Ты мой намек понял? Если нам удастся контролировать хотя бы одну двадцатую – черт, что я говорю! – хотя бы одну пятидесятую крупных наркосделок в этом городе, тогда и волки, то есть юристы, будут сыты и смогут упечь пару нехороших мальчиков за решетку. И те тоже будут довольны, потому что будут знать: за ними осталось еще сорок девять пятидесятых. Знать, сколько они с этого могут поиметь. Они-то уж сумеют ублажить из оставшихся денежек всю эту чертову свору законников и продажных судей, чтоб те сняли их с крючка. Неужели не понимаешь, Джек? Все это игра, одна большая грязная игра. А мы – в самом ее центре и смазываем колесики и винтики, и еще на хлеб с маслом нам останется. Да к тому же еще и прославимся. Удостоимся нескольких заголовков в газетах. А по телеку покажут пару пакетов с наркотой и пару старых пушек, а потом – и Его Величество Обывателя Джона К., который сидит дома с семьей и чувствует себя в полной безопасности. Еще бы, налоги, которые он платит, пошли на благородное дело. Его правительство не дремлет, оно готово защитить его, оно не дает спуску торговцам наркотиками. В то время как на деле все сводится к скромной, дешевенькой игре, небольшому такому, уютному рэкету! Да сам Капоне не придумал бы ничего лучшего!
Дверь в кухню отворилась. В нее заглянула низенькая темноволосая гречанка, жена Корлисса, с широкой улыбкой на лице.
– Ну что, мужчины, принести вам еще пива? – спросила она.
– Не сейчас, Катрина. Попозже. Мы разговариваем.
– О'кей. – Она вес так же с улыбкой затворила за собой дверь.
Корлисс прикурил сигарету, свисавшую с губы.
– Джек, – сказал он и подался вперед, – сейчас на дворе у нас 1966-й. К концу десятилетия наркотики будет так же легко купить, как пиво. Они станут продаваться на каждом углу, как утренние газеты. Это будет. Это обязательно состоится. Если бы я мог действовать легально, то вытащил бы все деньги из загашника, из банка, биржи, черт его знает чего еще и вложил бы их в наркотики. За ними будущее.
– Ты и впрямь так думаешь, Джо? Это же ужасно!
– Да, малыш. Как подумаю об этом, так прямо тошнит. Но верь моим словам, так оно и будет, к тому все время и шло. С самой войны. С конца войны. Особенно когда они смешали всех ребят в Корее, послали туда чистеньких белых мальчиков служить бок о бок с огромными черными грязными ниггерами. Естественно, что мальчики вернулись домой, куря марихуану и жуя травку. Это было начало конца, поверь мне. А потом еще мальчики стали слушать этот хренов шум, эту какофонию, которую они называют музыкой. – Корлисс ткнул пальцем в потолок. Из комнаты дочерей доносился грохот музыки, от которого дрожала люстра. – И ведь не остановишь их никак, сколько ни старайся. Еще спасибо, что не хотят стать битниками. И вот вся эта мразь полеживает целый день в своих кроватках, покуривая «травку» и глотая «колеса». Господи, помоги этой стране, если они возьмут власть в свои руки, помяни мое слово!
Корлисс допил пиво, аккуратно завернул остатки сандвича в бумажную салфетку и метко швырнул в мусорное ведро, украшенное крошечными флажками популярной спортивной команды.
– Я говорил тебе, что Джанет в июне выходит замуж? За какого-то аристократишку из Пасадены, с которым познакомилась в Стэнфорде. Деньги в семье и все такое... Еще, слава Богу, согласился венчаться в церкви. Уж не знаю, за что нам такое счастье привалило! По крайней мере надо устроить девочке приличную свадьбу. В «Хантингтоне», на родине ее жениха. И экономить мы не собираемся. Все по первому разряду. Катрина, дурища, предложила: давай наготовим дюжину котлов долмы, но я сказал – нет, надо, чтоб все было как у людей, как у настоящих чертовых янки!
