.
– Ну, зола – это ничего… А мяса у него нет?
– Насколько я поняла, он режет козлят и ягнят только в крайнем случае. Вчера он угощал меня кроликом, которого поймал в ловушку. Но теперь, раз ты очнулся, я непременно уговорю его зарезать ягненка.
– Мы ведь ему заплатим.
Анджела засмеялась.
– Уж не знаю, видел ли он когда-нибудь деньги. Мне кажется, в здешних местах они не в ходу.
– Ну, так отблагодари его чем-нибудь другим, – не отступал Алан. – Предложи ему постирать или починить его одежду.
– Вряд ли его и это прельстит. А кроме того, я ведь тут Анджело – не забывай. Но будь спокоен, я что-нибудь придумаю, когда он вернется.
И только когда пастух, наконец, вернулся, Алан понял, что, сам того не зная, довольно горько пошутил. Одежда на высохшем теле старика уже давно превратилась в жалкие лохмотья, и достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что и одежда, и тело, которое она прикрывала, соприкасается с водой, только когда идет дождь или валит снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47