все на митинг, все как один поддержим Коалицию. Руперто выругался. Тихо, тихо, сказал ему Тельес, не заводись раньше времени. Ну, дед, как здоровьице? — сказал Руперто, а он ответил: получше, внучек, улыбнулся и почувствовал, что ненавидит его.
— Хорошо, сенатор, — сказал Лосано, — но кое-какие меры предосторожности я все же приму. Людей отправлю, но поменьше. А остальные опоздают. Могу я рассчитывать на вас в этом…
— Во всем, Лосано, во всем можете рассчитывать на меня, — сказал Аревало. — А также на благодарность Коалиции. Эти господа будут думать, что вы оказываете услугу им. И прекрасно: пусть думают.
— Вы до сих пор не смогли связаться с Арекипой? — сказал Кайо Бермудес. — Ну, Альсибиадес, это уж слишком!
— Не понравились мне ихние знаменитые перцы, — сказал Иполито. — Все нутро себе ими сжег.
— Десятерых уговорил, — сказал Молина. — Остальные — ни в какую: ни за какие деньги, говорят, не будем лезть в эту кашу, да еще в штатском. Ну? Что будем делать, префект?
— Десять ваших, да двое из Лимы, да пятеро сенаторских — это семнадцать, — сказал префект. — Если доктору в самом деле удастся поднять рынок, тогда не все потеряно. Семнадцать человек, если их не ногой делали, могут навести шороху. Думаю, Молина, могут.
— Я, может быть, и дурак, но не до такой степени, — сказал Лосано. — Чеки не принимают.
— Алло, алло, Арекипа? — сказал Кайо Бермудес. — Молина, вы? Что там происходит, куда, к черту, вы запропастились?
— Господа из Коалиции тоже не такие уж дураки, — сказал Аревало. — Чек на предъявителя.
— Так ведь я вам звоню, дон Кайо, целый божий день, — сказал Молина. — И префект звонил, и доктор Лама. Это вас нигде разыскать не могли, дон Кайо.
— В Арекипе что-нибудь неблагополучно, дон Кайо? — сказал Альсибиадес.
— Сплошные неурядицы, дон Кайо, — сказал Молина. — Нам может не хватить людей, дон Кайо. Не уверен, что с такой горсточкой сумею что-либо сделать.
— Что вы несете, Молина? — сказал Кайо Бермудес. — Люди Лосано не прибыли? Люди Аревало — целый грузовик?
— Я дал десяток своих агентов, но согласитесь, дон Кайо, — семнадцать человек — вовсе не много, — сказал Молина. — Доктору Ламе я не очень-то верю, если честно. Обещает привести пятьсот, тысячу, но вы же знаете: он — фантазер несусветный.
— Что? Из Лимы — двое, из Ики — пятеро? — сказал Кайо Бермудес. — Это вам может дорого обойтись, Молина. Где остальные?
— Нету, — сказал Молина. — Это я вас спрашиваю, где они, почему не приехали все, кого вы нам обещали дать?
— И мы как ни в чем не бывало, ничего худого не подозревая, покушавши перцев, погуляли по площади, — сказал Лудовико. — Посмотрели театр, где предстояло нам работать.
— По моему мнению, дон Кайо, несмотря на эти непредвиденные обстоятельства, можно рассчитывать на успех, — сказал префект. — Коалиция здесь сторонников не имеет. Театр ей заполнить не удалось, как ни старалась. Там сотня зевак, не больше. Но как же, дон Кайо, вы думали, что прибыли все посланные?
— К этому кто-то приложил руку, и мы еще выясним кто, — сказал Кайо Бермудес. — Передайте трубку Ламе.
— Алло, это вы, сеньор министр? — сказал доктор Лама. — Я заявляю самый решительный протест. Вы нам обещали пятьдесят человек, а прислали семерых. Мы предложили президенту превратить этот митинг, устроенный заправилами Коалиции, в грандиозную народную манифестацию в поддержку правительства, а нам суют палки в колеса. Предупреждаю вас, отступать мы не намерены.
