Под обрывом, там, где зимние разливы нанесли слой плодородной земли, виднелось несколько узких, тщательно обработанных полей; на них уже созревала рожь. Выше по обрыву стояла маленькая церквушка, такая же простенькая и беленая, как и хижины, но с неожиданно высокой колокольней, которая, как они узнали позже, служила не столько приютом старому надтреснутому колоколу, сколько сторожевой башней.
Отец Николай жил в хижине рядом с церковью, и на ее пороге их встретила добродушная старушка – его жена. Но она только ласково улыбалась им, так как не знала никаких языков и не могла даже поздороваться с ними. Увидев ее, Алан сперва даже немножко растерялся: он был католиком, а католическим священникам жениться запрещалось. Но он тут же вспомнил, что у православной церкви правила совсем иные.
Как ни бедна была деревушка, гостеприимство ее жителей поистине не знало предела. Трете чужестранцев были гостями священника, и против этого никто не спорил, однако каждый собирался попировать с ними и торопился принести свою долю угощения. Не прошло и получаса, как на вертелах уже жарились целые бараны. Один рыбак принес форель, другой – морскую рыбу, а женщины притащили довольно тощих кур. Они принесли и большие миски с мягким кисловатым сыром.
Не были забыты ни вино, ни музыка. Несколько мужчин явились с однострунными гуслями, напомнившими Алану старинные деревенские лиры, которые он видел у себя на родине, в Йоркшире.
По-видимому, деревня решила отпраздновать это редкое событие. В маленькой хижине отца Николая могло поместиться не больше тридцати человек, и остальные устроились в чистеньком дворике, иногда заглядывая в дверь, чтобы еще раз посмотреть на чужестранцев, прибывших из-за моря, а все остальное время с удовольствием болтая о собственных делах в тени олеандров.
В хижине, когда жаркое было готово, почетным гостям подали невысокие табуреты. Алан и его друзья попытались сесть на них, но оказалось, что они ошиблись: на табуретки полагалось опираться локтями, сиденьем же служил глиняный пол. Они уселись, как требовал обычай, и начался пир. Еда заняла не больше двух часов, но еще долго после наступления темноты пирующие продолжали пить вино, слушать музыку и танцевать.
Алан очень обрадовался, когда гости после долгого дружеского прощания наконец начали расходиться и священник сказал:
– Вы, наверное, хотите отдохнуть.
Он проводил их в соседнюю комнату, служившую спальней. В ней не было никакой мебели, но деревянный пол был чисто вымыт. Они уже подумали, что им придется спать прямо на полу, но отец Николай поднял фонарь повыше и показал им свернутые овечьи шкуры, которые висели на стене. Он помог им устроиться, а потом расстелил оставшуюся овчину в свободном углу для себя и своей жены. Но Алан заснул прежде, чем он успел погасить фонарь.
На следующее утро они проснулись поздно и тут же начали обсуждать свои дальнейшие планы.
– Попробуем добраться до Рагузы, – сказал Монтано. – Оттуда вы можете продолжать свое путешествие, как и собрались. А мне надо будет явиться к венецианскому посланнику, рассказать, что случилось, и найти корабль, отправляющийся в Венецию.
– Рагуза? – Священник, услышав знакомое название, махнул рукой в сторону гор. – Путь туда долгий, и дорогу найти нелегко.
– Спроси его, не согласится ли отвезти нас туда кто-нибудь из рыбаков, – сказал Монтано.
Отец Николай объяснил, что это невозможно, – им придется добираться по суше, но он подыщет им хорошего проводника до следующего селения.
– Проводника? – повторила Анджела. – А зачем нам нужен проводник? Рагуза находится на берегу моря, и мы тоже. Рагуза лежит к югу отсюда. Надо только следить, чтобы море было все время справа от нас, и…
– Моя милая… милый, хотел я сказать, – ласково заметил Алан, – быть может, ты вспомнишь, какой здесь берег. Он весь изрезан, и если мы пойдем, огибая каждый залив и каждую бухту, то будем идти еще на рождество…
– Ну ладно, ладно, замолчи!
Был уже полдень, когда явился проводник – дюжий молодой пастух, дружески им улыбнувшийся. Поскольку ему приходилось пускать в ход эту улыбку каждый раз, когда он хотел выразить свою симпатию к чужеземцам, языка которых не знал, у него, должно быть, в конце концов очень устали губы.
