На время Олег оглох, в глазах мерцали яркие пятна. Пахнуло острым запахом озона, ладони, упертые в землю, зверски защипало. А криве как стоял, так и упал. Свежий запах грозы перебился тошнотворным амбре горелого мяса и удушливым чадом тлеющих одежд. Исковерканный, оплавленный меч выпал из почерневшей руки с двумя сломанными пальцами и воткнулся в землю. Мокрый песок зашипел, остужая раскалившуюся сталь.
– Олег!
Сухов тряхнул головой, разгоняя звон, и откликнулся:
– Все в порядке!
Ошеломленные пруссы, попадавшие на землю от ужаса, несмело подымали головы. Пончик подбежал к Милегдо и замер, обреченно махнул рукой:
– Прямо в сердце, гад, попал!
Очухавшись, Олег крикнул Тормейсо:
– Хватит валяться! Нам пора!
Прусс поднялся, не отрывая от Олега расширенных глаз.
– Ну что ты на меня уставился? – пробурчал Олег. – Перкун знает, в кого целиться… Пошли скорей – сейчас польет!
И полило. Пруссы и русы побежали к далеким выпуклостям Каменных Грудей. Добежали, проскочили сырой расселиной между ними – по гранитным стенам потеками шла вода – и двинулись берегом Черного озера, из-за бесчисленных капель дождя приобретшего белесый оттенок.
– Сюда! – крикнул Васса, отплевываясь от струек, затекавших в рот.
Олег свернул в лесок и выбежал на луг, посреди которого возвышался храм бога Потримпоса – могучее сооружение из еловых бревен, поднятое на восьми толстенных сваях. Нет, это не сваи, понял Олег, подойдя поближе. Это пни, выпиравшим корням которых придали форму куриных ног.
– Восьминогая курица… – пробормотал Пончик. – Изнакурнож… Угу…
К дверям храма вела лестница, Сухов хотел было взбежать по ней, но вовремя опомнился и уступил место Тормейсо.
– Твоя очередь!
Прусс благодарно улыбнулся и поднялся ко входу с обнаженным мечом. У дверей он оглянулся, словно испрашивая у Олега разрешения, и рус кивнул ободряюще – действуй, мол, ты в своем праве!
Тормейсо скрылся в храме, и мгновение спустя под дождь выскочил жрец Потримпоса – дряхлый старик в желтом кафтане, перепоясанный белым поясом. Криве верещал, потрясая посохом, пока не поскользнулся и не съехал на худой заднице по ступеням вниз. Пруссы вежливо захихикали. Потом дверь распахнулась резко, открытая головой вейделота в желтой повязке. Вайделот кубарем покатился с лестницы, а порог храма переступил Тормейсо. На руках он держал русую девушку, закутанную в желтые жертвенные покровы, рыдавшую от счастья. Прусс, сияя, спустился по ступеням, небрежно переступив худые ноги икавшего жреца, и понес свой драгоценный груз, уже никого не замечая.
– Спасибо тебе, – сказал Тормейсо, повернувшись к Олегу. – Ты умилостивил богов!
Сухов заметил заплаканный синий глаз, глядевший на него из-под русой челки.
– Боги не делают подарков, – серьезно сказал Олег. – Они помогают только тем, кто всего добивается сам. Побежали!
Ночью дождь перестал, и небо очистилось. А в маленьком прусском селении все не ложились спать – праздновали возвращение Тормейсо и спасение Гвиллы. Заснул Сухов лишь под утро, а тут и петух прокричал, будильник местный. Олег, покряхтывая от удовольствия, оделся во все сухое и чистое, выстиранное и высушенное, выбрался во двор и умылся из бочки. Вспомнилась кадушка в Алаборге, их первая с Пончиком ночь в чужом времени, в чужом мире. Как давно это было…
Олег отерся холстиной и осмотрелся. Землю кутал туман, и глиняные стены домов поднимались из него, как островки на молочной реке. Серо-зеленые камышовые крыши блестели росою, с них капало.
– Олег?
Скрипнув дверью, вышел Тормейсо. Он был серьезен.
– Думал уже, куда подашься? – спросил его Олег.
Тормейсо кивнул.
– В Гардарики! – объявил он свое решение. – Иной путь у меня нет, криве-кривейте не прощать мне смерти свой слуги и поругания храма… У великий из великих, судья судей, длинные руки…
– Правильно, – кивнул Олег. – Только будь осторожен – в Гардах война.
Тормейсо нахмурился и тут же сказал упрямо:
– Все равно!
– Олег! – позвал товарища Пончик. – Ты где?
– Где-то здесь! – отозвался Сухов. – Ты собрался?
– Ага!
– Явкут и Кирбайдо проводить вас, – сказал Тормейсо. – Они знать место…
– И ты не мешкай, – посоветовал Олег. – Хватай Гвиллу и беги! Дадут боги, еще свидимся в Гардах!
До Вислы доскакали быстро, поменяв лошадей у знакомых Явкута. Река разливалась широко, куда там Олкоге. Низменные берега были безлесны, одна трава кругом, да кусты.