— Погодите ораторствовать, Лама, — сказал Кайо Бермудес. — Вот что я хочу знать. Вы можете нанять — за любые деньги — человек двадцать-тридцать и бросить их на поддержку отряда Молины? Двадцать-тридцать стоящих парней. Можете?
— Да могу хоть пятьдесят, — сказал доктор Лама. — Дело тут не в количестве, сеньор министр. Людей у нас хватает. Вы нам обещали для такого рода дел обученных, грамотных профессионалов.
— Ну так вот, наймите тридцать человек, которые ворвутся вместе с Молиной в театр, — сказал Кайо Бермудес. — А как дела с контрманифестацией?
— Активисты нашей партии разошлись по кварталам, ведут пропаганду, — сказал доктор Лама. — Мы их доставим к дверям театра, а в пять состоится манифестация на рынке. Мы соберем тысячи людей. Коалиция погибла.
— Хорошо, Молина, будем действовать, — сказал Кайо Бермудес. — Я знаю, что Лама сильно преувеличивает, но приходится ему верить — ничего другого нам не остается. Да-да, я позвоню командующему: пусть на всякий случай подтянет в центр войска.
Что за напасть, подумал Трифульсио, то накатит, то отпустит. Чувствовал, что умирает, воскресает, снова умирает. Руперто с вызовом мотал над столом стаканом: что, дескать, слабо? Будь здоров, улыбнулся ему Трифульсио и выпил. Урондо, Тельес, Мартинес нестройно завели песню, а забегаловка меж тем наполнялась народом. Руперто взглянул на часы: пора, пора, грузовики, наверно, уже на рынке. Нет, сказал Мартинес, давайте посошок на дорожку. Принесли еще кувшин, и они выпили стоя. Прямо тут и начнем, сказал Руперто и вскочил на стул: земляки, братцы, послушайте, чего я вам скажу. Трифульсио привалился к стене, закрыл глаза: неужели и впрямь смерть пришла? Но мало-помалу мир перестал кружиться перед глазами, кровь снова побежала по жилам. Все в театр, рычал, качаясь на стуле, Руперто, покажем столичным гнидам, что такое граждане Арекипы. Люди продолжали, посмеиваясь, есть и пить. Пью за вас и за здоровье генерала Одрии, поднял Руперто стакан, ждем вас у театра. Тельес, Урондо, Мартинес обхватили Руперто, вытащили его на улицу: а кто не придет, пусть пеняет на себя. Трифульсио, сжав зубы, стиснув кулаки, вышел следом. Опять остановилась, замерла, закипела кровь. Поймали такси: давай на рынок.
— А прошляпили мы по двум причинам, — сказал Лудовико. — Во-первых, считали, что этих «возрожденцев» в городе больше. А во-вторых, и представить не могли, скольких костоломов наняла Коалиция.
— В газетах писали, все началось от того, что полиция ворвалась в театр, — сказал Амбросио. — Стали стрелять и бросать гранаты.
— Дай ей Бог здоровья, — сказал Лудовико, — если б не ворвалась, я бы в том театре и остался. А так хоть ноги унес.
— Да-да, посмотрите, что там на рынке, Молина, — сказал Кайо Бермудес, — и доложите немедленно.
— Я сию минуту из театра, дон Кайо, — сказал префект. — Народу по-прежнему мало. Штурмовые группы накапливаются на прилегающих улицах.