Отец Николай, которому вторила вся деревня, долго уговаривал их погостить у них еще денек, еще недельку, а лучше бы и целый год. Нельзя же идти по горам в такую жару! Пусть лучше они отдохнут в саду под олеандрами после своих страшных приключений, а вечером можно будет опять устроить праздник. Однако путешественники были тверды в своем решении. Они, наконец, распрощались со всеми (гостеприимные хозяева наотрез отказались взять деньги за угощение и кров), и пастух повел их по усыпанной камнями долине к горам.
Они шли весь день, почти до самой темноты, и, хотя их проводник шагал неторопливо, оказалось, что они прошли порядочное расстояние. После первой долины они спустились в другую и, не останавливаясь, поднялись по противоположному склону. Взобравшись на гребень, они с удивлением увидели прямо перед собой море. Пастух улыбнулся до ушей и повернул на восток. Они обогнули залив, перешли вброд речку, где вода доходила им до пояса, две мили брели по гальке и к ночи добрались до рыбачьей деревушки.
По-видимому, их проводника тут хорошо знали. Он долго что-то объяснял столпившимся возле него людям. Затем высокий одноглазый человек средних лет, чья зловещая наружность, как оказалось впоследствии, совершенно не соответствовала его характеру, обратился к ним на ломаном итальянском языке:
– Добро пожаловать, синьоры! Вы переночуете у нас, а утром я сам покажу вам дорогу в Рагузу.
Их проводник что-то сказал одноглазому, и тот добавил:
– Он просит меня передать вам его прощальный привет – ведь он не знает вашего языка.
– Но неужели он пойдет назад ночью? – воскликнула Анджела. – Ведь это же так далеко!
– Сейчас полнолуние.
Пастух, очевидно, догадался, о чем идет речь, и его освещенное фонарем лицо расплылось в веселой улыбке.
Путешественники хором начали его благодарить. Они протянули ему серебряную монету, зная, что здесь, в горах, любые деньги – уже богатство. Но пастух только покачал головой и снова улыбнулся. Затем, поклонившись им и попрощавшись с обитателями деревни, он повернулся и скоро исчез в темноте.
Путешественники ночевали в доме одноглазого, который пользовался в деревне всеобщим уважением, потому что когда-то был моряком и побывал даже в Венеции и Сицилии. Хотя жена отца Николая искусно перевязала рану Монтано, после долгого дня ходьбы по жаре она вновь разболелась. Гостеприимный хозяин переменил повязку, а затем, угостив их простым, но обильным ужином и подробно обо всем расспросив, постелил им постели, и скоро они уже спали крепким сном усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Отец Николай жил в хижине рядом с церковью, и на ее пороге их встретила добродушная старушка – его жена. Но она только ласково улыбалась им, так как не знала никаких языков и не могла даже поздороваться с ними. Увидев ее, Алан сперва даже немножко растерялся: он был католиком, а католическим священникам жениться запрещалось. Но он тут же вспомнил, что у православной церкви правила совсем иные.
Как ни бедна была деревушка, гостеприимство ее жителей поистине не знало предела. Трете чужестранцев были гостями священника, и против этого никто не спорил, однако каждый собирался попировать с ними и торопился принести свою долю угощения. Не прошло и получаса, как на вертелах уже жарились целые бараны. Один рыбак принес форель, другой – морскую рыбу, а женщины притащили довольно тощих кур. Они принесли и большие миски с мягким кисловатым сыром.
Не были забыты ни вино, ни музыка. Несколько мужчин явились с однострунными гуслями, напомнившими Алану старинные деревенские лиры, которые он видел у себя на родине, в Йоркшире.
По-видимому, деревня решила отпраздновать это редкое событие. В маленькой хижине отца Николая могло поместиться не больше тридцати человек, и остальные устроились в чистеньком дворике, иногда заглядывая в дверь, чтобы еще раз посмотреть на чужестранцев, прибывших из-за моря, а все остальное время с удовольствием болтая о собственных делах в тени олеандров.
В хижине, когда жаркое было готово, почетным гостям подали невысокие табуреты. Алан и его друзья попытались сесть на них, но оказалось, что они ошиблись: на табуретки полагалось опираться локтями, сиденьем же служил глиняный пол. Они уселись, как требовал обычай, и начался пир. Еда заняла не больше двух часов, но еще долго после наступления темноты пирующие продолжали пить вино, слушать музыку и танцевать.
Алан очень обрадовался, когда гости после долгого дружеского прощания наконец начали расходиться и священник сказал:
– Вы, наверное, хотите отдохнуть.
