И как же громок он был! Господи, как же громок!
В ту пору, когда я еще был жив, существовали переносные радиоприемники и плейеры, с которыми подростки в городах США просто не расставались, разгуливая по улицам и врубая музыку на такую громкость, что та способна была перекрыть раскаты грома. Эти машинки называли «бомбами гетто». Как будто не достаточно было миллион лет назад, что у каждого из нас сидела своя бомба в мозгу!
* * *
Даже спустя столько времени меня все еще переполняет ярость на природу, допустившую развитие такого заблуждающегося, ненадежного и вредного образования, как этот непомерно большой мозг, существовавший у людей миллион лет тому назад. Если бы еще эти образования сообщали правду, я бы мог видеть смысл в том, что все обладали ими. Но ведь они постоянно врали!
Вспомните, как Джеймс Уэйт лгал Мэри Хепберн!
А следом за этим в коктейль-бар вернулся Зигфрид фон Кляйст, которому только что довелось стать свидетелем убийства Зенджи Хирогуши с Эндрю Макинтоша. Если бы его большой мозг был исправной машиной, он, возможно, сообщил бы Мэри и Уэйту информацию, которую тем, несомненно, надлежало знать и которая бы весьма им пригодилась, пожелай они сохранить свою жизнь: что он сам находится на начальной стадии помешательства, что двое постояльцев только что были застрелены на его глазах, что собравшуюся на улице толпу вряд ли удастся долго сдерживать, что связь отеля с внешним миром оборвана и так далее.
Но не тут-то было. Внешне он сохранял полное спокойствие. Ему не хотелось, чтобы оставшихся четырех постояльцев охватила паника. В результате тем никогда не суждено было узнать, что же сталось в Зенджи Хирогуши и Эндрю Макинтошем. Как, кстати, и услышать переданное час спустя сообщение о том, что Перу объявила Эквадору войну. Не суждено было услышать об этом и капитану. Так что когда перуанские ракеты ударили по целям в районе Гуаякиля, они поверили тому, что сказал им капитан и что в свою очередь искренне считал истиной — а не пытался выдать за нее из некоего ложного стыда — его большой мозг: будто они попали под метеоритный дождь.
И до тех пор, пока на Санта Росалии оставались любопытствовавшие, почему их предки переселились на остров, — а подобное любопытство иссякло по прошествии лишь порядка трех тысяч лет, — им отвечали следующее: они покинули материк, спасаясь от метеоритного дождя. Ибо сказано «Мандараксом»:
Счастлива нация, не имеющая истории.
Чезаре Боцезана, маркиз ди Беккариа (1738-1794)
Итак, абсолютно спокойным голосом Зигфрид, брат капитана, попросил Уэйта подняться наверх и пригласить Селену Макинтош и Хисако Хирогуши вниз, а также помочь им с багажом. «Только смотрите не встревожьте их, — добавил он. — Пусть они считают, что все в полном порядке. Безопасности ради я собираюсь отвезти вас всех в аэропорт». Волею судьбы Международному аэропорту Гуаякиля предстояло быть первой целью, уничтоженной перуанскими ракетами.
Он вручил Уэйту «Мандаракс», чтобы тот мог объясниться с Хисако.
Компьютер он подобрал рядом с убитым Зенджи. Оба трупа перенесли подальше от глаз — в помещение взломанного сувенирного магазинчика. Зигфрид собственноручно накрыл их сувенирными покрывалами с портретом Чарльза Дарвина — копией того, что висел на стене за стойкой бара.
* * *
Таким образом, Зигфрид фон Кляйст проводил Мэри Хепберн, Хисако Хирогуши, Джеймса Уэйта и Селену Макинтош с Казахом к раскрашенному в веселенькие цвета автобусу, который стоял перед отелем. Автобус предназначался для доставки в аэропорт музыкантов и танцоров для торжественной встречи ожидавшихся из Нью-Йорка знаменитостей. Шесть девочек из племени канка-боно увязались с ними — тем самым поставив звездочку и перед именем собаки. Ибо той предстояло вскоре быть убитой и съеденной этими малютками. То было неподходящее время, чтобы быть собакой.
Селена допытывалась, где ее отец, а Хисако требовала сообщить, где ее муж. Зигфрид отвечал, что те поехали вперед, в аэропорт, где будут ждать их. Его план состоял в том, чтобы любым способом посадить этих четверых на самолет, все равно какой — пассажирский, заказной, военный — и отправить их невредимыми прочь из Эквадора. Правду о том, что произошло с Эндрю Макинтошем и Зенджи Хирогуши, он собирался сообщить им в последний момент перед взлетом — когда те были бы уже вне опасности, — независимо от того, сколь бы сильным ударом для них это ни оказалось.