Такси высадило их на углу, и Руперто сказал: видите? вот и наши. Оба фургона с громкоговорителями производили адский шум: один оглашал весь рынок музыкой, из другого гремел чей-то голос, и Трифульсио, пошатнувшись, ухватился за Тельеса. Что с тобой, негр? никак не оклемаешься? Нет, ничего, пробормотал он в ответ, прошло. Одни раздавали прокламации, другие орали в рупоры, и постепенно у грузовиков собралась порядочная толпа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
— Хорошо, сенатор, — сказал Лосано, — но кое-какие меры предосторожности я все же приму. Людей отправлю, но поменьше. А остальные опоздают. Могу я рассчитывать на вас в этом…
— Во всем, Лосано, во всем можете рассчитывать на меня, — сказал Аревало. — А также на благодарность Коалиции. Эти господа будут думать, что вы оказываете услугу им. И прекрасно: пусть думают.
— Вы до сих пор не смогли связаться с Арекипой? — сказал Кайо Бермудес. — Ну, Альсибиадес, это уж слишком!
— Не понравились мне ихние знаменитые перцы, — сказал Иполито. — Все нутро себе ими сжег.
— Десятерых уговорил, — сказал Молина. — Остальные — ни в какую: ни за какие деньги, говорят, не будем лезть в эту кашу, да еще в штатском. Ну? Что будем делать, префект?
— Десять ваших, да двое из Лимы, да пятеро сенаторских — это семнадцать, — сказал префект. — Если доктору в самом деле удастся поднять рынок, тогда не все потеряно. Семнадцать человек, если их не ногой делали, могут навести шороху. Думаю, Молина, могут.
— Я, может быть, и дурак, но не до такой степени, — сказал Лосано. — Чеки не принимают.
— Алло, алло, Арекипа? — сказал Кайо Бермудес. — Молина, вы? Что там происходит, куда, к черту, вы запропастились?
— Господа из Коалиции тоже не такие уж дураки, — сказал Аревало. — Чек на предъявителя.
— Так ведь я вам звоню, дон Кайо, целый божий день, — сказал Молина. — И префект звонил, и доктор Лама. Это вас нигде разыскать не могли, дон Кайо.
— В Арекипе что-нибудь неблагополучно, дон Кайо? — сказал Альсибиадес.
— Сплошные неурядицы, дон Кайо, — сказал Молина. — Нам может не хватить людей, дон Кайо. Не уверен, что с такой горсточкой сумею что-либо сделать.
— Что вы несете, Молина? — сказал Кайо Бермудес. — Люди Лосано не прибыли? Люди Аревало — целый грузовик?
— Я дал десяток своих агентов, но согласитесь, дон Кайо, — семнадцать человек — вовсе не много, — сказал Молина. — Доктору Ламе я не очень-то верю, если честно. Обещает привести пятьсот, тысячу, но вы же знаете: он — фантазер несусветный.
— Что? Из Лимы — двое, из Ики — пятеро? — сказал Кайо Бермудес. — Это вам может дорого обойтись, Молина. Где остальные?
— Нету, — сказал Молина. — Это я вас спрашиваю, где они, почему не приехали все, кого вы нам обещали дать?
— И мы как ни в чем не бывало, ничего худого не подозревая, покушавши перцев, погуляли по площади, — сказал Лудовико. — Посмотрели театр, где предстояло нам работать.
— По моему мнению, дон Кайо, несмотря на эти непредвиденные обстоятельства, можно рассчитывать на успех, — сказал префект. — Коалиция здесь сторонников не имеет. Театр ей заполнить не удалось, как ни старалась. Там сотня зевак, не больше. Но как же, дон Кайо, вы думали, что прибыли все посланные?
— К этому кто-то приложил руку, и мы еще выясним кто, — сказал Кайо Бермудес. — Передайте трубку Ламе.
— Алло, это вы, сеньор министр? — сказал доктор Лама. — Я заявляю самый решительный протест. Вы нам обещали пятьдесят человек, а прислали семерых. Мы предложили президенту превратить этот митинг, устроенный заправилами Коалиции, в грандиозную народную манифестацию в поддержку правительства, а нам суют палки в колеса. Предупреждаю вас, отступать мы не намерены.
