- Тебя бесит, что моя проницательность позволяет мне знать, что происходило в твоем сердце, когда ты говорил с аммонитом. Меж вами был нехороший разговор, ты вел себя не по чину главнокомандующего Гилеада. Неведомо мне, что выиграл ты, беседуя с врагом на развалинах Элеали. Но царь этот, боюсь, не отступил бы, если бы в перспективе ему не посулили ничего, кроме года перемирия. Верю, что ты ратовал о благе Гилеада, однако, какой смысл в пользе на пять минут?.. Знаешь, я всерьез опасаюсь, что ты поступился заповедями Властелина нашего Господа.
- Хватит предостережений! - грубо оборвал его Ифтах. - Я не мальчик! Приказывать в шатре Господа - твое дело, а в военном лагере я волен вести себя так, как считаю нужным. Я выполнил обещание, а вы пристаете ко мне со своими придирками, оскорбляете меня в моем же Маханаиме. Настаиваю, чтобы вы со мной рассчитались... Хорошо, что я не поверил вашим словам, и здесь все записано!
Авиам вдруг как-то сразу постарел.
- Твое требование будет удовлетворено, - сказал он. - Ты сядешь в кресло Гилеада. Но было бы лучше и для тебя и для нас, чтобы ты подождал благословения Господа.
Новый приступ гнева охватил Ифтаха. Снова своей болтовней старик пытается удержать его.
- Господь благословил меня, - высокомерно ответил Ифтах. - Это - мой Бог, он живет в моей груди. Все, чего хочу я - Его желание.
Авиам воспринял его слова, как откровенную дерзость.
- Оказавшись в судейском кресле, ты поймешь, что ошибался, - произнес он. И заключил: "Я обещал и отдам тебе жезл. Но знай, ты добился этого своей хитростью. А потому не собираюсь освящать твою должность. Я спрысну тебя священным маслом только тогда, когда Господь мне это поручит. Не раньше..."
VIII
Ифтаху хотелось превратить свое новое назначение в настоящий праздник. Он отправил гонцов в Башан и в страну Тоб с приглашениями приехать в Мицпе. Он пригласил всех: Ктуру, Яалу, Кассию, Пара. Не забыл и старого Толу, который жил теперь в Маханаиме.
Радостное чувство охватывало его в предвкушении мига, когда Ктура победительницей посмотрит в глаза своему униженному врагу. Это, пожалуй, тешило его самолюбие не меньше, чем назначение на должность судьи.
Сгорая от нетерпения, он сам поскакал навстречу дорогим гостям.
А вот и они... Впереди - жена и дочь. Завидев их издали, он понял, как они ему дороги. Как же он мог так долго жить без них?
Он повез гостей в лагерь и велел сообщить Зилпе и Шамгару, что хочет вступить во владение своим домом. Вскоре они въехали в город. Спустились к дому Гилеада. Постучали в большие ворота, которые вели во двор. Им открыл старый слуга.
Двор казался огромным и пустым. Братья, их жены и дети спрятались где-то в глубине дома.
У дверей его приветствовал Шамгар. Он извинился за мать, которая, как он объяснил, была нездорова. Поскольку Ифтах в сопровождении близких вошел со двора, где ярко светило солнце, ему потребовалось некоторое время, чтобы осмотреться в сумерках внутренних комнат и найти Силыгу. Они поднялись на несколько ступеней и увидели ее. Она лежала на постели в одной из комнат задней части дома. В комнате было совсем темно. У их ног лежала женщина, которая все годы презирала и преследовала Ктуру,
женщина, которая выгнала eё к диким зверям в пустыню. И вот теперь дом принадлежал Ктуре, она победила. А Ифтах завоевал судейскую должность и жезл отца. Зилпа села на постели, кивнула вошедшим.
- Прости, Ктура, жена судьи Ифтаха, что не встаю. Тебе придется удовлетвориться тем, что ноги тебе будут мыть жена моего сына Шамгара и его дочь.
Ктура стояла перед старухой - легкая, стройная, смуглая, молодая - и держала за руку Яалу. Большими, серыми, глубоко посаженными глазами, она смотрела на женщину, всегда готовую причинить ей зло. Как неожиданно зло обернулось благословением! Она незаметно дотронулась до шрама на шее. След борьбы с волком наполнил eё тихой радостью. Этим она заплатила за час победы. Когда она заговорила, eё голос зазвучал, как песня.
- У меня и в мыслях не было, чтобы мне мыла ноги жена судьи Гилеада, сказала она. - Просто я верила, что все будут рады нам в этом доме. Надеюсь, что мир, который принес стране Гилеада мой муж Ифтах, воцарится и в этих стенах.