Корлисс хмыхнул, подавился дымом и закашлялся, прикрывая ладонью рот. Когда кашель утих, он продолжил:
– Патрис учится в выпускном классе. Мозги у девочки есть. Бедняжка, она единственная в нашей семье унаследовала фамильные черты, могу показать старые фотографии. Такая никогда не выйдет замуж. Видно, придется продержать ее в колледже до конца жизни. Ну, ничего... Зато она получит все, что заработал папочка. Все и еще чуток сверх того, ты мой намек понял? И еще одна, там, наверху. – Корлисс возвел глаза к потолку. – Когда ей было семь, она заболела. Врачи называют это «легкой» формой полиомиелита. И у нее немного сместились позвонки. Четыре операции успела перенести, прежде чем ей стукнуло двенадцать. Сеансы физиотерапии по три раза на неделе. И если наша с тобой контора и оплачивает все это, то всего лишь настолько. – Сложив большой палец с указательным, Корлисс изобразил дюйм. – Врачам, которых они рекомендуют, я не доверяю, поэтому приходится вкладывать свои денежки. – Корлисс почесал в паху. А вы с Эвелин тоже, небось, хотите завести детишек? Конечно, хотите! А ты знаешь, сколько это сегодня стоит, поставить ребенка на ноги? По первому классу? Каждый придурок может одевать своего ребенка у «Зоди» или у «Федко». Но первый класс, ты знаешь, что это такое? Когда твои дочки рыдают по ночам в подушку потому, что ты не можешь позволить себе купить им то платье, которое им нравится? И это еще мелочи... А все эти школы, врачи, лекарства, ортопеды, терапевты, летние лагеря, эти туфли и книги, платья для вечеринок и прочие трали-вали? Ты имеешь представление? Все по первому классу, если ты не хочешь, чтоб твои дети носили дешевую одежонку и немодные туфли. Хочешь чувствовать себя полной задницей и болваном потому, что едва сводишь концы с концами, едва наскребаешь на хлеб, в то время как эти треклятые васпы жрут себе бифштексы и омаров, да еще тычут тебе этим в глаза?
Корлисс обернулся и крикнул в сторону двери:
– Трина! Давай тащи сюда пиво!
– Ты что думаешь, Джек, – продолжил он после паузы, – что я купил себе этот дом на зарплату? Ни в коем разе. Ты что, думаешь, можно растить детей и скупать для них половину Вест-Сайда на нашу жалкую зарплату? Ошибаешься! Одно скажу: когда-нибудь этот нарыв да прорвется. Обязательно. Это только вопрос времени. И что ты тогда будешь делать?
Вошла Катрина с двумя запотевшими бутылками пива. Улыбнулась каждому из мужчин по очереди, покосилась на револьверы и деньги на покерном столике, снова улыбнулась и вышла. Корлисс отпил глоток и громко икнул. Резко чиркнув спичкой, закурил «Кэмел».
– Придет день, и ты примешь решение, Джек. Ты каждый день вкалываешь как проклятый, истаптываешь последние башмаки, гоняясь за каждой рванью, стреляешь, дерешься, рискуешь. Но однажды ты примешь решение... Однажды ты спросишь себя: кто на первом месте? Они? Или я? Я и мои интересы? И снова будешь бегать, стрелять. Но помни: здесь тебе не Нью-Йорк. Не это болото. Здесь нет этих вонючек-рэкетиров, собирающих бабки для всего отделения. Здесь не вонючий Манхэттен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Дверь в кухню отворилась. В нее заглянула низенькая темноволосая гречанка, жена Корлисса, с широкой улыбкой на лице.
– Ну что, мужчины, принести вам еще пива? – спросила она.
– Не сейчас, Катрина. Попозже. Мы разговариваем.
– О'кей. – Она вес так же с улыбкой затворила за собой дверь.
Корлисс прикурил сигарету, свисавшую с губы.
– Джек, – сказал он и подался вперед, – сейчас на дворе у нас 1966-й. К концу десятилетия наркотики будет так же легко купить, как пиво. Они станут продаваться на каждом углу, как утренние газеты. Это будет. Это обязательно состоится. Если бы я мог действовать легально, то вытащил бы все деньги из загашника, из банка, биржи, черт его знает чего еще и вложил бы их в наркотики. За ними будущее.
– Ты и впрямь так думаешь, Джо? Это же ужасно!
– Да, малыш. Как подумаю об этом, так прямо тошнит. Но верь моим словам, так оно и будет, к тому все время и шло. С самой войны. С конца войны. Особенно когда они смешали всех ребят в Корее, послали туда чистеньких белых мальчиков служить бок о бок с огромными черными грязными ниггерами. Естественно, что мальчики вернулись домой, куря марихуану и жуя травку. Это было начало конца, поверь мне. А потом еще мальчики стали слушать этот хренов шум, эту какофонию, которую они называют музыкой. – Корлисс ткнул пальцем в потолок. Из комнаты дочерей доносился грохот музыки, от которого дрожала люстра. – И ведь не остановишь их никак, сколько ни старайся. Еще спасибо, что не хотят стать битниками. И вот вся эта мразь полеживает целый день в своих кроватках, покуривая «травку» и глотая «колеса». Господи, помоги этой стране, если они возьмут власть в свои руки, помяни мое слово!
