Но и теперь Ифтах никому не рассказал, что было в Мицпе.
Только на следующий день, оставшись наедине с Ктурой, он поведал ей обо всем. Они шли по полю. Он держал eё за руку, потом обнял за плечи. Ему хотелось как можно точнее передать все, что произошло, и он старательно и напряженно подыскивал каждое слово. Одновременно он всем своим существом ощущал близость жены, любовался eё нежной смуглой кожей, eё решительной и изящной походкой. Когда он закончил говорить, она высвободилась из его объятий, встала напротив, посмотрела ему прямо в лицо. Eё большой рот растянулся в улыбке. Игриво, словно все это было шуткой, она спросила:
- Ну, что ты будешь делать? Прогонишь меня?..
Она стояла напротив - невысокая, стройная, неизъяснимо прелестная. Он любил ее. Любил все в ней, особенно - eё серые глаза.
- Прогнать тебя?! Лишить себя источника силы! - ответил он и засмеялся. Такое могло прийти в голову только этому священнику.
Они пошли дальше. Тропинка сузилась, он пропустил eё вперед. Eё уверенная легкая походка вселяла в его душу радость. Она обернулась и заметила своим глубоким мелодичным голосом, поддразнивая его:
- Он, должно быть, очень ценит тебя. Иначе не обещал бы так много. Судья в Израиле. Такого не было с времен судьи Гидеона. Ты был бы пятым судьей такого ранга.
- Это не совсем так, - подхватывая eё полушутливый тон, проговорил Ифтах. - Ты забыла про моего отца. Многие, правда, оспаривают его титул. А когда судьей была Дебора, этот титул вместе с ней носил Барак. Сюда же следует причислить и Яира. Хотя, конечно же, великим судьей он так и не стал... Вот видишь, я был бы восьмым.
Дорога опять расширилась. Они пошли рядом, тесно прижимаясь друг к другу.
- Жаль амулетов твоей матери, - сказала Ктура. - Но пусть они будут у Гилеада, в его пещере... Не думаю, что Господь сердится на тебя за то, что ты взял их с собой. Да и за мои, которые ты терпишь в своем доме. Бог никогда не выказывал своего гнева. Ведь в Маханаиме все благополучно: пшеница растет, масло выжимается, стада приумножаются, бесчисленные гости приезжают на стрижку овец. Все нами довольны, все дружат с нами. И дочь у тебя хороша. Не трудно будет обручить eё с мужчиной из приличного рода и с богатым поместьем.
Тень пробежала по лицу Ифтаха. Ктура не родила ему сына. Однако и дочь он любил не меньше, чем мог бы любить самого лучшего сына. Однако неприятно было думать о том, что в сыне ему отказано. Может, это и есть знак гнева Господа? Может, именно от этого предостерегал его священник?
С тех пор как он увидел Ктуру, Ифтах старался строго и точно исполнять заповеди Господа. Сейчас он вновь явственно ощутил испытанные им тогда боль и радость. Бой только что закончился, его сердце все eщё трепетало от жажды борьбы, когда они, прекратив преследование врага, повалились возле своих палаток. Мимо бежали женщины и дети, а эта - быстрее всех. Но он поймал ее. Жар в крови заставлял его торопиться, требовал, чтобы он затащил eё за ближайший куст, разорвал на ней платье и удовлетворил свое желание. Но тут он увидел eё глаза на худом смуглом лице - полные ненависти. Нет, даже не ненависти, чего-то большего. Поймал на себе eё дикий взгляд. И желание заглушило новое ощущение. Он хотел победить eё ненависть. Ему не нужен был eё позор. Он хотел сломить eё ненависть, хотел познать ее, обладать ею вместе с eё чужими для него богами. Он весь горел, но внезапно в нем зародилось что-то холодное, отрезвляющее.
- Если я возьму ее, - подумал он, - eё принесут в кровавую жертву Господу, и Бог убьет eё вместе с другими пленными.
Решение созрело мгновенно. Он вернет eё в лагерь такой, какая она есть, девушкой. Тогда она будет принадлежать ему по обычаю и праву рода и Господа. Вот тогда он и возьмет ее... Так и случилось. Он взял ее. С ней было очень хорошо, и Господа он не обидел. Но почему же ему отказано в сыне? Быть может, все же сердится на него непонятный Бог?
Догадавшись, о чем он думает, Ктура напала на него с напускной серьезностью.
- Если ты думаешь об этом, значит, священник тебе очень многое обещал, и твое сердце жаждет этого, - сказала она. - Может, тебе все же следует выгнать нас: меня и Яалу?
- Не шути так, Ктура, - попросил Ифтах.