Они присели на низкие табуреты, и Цилла с дочерью омыли им ноги. Циллу переполняла такая ненависть, что у нeё внутри все горело, а во рту появился вкус горечи. Как же Господь допустил такое! Так долго не может продолжаться. Слишком уж тяжкое испытание ниспослано Им своему преданному слуге, eё мужу Шамгару. Этот бастард, так беззаботно протянувший ей ногу, никогда не знал, что такое истинное почитание. Он носил в сердце Милькома, а, может, и на теле. Господь убедится, что предпочел бастарда по ошибке. Он повернет свой лик к более достойному, к eё мужу Шамгару, а Ифтах празднует свою последнюю победу.
Зилпа наблюдала со своего ложа, как eё близкие унижаются перед бастардом. И множество мыслей пронеслось в eё голове в этот час позора. Как низко пали перед этим человеком она и eё сыновья! Что он принес им? Ничего, кроме дрянного мира. За их унижение он отдал идолам Милькома город Иокбеху и, возможно, подписал с Аммоном тайный договор. Вероятно, он сделал это по желанию Ктуры. Из-за нeё он отказался вести войну против Аммона.
Странно, что, думая об этом, Зилпа испытывала непонятную гордость и злобное удовлетворение. Если немного понаблюдать за аммониткой, то видно, что она - полудикарка, в eё облике нет никакого благородства. И такая могла подчинить своей воле Ифтаха - умного, смелого человека, а этого у него не отнимешь. Но уж если никчемная женщина может влиять на судьбу рода, то ей, Зилпе, не стоит терять надежды. Она сжала и разжала пальцы. У нeё eщё вполне крепкие руки. Eщё могут схватить и удержать. Нет, она не примирится со своим поражением. Настоящий мир не завоеван. Пока лишь прервана война. Придет весна, и Гилеад померяется силами с Аммоном. Она, Зилпа, станет Деборой в этой войне.
На следующий день у ворот Мицпе собралась большая толпа. Люди стояли, сидели на корточках, заполнив залитую солнцем рыночную площадь. Молодежь забралась на крыши домов, а солдаты стражи, оставленной Ифтахом в Мицпе, несли вахту на городских стенах, внимательно смотрели вниз и слушали, как первосвященник читает назначение. Но вот, наконец, Ифтах принял из сухощавых рук жезл в свои сильные руки, сел на каменную скамью...
- Пусть Господь даст тебе силы, Ифтах, наш судья, наш господин! - со всех сторон закричали из толпы.
Солдаты войска, эмориты и гилеадчане, воспринимали триумф Ифтаха, как собственный. Один из них стал судьёй в Мицпе! Теперь эти бродяги, саранча, признаны спасителями оседлых. Перед Мицпе, в палаточном лагере, они устроили пышное празднество, пригласив к себе всех горожан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
- Хватит предостережений! - грубо оборвал его Ифтах. - Я не мальчик! Приказывать в шатре Господа - твое дело, а в военном лагере я волен вести себя так, как считаю нужным. Я выполнил обещание, а вы пристаете ко мне со своими придирками, оскорбляете меня в моем же Маханаиме. Настаиваю, чтобы вы со мной рассчитались... Хорошо, что я не поверил вашим словам, и здесь все записано!
Авиам вдруг как-то сразу постарел.
- Твое требование будет удовлетворено, - сказал он. - Ты сядешь в кресло Гилеада. Но было бы лучше и для тебя и для нас, чтобы ты подождал благословения Господа.
Новый приступ гнева охватил Ифтаха. Снова своей болтовней старик пытается удержать его.
- Господь благословил меня, - высокомерно ответил Ифтах. - Это - мой Бог, он живет в моей груди. Все, чего хочу я - Его желание.
Авиам воспринял его слова, как откровенную дерзость.
- Оказавшись в судейском кресле, ты поймешь, что ошибался, - произнес он. И заключил: "Я обещал и отдам тебе жезл. Но знай, ты добился этого своей хитростью. А потому не собираюсь освящать твою должность. Я спрысну тебя священным маслом только тогда, когда Господь мне это поручит. Не раньше..."
VIII
Ифтаху хотелось превратить свое новое назначение в настоящий праздник. Он отправил гонцов в Башан и в страну Тоб с приглашениями приехать в Мицпе. Он пригласил всех: Ктуру, Яалу, Кассию, Пара. Не забыл и старого Толу, который жил теперь в Маханаиме.
Радостное чувство охватывало его в предвкушении мига, когда Ктура победительницей посмотрит в глаза своему униженному врагу. Это, пожалуй, тешило его самолюбие не меньше, чем назначение на должность судьи.
Сгорая от нетерпения, он сам поскакал навстречу дорогим гостям.
А вот и они... Впереди - жена и дочь. Завидев их издали, он понял, как они ему дороги. Как же он мог так долго жить без них?