Корлисс допил пиво, аккуратно завернул остатки сандвича в бумажную салфетку и метко швырнул в мусорное ведро, украшенное крошечными флажками популярной спортивной команды.
– Я говорил тебе, что Джанет в июне выходит замуж? За какого-то аристократишку из Пасадены, с которым познакомилась в Стэнфорде. Деньги в семье и все такое... Еще, слава Богу, согласился венчаться в церкви. Уж не знаю, за что нам такое счастье привалило! По крайней мере надо устроить девочке приличную свадьбу. В «Хантингтоне», на родине ее жениха. И экономить мы не собираемся. Все по первому разряду. Катрина, дурища, предложила: давай наготовим дюжину котлов долмы, но я сказал – нет, надо, чтоб все было как у людей, как у настоящих чертовых янки!
Корлисс хмыхнул, подавился дымом и закашлялся, прикрывая ладонью рот. Когда кашель утих, он продолжил:
– Патрис учится в выпускном классе. Мозги у девочки есть. Бедняжка, она единственная в нашей семье унаследовала фамильные черты, могу показать старые фотографии. Такая никогда не выйдет замуж. Видно, придется продержать ее в колледже до конца жизни. Ну, ничего... Зато она получит все, что заработал папочка. Все и еще чуток сверх того, ты мой намек понял? И еще одна, там, наверху. – Корлисс возвел глаза к потолку. – Когда ей было семь, она заболела. Врачи называют это «легкой» формой полиомиелита. И у нее немного сместились позвонки. Четыре операции успела перенести, прежде чем ей стукнуло двенадцать. Сеансы физиотерапии по три раза на неделе. И если наша с тобой контора и оплачивает все это, то всего лишь настолько. – Сложив большой палец с указательным, Корлисс изобразил дюйм. – Врачам, которых они рекомендуют, я не доверяю, поэтому приходится вкладывать свои денежки. – Корлисс почесал в паху. А вы с Эвелин тоже, небось, хотите завести детишек? Конечно, хотите! А ты знаешь, сколько это сегодня стоит, поставить ребенка на ноги? По первому классу? Каждый придурок может одевать своего ребенка у «Зоди» или у «Федко». Но первый класс, ты знаешь, что это такое? Когда твои дочки рыдают по ночам в подушку потому, что ты не можешь позволить себе купить им то платье, которое им нравится? И это еще мелочи... А все эти школы, врачи, лекарства, ортопеды, терапевты, летние лагеря, эти туфли и книги, платья для вечеринок и прочие трали-вали? Ты имеешь представление? Все по первому классу, если ты не хочешь, чтоб твои дети носили дешевую одежонку и немодные туфли. Хочешь чувствовать себя полной задницей и болваном потому, что едва сводишь концы с концами, едва наскребаешь на хлеб, в то время как эти треклятые васпы жрут себе бифштексы и омаров, да еще тычут тебе этим в глаза?
Корлисс обернулся и крикнул в сторону двери:
– Трина! Давай тащи сюда пиво!
– Ты что думаешь, Джек, – продолжил он после паузы, – что я купил себе этот дом на зарплату? Ни в коем разе. Ты что, думаешь, можно растить детей и скупать для них половину Вест-Сайда на нашу жалкую зарплату? Ошибаешься! Одно скажу: когда-нибудь этот нарыв да прорвется. Обязательно. Это только вопрос времени. И что ты тогда будешь делать?
Вошла Катрина с двумя запотевшими бутылками пива. Улыбнулась каждому из мужчин по очереди, покосилась на револьверы и деньги на покерном столике, снова улыбнулась и вышла. Корлисс отпил глоток и громко икнул. Резко чиркнув спичкой, закурил «Кэмел».
– Придет день, и ты примешь решение, Джек. Ты каждый день вкалываешь как проклятый, истаптываешь последние башмаки, гоняясь за каждой рванью, стреляешь, дерешься, рискуешь. Но однажды ты примешь решение... Однажды ты спросишь себя: кто на первом месте? Они? Или я? Я и мои интересы? И снова будешь бегать, стрелять. Но помни: здесь тебе не Нью-Йорк. Не это болото. Здесь нет этих вонючек-рэкетиров, собирающих бабки для всего отделения. Здесь не вонючий Манхэттен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145