— Погодите ораторствовать, Лама, — сказал Кайо Бермудес. — Вот что я хочу знать. Вы можете нанять — за любые деньги — человек двадцать-тридцать и бросить их на поддержку отряда Молины? Двадцать-тридцать стоящих парней. Можете?
— Да могу хоть пятьдесят, — сказал доктор Лама. — Дело тут не в количестве, сеньор министр. Людей у нас хватает. Вы нам обещали для такого рода дел обученных, грамотных профессионалов.
— Ну так вот, наймите тридцать человек, которые ворвутся вместе с Молиной в театр, — сказал Кайо Бермудес. — А как дела с контрманифестацией?
— Активисты нашей партии разошлись по кварталам, ведут пропаганду, — сказал доктор Лама. — Мы их доставим к дверям театра, а в пять состоится манифестация на рынке. Мы соберем тысячи людей. Коалиция погибла.
— Хорошо, Молина, будем действовать, — сказал Кайо Бермудес. — Я знаю, что Лама сильно преувеличивает, но приходится ему верить — ничего другого нам не остается. Да-да, я позвоню командующему: пусть на всякий случай подтянет в центр войска.
Что за напасть, подумал Трифульсио, то накатит, то отпустит. Чувствовал, что умирает, воскресает, снова умирает. Руперто с вызовом мотал над столом стаканом: что, дескать, слабо? Будь здоров, улыбнулся ему Трифульсио и выпил. Урондо, Тельес, Мартинес нестройно завели песню, а забегаловка меж тем наполнялась народом. Руперто взглянул на часы: пора, пора, грузовики, наверно, уже на рынке. Нет, сказал Мартинес, давайте посошок на дорожку. Принесли еще кувшин, и они выпили стоя. Прямо тут и начнем, сказал Руперто и вскочил на стул: земляки, братцы, послушайте, чего я вам скажу. Трифульсио привалился к стене, закрыл глаза: неужели и впрямь смерть пришла? Но мало-помалу мир перестал кружиться перед глазами, кровь снова побежала по жилам. Все в театр, рычал, качаясь на стуле, Руперто, покажем столичным гнидам, что такое граждане Арекипы. Люди продолжали, посмеиваясь, есть и пить. Пью за вас и за здоровье генерала Одрии, поднял Руперто стакан, ждем вас у театра. Тельес, Урондо, Мартинес обхватили Руперто, вытащили его на улицу: а кто не придет, пусть пеняет на себя. Трифульсио, сжав зубы, стиснув кулаки, вышел следом. Опять остановилась, замерла, закипела кровь. Поймали такси: давай на рынок.
— А прошляпили мы по двум причинам, — сказал Лудовико. — Во-первых, считали, что этих «возрожденцев» в городе больше. А во-вторых, и представить не могли, скольких костоломов наняла Коалиция.
— В газетах писали, все началось от того, что полиция ворвалась в театр, — сказал Амбросио. — Стали стрелять и бросать гранаты.
— Дай ей Бог здоровья, — сказал Лудовико, — если б не ворвалась, я бы в том театре и остался. А так хоть ноги унес.
— Да-да, посмотрите, что там на рынке, Молина, — сказал Кайо Бермудес, — и доложите немедленно.
— Я сию минуту из театра, дон Кайо, — сказал префект. — Народу по-прежнему мало. Штурмовые группы накапливаются на прилегающих улицах.
Такси высадило их на углу, и Руперто сказал: видите? вот и наши. Оба фургона с громкоговорителями производили адский шум: один оглашал весь рынок музыкой, из другого гремел чей-то голос, и Трифульсио, пошатнувшись, ухватился за Тельеса. Что с тобой, негр? никак не оклемаешься? Нет, ничего, пробормотал он в ответ, прошло. Одни раздавали прокламации, другие орали в рупоры, и постепенно у грузовиков собралась порядочная толпа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174