Он повез гостей в лагерь и велел сообщить Зилпе и Шамгару, что хочет вступить во владение своим домом. Вскоре они въехали в город. Спустились к дому Гилеада. Постучали в большие ворота, которые вели во двор. Им открыл старый слуга.
Двор казался огромным и пустым. Братья, их жены и дети спрятались где-то в глубине дома.
У дверей его приветствовал Шамгар. Он извинился за мать, которая, как он объяснил, была нездорова. Поскольку Ифтах в сопровождении близких вошел со двора, где ярко светило солнце, ему потребовалось некоторое время, чтобы осмотреться в сумерках внутренних комнат и найти Силыгу. Они поднялись на несколько ступеней и увидели ее. Она лежала на постели в одной из комнат задней части дома. В комнате было совсем темно. У их ног лежала женщина, которая все годы презирала и преследовала Ктуру,
женщина, которая выгнала eё к диким зверям в пустыню. И вот теперь дом принадлежал Ктуре, она победила. А Ифтах завоевал судейскую должность и жезл отца. Зилпа села на постели, кивнула вошедшим.
- Прости, Ктура, жена судьи Ифтаха, что не встаю. Тебе придется удовлетвориться тем, что ноги тебе будут мыть жена моего сына Шамгара и его дочь.
Ктура стояла перед старухой - легкая, стройная, смуглая, молодая - и держала за руку Яалу. Большими, серыми, глубоко посаженными глазами, она смотрела на женщину, всегда готовую причинить ей зло. Как неожиданно зло обернулось благословением! Она незаметно дотронулась до шрама на шее. След борьбы с волком наполнил eё тихой радостью. Этим она заплатила за час победы. Когда она заговорила, eё голос зазвучал, как песня.
- У меня и в мыслях не было, чтобы мне мыла ноги жена судьи Гилеада, сказала она. - Просто я верила, что все будут рады нам в этом доме. Надеюсь, что мир, который принес стране Гилеада мой муж Ифтах, воцарится и в этих стенах.
Они присели на низкие табуреты, и Цилла с дочерью омыли им ноги. Циллу переполняла такая ненависть, что у нeё внутри все горело, а во рту появился вкус горечи. Как же Господь допустил такое! Так долго не может продолжаться. Слишком уж тяжкое испытание ниспослано Им своему преданному слуге, eё мужу Шамгару. Этот бастард, так беззаботно протянувший ей ногу, никогда не знал, что такое истинное почитание. Он носил в сердце Милькома, а, может, и на теле. Господь убедится, что предпочел бастарда по ошибке. Он повернет свой лик к более достойному, к eё мужу Шамгару, а Ифтах празднует свою последнюю победу.
Зилпа наблюдала со своего ложа, как eё близкие унижаются перед бастардом. И множество мыслей пронеслось в eё голове в этот час позора. Как низко пали перед этим человеком она и eё сыновья! Что он принес им? Ничего, кроме дрянного мира. За их унижение он отдал идолам Милькома город Иокбеху и, возможно, подписал с Аммоном тайный договор. Вероятно, он сделал это по желанию Ктуры. Из-за нeё он отказался вести войну против Аммона.
Странно, что, думая об этом, Зилпа испытывала непонятную гордость и злобное удовлетворение. Если немного понаблюдать за аммониткой, то видно, что она - полудикарка, в eё облике нет никакого благородства. И такая могла подчинить своей воле Ифтаха - умного, смелого человека, а этого у него не отнимешь. Но уж если никчемная женщина может влиять на судьбу рода, то ей, Зилпе, не стоит терять надежды. Она сжала и разжала пальцы. У нeё eщё вполне крепкие руки. Eщё могут схватить и удержать. Нет, она не примирится со своим поражением. Настоящий мир не завоеван. Пока лишь прервана война. Придет весна, и Гилеад померяется силами с Аммоном. Она, Зилпа, станет Деборой в этой войне.
На следующий день у ворот Мицпе собралась большая толпа. Люди стояли, сидели на корточках, заполнив залитую солнцем рыночную площадь. Молодежь забралась на крыши домов, а солдаты стражи, оставленной Ифтахом в Мицпе, несли вахту на городских стенах, внимательно смотрели вниз и слушали, как первосвященник читает назначение. Но вот, наконец, Ифтах принял из сухощавых рук жезл в свои сильные руки, сел на каменную скамью...
- Пусть Господь даст тебе силы, Ифтах, наш судья, наш господин! - со всех сторон закричали из толпы.
Солдаты войска, эмориты и гилеадчане, воспринимали триумф Ифтаха, как собственный. Один из них стал судьёй в Мицпе! Теперь эти бродяги, саранча, признаны спасителями оседлых. Перед Мицпе, в палаточном лагере, они устроили пышное празднество, пригласив к себе всех горожан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72