В качестве уступки Мэри он согласился прихватить шестерых девочек.
Понять их язык он не сумел даже при помощи «Мандаракса». Самое большее, на что оказался способен «Мандаракс», — это разбирать одно слово из двадцати, когда оно обнаруживало сходство с кечуа, смешанным, составленным из нескольких других языком империи инков. Порю «Мандараксу» казалось, что в речи их мелькали отдельные слова из арабского — также смешанного языка, которым некогда пользовались торговцы, доставлявшие рабов из Африки.
Вот еще одно изобретение больших мозгов, о котором в последнее время мне слышать не приходилось: рабовладение. Разве можно держать кого-либо в рабстве при помощи одних плавников и рта?
Глава 32
Едва они успели уютно устроиться в автобусе, стоявшем перед «Эльдорадо», как по радио — включая несколько приемников, имевшихся у толпы, — было передано, что «Естествоиспытательский круиз века» отменяется.
Для толпы, а также для солдат, которые были не что иное, как те же обыватели в военной форме, это означало что запасы еды в отеле теперь принадлежат всем. Если вас интересует свидетельство человека, прожившего миллион лет: если взглянуть в самый корень, всякий раз обнаруживается, что все сводится к пище.
Ибо сказано «Мандараксом»:
На первом месте жратва, мораль потом.
Бертольт Брехт (1898-1956)
Так что все дружно устремились к отелю, и людской поток поглотил автобус — хотя сам автобус и сидящие в нем не представляли для участников пищевого бунта никакого интереса. Однако они колотили по бокам автобуса и кричали — невыносимо страдая от сознания, что другие уже успели ворваться в отель и им может не хватить провизии.
Сидеть в автобусе было по-настоящему страшно. Его могли перевернуть.
Могли поджечь. Закидать камнями, превращая оконные стекла в шрапнель. Для тех, кто желал уцелеть, был один надежный выход: улечься на пол в проходе.
Хисако Хирогуши совершила первый свой интимный акт в отношении слепой Селены, руками, под невнятное бормотание по-японски, заставив ту встать в проходе на колени и склонить голову. Затем Хисако сама опустилась рядом с нею и Казахом и обняла девушку за плечи.
Как нежно будут Хисако и Селена заботиться друг о друге в последующие годы! Что за чудного, милого ребенка им предстояло вырастить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
В ту пору, когда я еще был жив, существовали переносные радиоприемники и плейеры, с которыми подростки в городах США просто не расставались, разгуливая по улицам и врубая музыку на такую громкость, что та способна была перекрыть раскаты грома. Эти машинки называли «бомбами гетто». Как будто не достаточно было миллион лет назад, что у каждого из нас сидела своя бомба в мозгу!
* * *
Даже спустя столько времени меня все еще переполняет ярость на природу, допустившую развитие такого заблуждающегося, ненадежного и вредного образования, как этот непомерно большой мозг, существовавший у людей миллион лет тому назад. Если бы еще эти образования сообщали правду, я бы мог видеть смысл в том, что все обладали ими. Но ведь они постоянно врали!
Вспомните, как Джеймс Уэйт лгал Мэри Хепберн!
А следом за этим в коктейль-бар вернулся Зигфрид фон Кляйст, которому только что довелось стать свидетелем убийства Зенджи Хирогуши с Эндрю Макинтоша. Если бы его большой мозг был исправной машиной, он, возможно, сообщил бы Мэри и Уэйту информацию, которую тем, несомненно, надлежало знать и которая бы весьма им пригодилась, пожелай они сохранить свою жизнь: что он сам находится на начальной стадии помешательства, что двое постояльцев только что были застрелены на его глазах, что собравшуюся на улице толпу вряд ли удастся долго сдерживать, что связь отеля с внешним миром оборвана и так далее.
Но не тут-то было. Внешне он сохранял полное спокойствие. Ему не хотелось, чтобы оставшихся четырех постояльцев охватила паника. В результате тем никогда не суждено было узнать, что же сталось в Зенджи Хирогуши и Эндрю Макинтошем. Как, кстати, и услышать переданное час спустя сообщение о том, что Перу объявила Эквадору войну. Не суждено было услышать об этом и капитану. Так что когда перуанские ракеты ударили по целям в районе Гуаякиля, они поверили тому, что сказал им капитан и что в свою очередь искренне считал истиной — а не пытался выдать за нее из некоего ложного стыда — его большой мозг: будто они попали под метеоритный дождь.
И до тех пор, пока на Санта Росалии оставались любопытствовавшие, почему их предки переселились на остров, — а подобное любопытство иссякло по прошествии лишь порядка трех тысяч лет, — им отвечали следующее: они покинули материк, спасаясь от метеоритного дождя. Ибо сказано «Мандараксом»:
Счастлива нация, не имеющая истории.