Он проводил их в соседнюю комнату, служившую спальней. В ней не было никакой мебели, но деревянный пол был чисто вымыт. Они уже подумали, что им придется спать прямо на полу, но отец Николай поднял фонарь повыше и показал им свернутые овечьи шкуры, которые висели на стене. Он помог им устроиться, а потом расстелил оставшуюся овчину в свободном углу для себя и своей жены. Но Алан заснул прежде, чем он успел погасить фонарь.
На следующее утро они проснулись поздно и тут же начали обсуждать свои дальнейшие планы.
– Попробуем добраться до Рагузы, – сказал Монтано. – Оттуда вы можете продолжать свое путешествие, как и собрались. А мне надо будет явиться к венецианскому посланнику, рассказать, что случилось, и найти корабль, отправляющийся в Венецию.
– Рагуза? – Священник, услышав знакомое название, махнул рукой в сторону гор. – Путь туда долгий, и дорогу найти нелегко.
– Спроси его, не согласится ли отвезти нас туда кто-нибудь из рыбаков, – сказал Монтано.
Отец Николай объяснил, что это невозможно, – им придется добираться по суше, но он подыщет им хорошего проводника до следующего селения.
– Проводника? – повторила Анджела. – А зачем нам нужен проводник? Рагуза находится на берегу моря, и мы тоже. Рагуза лежит к югу отсюда. Надо только следить, чтобы море было все время справа от нас, и…
– Моя милая… милый, хотел я сказать, – ласково заметил Алан, – быть может, ты вспомнишь, какой здесь берег. Он весь изрезан, и если мы пойдем, огибая каждый залив и каждую бухту, то будем идти еще на рождество…
– Ну ладно, ладно, замолчи!
Был уже полдень, когда явился проводник – дюжий молодой пастух, дружески им улыбнувшийся. Поскольку ему приходилось пускать в ход эту улыбку каждый раз, когда он хотел выразить свою симпатию к чужеземцам, языка которых не знал, у него, должно быть, в конце концов очень устали губы.
Отец Николай, которому вторила вся деревня, долго уговаривал их погостить у них еще денек, еще недельку, а лучше бы и целый год. Нельзя же идти по горам в такую жару! Пусть лучше они отдохнут в саду под олеандрами после своих страшных приключений, а вечером можно будет опять устроить праздник. Однако путешественники были тверды в своем решении. Они, наконец, распрощались со всеми (гостеприимные хозяева наотрез отказались взять деньги за угощение и кров), и пастух повел их по усыпанной камнями долине к горам.
Они шли весь день, почти до самой темноты, и, хотя их проводник шагал неторопливо, оказалось, что они прошли порядочное расстояние. После первой долины они спустились в другую и, не останавливаясь, поднялись по противоположному склону. Взобравшись на гребень, они с удивлением увидели прямо перед собой море. Пастух улыбнулся до ушей и повернул на восток. Они обогнули залив, перешли вброд речку, где вода доходила им до пояса, две мили брели по гальке и к ночи добрались до рыбачьей деревушки.
По-видимому, их проводника тут хорошо знали. Он долго что-то объяснял столпившимся возле него людям. Затем высокий одноглазый человек средних лет, чья зловещая наружность, как оказалось впоследствии, совершенно не соответствовала его характеру, обратился к ним на ломаном итальянском языке:
– Добро пожаловать, синьоры! Вы переночуете у нас, а утром я сам покажу вам дорогу в Рагузу.
Их проводник что-то сказал одноглазому, и тот добавил:
– Он просит меня передать вам его прощальный привет – ведь он не знает вашего языка.
– Но неужели он пойдет назад ночью? – воскликнула Анджела. – Ведь это же так далеко!
– Сейчас полнолуние.
Пастух, очевидно, догадался, о чем идет речь, и его освещенное фонарем лицо расплылось в веселой улыбке.
Путешественники хором начали его благодарить. Они протянули ему серебряную монету, зная, что здесь, в горах, любые деньги – уже богатство. Но пастух только покачал головой и снова улыбнулся. Затем, поклонившись им и попрощавшись с обитателями деревни, он повернулся и скоро исчез в темноте.
Путешественники ночевали в доме одноглазого, который пользовался в деревне всеобщим уважением, потому что когда-то был моряком и побывал даже в Венеции и Сицилии. Хотя жена отца Николая искусно перевязала рану Монтано, после долгого дня ходьбы по жаре она вновь разболелась. Гостеприимный хозяин переменил повязку, а затем, угостив их простым, но обильным ужином и подробно обо всем расспросив, постелил им постели, и скоро они уже спали крепким сном усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47