Олег вывел коня на берег Эстмере, Свежего залива, как называли вислинское устье, и остановился. О, боги! Он добрался до Виндланда! Вон он, берег земель вендских, за рекою тянется!
– Последний рывок, да? – пробормотал Пончик.
– Последний… – выдохнул Олег.
– Ой, смотри! Там корабль!
Олег пригляделся. Невдалеке, где море встречалось с рекою, стояла рыбацкая деревушка, а у пристани покачивалась лодья.
– Поскакали! – крикнул Явкут и пришпорил коня.
Кирбайдо, Олег и Пончик бросились следом за ним.
Вблизи оказалось, что о причал трется не лодья, а купеческий кнорр – более развалистый, чем снекка или скедия, и попузатее боевых лодий. Веслами на кнорре гребли только с носа и кормы, средняя часть была отдана грузу.
Олег спрыгнул с коня и подошел к качавшемуся борту. На него оглянулись рабы, прикованные к веслам. Одетые в Драное и грязное, гребцы сидели на скамьях, сутуля спины, и чесали мозоли на лодыжках, натертые кандалами. Ни викинги, ни варяги не позволяли трэлям грести на своих лодьях, но купцы – иное дело.
– Где хозяин? – резко спросил Олег.
С тюков поднялся меланхоличный малый, жующий кусок сала. Утерев жирные губы, он спокойно ответил:
– Ну я.
– По-русски понимаешь?
– Не разучился еще… – пожал плечами купец.
– Нам нужно в Старигард! Мне и ему! – Олег показал на Пончика. – Мы заплатим золотом!
– Да я и так иду туда, залезайте, всегда рад пассажирам! Люди называют меня Удо, сыном Онева, меня все знают.
Олег передал поводья коня Явкуту и перебрался через борт. Следом перелез Пончик.
– Доброго пути! – крикнул Кирбайдо, вскидывая руку.
– И вам! – ответил Олег.
– А скоро отплываем? – поинтересовался Пончев.
– Вона, – показал купец шматом сала на грязную харчевню, из дверей которой выходило с десяток изрядно набравшихся мужиков. Следом вышли еще трое. – Как погрузятся, так и тронемся…
Пьяный экипаж, осилив сходни, тут же пристроился отсыпаться. Худой парень в обносках, поглядывая на пьяных с неприязнью, быстренько отвязал причальные канаты и запрыгнул обратно на палубу. Ветер дул с моря, поэтому Удо, сын Онева надавал пинков рабам, побуждая тех к действию. Гребцы, вжимая головы в плечи, ухватились за рукоятки весел.
Покачиваясь на мелкой волне, кнорр выполз в Эстмере, и на скрип уключин наложились пронзительные крики чаек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Олег!
Сухов тряхнул головой, разгоняя звон, и откликнулся:
– Все в порядке!
Ошеломленные пруссы, попадавшие на землю от ужаса, несмело подымали головы. Пончик подбежал к Милегдо и замер, обреченно махнул рукой:
– Прямо в сердце, гад, попал!
Очухавшись, Олег крикнул Тормейсо:
– Хватит валяться! Нам пора!
Прусс поднялся, не отрывая от Олега расширенных глаз.
– Ну что ты на меня уставился? – пробурчал Олег. – Перкун знает, в кого целиться… Пошли скорей – сейчас польет!
И полило. Пруссы и русы побежали к далеким выпуклостям Каменных Грудей. Добежали, проскочили сырой расселиной между ними – по гранитным стенам потеками шла вода – и двинулись берегом Черного озера, из-за бесчисленных капель дождя приобретшего белесый оттенок.
– Сюда! – крикнул Васса, отплевываясь от струек, затекавших в рот.
Олег свернул в лесок и выбежал на луг, посреди которого возвышался храм бога Потримпоса – могучее сооружение из еловых бревен, поднятое на восьми толстенных сваях. Нет, это не сваи, понял Олег, подойдя поближе. Это пни, выпиравшим корням которых придали форму куриных ног.
– Восьминогая курица… – пробормотал Пончик. – Изнакурнож… Угу…
К дверям храма вела лестница, Сухов хотел было взбежать по ней, но вовремя опомнился и уступил место Тормейсо.
– Твоя очередь!
Прусс благодарно улыбнулся и поднялся ко входу с обнаженным мечом. У дверей он оглянулся, словно испрашивая у Олега разрешения, и рус кивнул ободряюще – действуй, мол, ты в своем праве!
Тормейсо скрылся в храме, и мгновение спустя под дождь выскочил жрец Потримпоса – дряхлый старик в желтом кафтане, перепоясанный белым поясом. Криве верещал, потрясая посохом, пока не поскользнулся и не съехал на худой заднице по ступеням вниз. Пруссы вежливо захихикали. Потом дверь распахнулась резко, открытая головой вейделота в желтой повязке. Вайделот кубарем покатился с лестницы, а порог храма переступил Тормейсо. На руках он держал русую девушку, закутанную в желтые жертвенные покровы, рыдавшую от счастья. Прусс, сияя, спустился по ступеням, небрежно переступив худые ноги икавшего жреца, и понес свой драгоценный груз, уже никого не замечая.