Чезаре Боцезана, маркиз ди Беккариа (1738-1794)
Итак, абсолютно спокойным голосом Зигфрид, брат капитана, попросил Уэйта подняться наверх и пригласить Селену Макинтош и Хисако Хирогуши вниз, а также помочь им с багажом. «Только смотрите не встревожьте их, — добавил он. — Пусть они считают, что все в полном порядке. Безопасности ради я собираюсь отвезти вас всех в аэропорт». Волею судьбы Международному аэропорту Гуаякиля предстояло быть первой целью, уничтоженной перуанскими ракетами.
Он вручил Уэйту «Мандаракс», чтобы тот мог объясниться с Хисако.
Компьютер он подобрал рядом с убитым Зенджи. Оба трупа перенесли подальше от глаз — в помещение взломанного сувенирного магазинчика. Зигфрид собственноручно накрыл их сувенирными покрывалами с портретом Чарльза Дарвина — копией того, что висел на стене за стойкой бара.
* * *
Таким образом, Зигфрид фон Кляйст проводил Мэри Хепберн, Хисако Хирогуши, Джеймса Уэйта и Селену Макинтош с Казахом к раскрашенному в веселенькие цвета автобусу, который стоял перед отелем. Автобус предназначался для доставки в аэропорт музыкантов и танцоров для торжественной встречи ожидавшихся из Нью-Йорка знаменитостей. Шесть девочек из племени канка-боно увязались с ними — тем самым поставив звездочку и перед именем собаки. Ибо той предстояло вскоре быть убитой и съеденной этими малютками. То было неподходящее время, чтобы быть собакой.
Селена допытывалась, где ее отец, а Хисако требовала сообщить, где ее муж. Зигфрид отвечал, что те поехали вперед, в аэропорт, где будут ждать их. Его план состоял в том, чтобы любым способом посадить этих четверых на самолет, все равно какой — пассажирский, заказной, военный — и отправить их невредимыми прочь из Эквадора. Правду о том, что произошло с Эндрю Макинтошем и Зенджи Хирогуши, он собирался сообщить им в последний момент перед взлетом — когда те были бы уже вне опасности, — независимо от того, сколь бы сильным ударом для них это ни оказалось.
В качестве уступки Мэри он согласился прихватить шестерых девочек.
Понять их язык он не сумел даже при помощи «Мандаракса». Самое большее, на что оказался способен «Мандаракс», — это разбирать одно слово из двадцати, когда оно обнаруживало сходство с кечуа, смешанным, составленным из нескольких других языком империи инков. Порю «Мандараксу» казалось, что в речи их мелькали отдельные слова из арабского — также смешанного языка, которым некогда пользовались торговцы, доставлявшие рабов из Африки.
Вот еще одно изобретение больших мозгов, о котором в последнее время мне слышать не приходилось: рабовладение. Разве можно держать кого-либо в рабстве при помощи одних плавников и рта?
Глава 32
Едва они успели уютно устроиться в автобусе, стоявшем перед «Эльдорадо», как по радио — включая несколько приемников, имевшихся у толпы, — было передано, что «Естествоиспытательский круиз века» отменяется.
Для толпы, а также для солдат, которые были не что иное, как те же обыватели в военной форме, это означало что запасы еды в отеле теперь принадлежат всем. Если вас интересует свидетельство человека, прожившего миллион лет: если взглянуть в самый корень, всякий раз обнаруживается, что все сводится к пище.
Ибо сказано «Мандараксом»:
На первом месте жратва, мораль потом.
Бертольт Брехт (1898-1956)
Так что все дружно устремились к отелю, и людской поток поглотил автобус — хотя сам автобус и сидящие в нем не представляли для участников пищевого бунта никакого интереса. Однако они колотили по бокам автобуса и кричали — невыносимо страдая от сознания, что другие уже успели ворваться в отель и им может не хватить провизии.
Сидеть в автобусе было по-настоящему страшно. Его могли перевернуть.
Могли поджечь. Закидать камнями, превращая оконные стекла в шрапнель. Для тех, кто желал уцелеть, был один надежный выход: улечься на пол в проходе.
Хисако Хирогуши совершила первый свой интимный акт в отношении слепой Селены, руками, под невнятное бормотание по-японски, заставив ту встать в проходе на колени и склонить голову. Затем Хисако сама опустилась рядом с нею и Казахом и обняла девушку за плечи.
Как нежно будут Хисако и Селена заботиться друг о друге в последующие годы! Что за чудного, милого ребенка им предстояло вырастить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61