– Спасибо тебе, – сказал Тормейсо, повернувшись к Олегу. – Ты умилостивил богов!
Сухов заметил заплаканный синий глаз, глядевший на него из-под русой челки.
– Боги не делают подарков, – серьезно сказал Олег. – Они помогают только тем, кто всего добивается сам. Побежали!
Ночью дождь перестал, и небо очистилось. А в маленьком прусском селении все не ложились спать – праздновали возвращение Тормейсо и спасение Гвиллы. Заснул Сухов лишь под утро, а тут и петух прокричал, будильник местный. Олег, покряхтывая от удовольствия, оделся во все сухое и чистое, выстиранное и высушенное, выбрался во двор и умылся из бочки. Вспомнилась кадушка в Алаборге, их первая с Пончиком ночь в чужом времени, в чужом мире. Как давно это было…
Олег отерся холстиной и осмотрелся. Землю кутал туман, и глиняные стены домов поднимались из него, как островки на молочной реке. Серо-зеленые камышовые крыши блестели росою, с них капало.
– Олег?
Скрипнув дверью, вышел Тормейсо. Он был серьезен.
– Думал уже, куда подашься? – спросил его Олег.
Тормейсо кивнул.
– В Гардарики! – объявил он свое решение. – Иной путь у меня нет, криве-кривейте не прощать мне смерти свой слуги и поругания храма… У великий из великих, судья судей, длинные руки…
– Правильно, – кивнул Олег. – Только будь осторожен – в Гардах война.
Тормейсо нахмурился и тут же сказал упрямо:
– Все равно!
– Олег! – позвал товарища Пончик. – Ты где?
– Где-то здесь! – отозвался Сухов. – Ты собрался?
– Ага!
– Явкут и Кирбайдо проводить вас, – сказал Тормейсо. – Они знать место…
– И ты не мешкай, – посоветовал Олег. – Хватай Гвиллу и беги! Дадут боги, еще свидимся в Гардах!
До Вислы доскакали быстро, поменяв лошадей у знакомых Явкута. Река разливалась широко, куда там Олкоге. Низменные берега были безлесны, одна трава кругом, да кусты.
Олег вывел коня на берег Эстмере, Свежего залива, как называли вислинское устье, и остановился. О, боги! Он добрался до Виндланда! Вон он, берег земель вендских, за рекою тянется!
– Последний рывок, да? – пробормотал Пончик.
– Последний… – выдохнул Олег.
– Ой, смотри! Там корабль!
Олег пригляделся. Невдалеке, где море встречалось с рекою, стояла рыбацкая деревушка, а у пристани покачивалась лодья.
– Поскакали! – крикнул Явкут и пришпорил коня.
Кирбайдо, Олег и Пончик бросились следом за ним.
Вблизи оказалось, что о причал трется не лодья, а купеческий кнорр – более развалистый, чем снекка или скедия, и попузатее боевых лодий. Веслами на кнорре гребли только с носа и кормы, средняя часть была отдана грузу.
Олег спрыгнул с коня и подошел к качавшемуся борту. На него оглянулись рабы, прикованные к веслам. Одетые в Драное и грязное, гребцы сидели на скамьях, сутуля спины, и чесали мозоли на лодыжках, натертые кандалами. Ни викинги, ни варяги не позволяли трэлям грести на своих лодьях, но купцы – иное дело.
– Где хозяин? – резко спросил Олег.
С тюков поднялся меланхоличный малый, жующий кусок сала. Утерев жирные губы, он спокойно ответил:
– Ну я.
– По-русски понимаешь?
– Не разучился еще… – пожал плечами купец.
– Нам нужно в Старигард! Мне и ему! – Олег показал на Пончика. – Мы заплатим золотом!
– Да я и так иду туда, залезайте, всегда рад пассажирам! Люди называют меня Удо, сыном Онева, меня все знают.
Олег передал поводья коня Явкуту и перебрался через борт. Следом перелез Пончик.
– Доброго пути! – крикнул Кирбайдо, вскидывая руку.
– И вам! – ответил Олег.
– А скоро отплываем? – поинтересовался Пончев.
– Вона, – показал купец шматом сала на грязную харчевню, из дверей которой выходило с десяток изрядно набравшихся мужиков. Следом вышли еще трое. – Как погрузятся, так и тронемся…
Пьяный экипаж, осилив сходни, тут же пристроился отсыпаться. Худой парень в обносках, поглядывая на пьяных с неприязнью, быстренько отвязал причальные канаты и запрыгнул обратно на палубу. Ветер дул с моря, поэтому Удо, сын Онева надавал пинков рабам, побуждая тех к действию. Гребцы, вжимая головы в плечи, ухватились за рукоятки весел.
Покачиваясь на мелкой волне, кнорр выполз в Эстмере, и на скрип уключин наложились пронзительные крики чаек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90