- Но что ты собираешься делать? Что будет, если ты оставишь меня? продолжала она.
- Об этом я и хочу тебе сказать... Его черты обрели жесткость.
- С наступлением второго полнолуния они придут от имени Господа и старейшин, чтобы выгнать нас из нашего дома. Они высекут на межевых камнях имена сыновей Зилпы. И если они проявят великодушие, то доверят мне одно или два стада. И стану я судьей над отарой из трехсот овец. Елек будет платить мне жалование - по три шекеля в год. А если у него будет хорошее настроение, то и тебе - шекель.
- Не могу представить тебя в услужении у Елека, - задумчиво и почти весело сказала Ктура.
И, по-детски гордясь собственным знанием людей, добавила:
- Знаю, что ты будешь делать...
- И что же, умница моя? - заинтересовался Ифтах. - Скажи мне, Ктура.
Ктура, медленно вышагивая перед ним, заговорила снова, и eё речь точно попадала в ритм шагов:
- Прекрасны белые дома Маханаима. Приятно с крыши нашего дома или со сторожевой вышки смотреть на наши земли. До чего же красивы колыхающиеся от ветра хлеба, дрожащая листва олив!.. Но чёрно-коричневые палатки кочующих пастухов тоже прекрасны. Прекрасны радость и страх перед неизвестностью завтрашнего дня, надежда, что в оазисе найдешь воду и пальмы. Прекрасен даже ужас, который возникает, когда до самого горизонта простираются лишь сухие пески. Прекрасны безграничные степи. А бездонное, голубое небо над головой...
Внезапно она остановилась, невидящими, дикими глазами посмотрела прямо перед собой, воздела руки и испустила громкий крик.
Не отрываясь, Ифтах смотрел на нее. Это из его груди исходил eё крик...
Будущее в неясных очертаниях порой мерещилось ему. Внутренним взором он видел, как едет в Южный Гилеад, собирает друзей, чтобы восстать против несправедливости, которая грозила его семье. Но все это были туманные планы. Теперь вдруг в голове его прояснилось. Существует только один выход: он уедет с женой и ребенком в пустыню и будет ждать удобного случая.
Священник предоставил ему выбор: власть или рабство. Но при этом даже не предполагал, что Ифтах найдет третье решение - выберет пустыню.
Всю жизнь Ифтах провел за крепкими стенами. Но часто тосковал в их тесноте. Ему не хотелось больше каждый день натыкаться на межевой камень соседа и ограничивать себя законом и запретами. Он жаждал делать то, что представлялось ему справедливым. Он радовался будущей жизни на просторе, в безграничных степях.
Авиам желал разлучить с ним Ктуру, мечтал держать его в рамках своих дощечек, на которых нацарапаны заповеди союза Господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Только на следующий день, оставшись наедине с Ктурой, он поведал ей обо всем. Они шли по полю. Он держал eё за руку, потом обнял за плечи. Ему хотелось как можно точнее передать все, что произошло, и он старательно и напряженно подыскивал каждое слово. Одновременно он всем своим существом ощущал близость жены, любовался eё нежной смуглой кожей, eё решительной и изящной походкой. Когда он закончил говорить, она высвободилась из его объятий, встала напротив, посмотрела ему прямо в лицо. Eё большой рот растянулся в улыбке. Игриво, словно все это было шуткой, она спросила:
- Ну, что ты будешь делать? Прогонишь меня?..
Она стояла напротив - невысокая, стройная, неизъяснимо прелестная. Он любил ее. Любил все в ней, особенно - eё серые глаза.
- Прогнать тебя?! Лишить себя источника силы! - ответил он и засмеялся. Такое могло прийти в голову только этому священнику.
Они пошли дальше. Тропинка сузилась, он пропустил eё вперед. Eё уверенная легкая походка вселяла в его душу радость. Она обернулась и заметила своим глубоким мелодичным голосом, поддразнивая его:
- Он, должно быть, очень ценит тебя. Иначе не обещал бы так много. Судья в Израиле. Такого не было с времен судьи Гидеона. Ты был бы пятым судьей такого ранга.
- Это не совсем так, - подхватывая eё полушутливый тон, проговорил Ифтах. - Ты забыла про моего отца. Многие, правда, оспаривают его титул. А когда судьей была Дебора, этот титул вместе с ней носил Барак. Сюда же следует причислить и Яира. Хотя, конечно же, великим судьей он так и не стал... Вот видишь, я был бы восьмым.
Дорога опять расширилась. Они пошли рядом, тесно прижимаясь друг к другу.
- Жаль амулетов твоей матери, - сказала Ктура. - Но пусть они будут у Гилеада, в его пещере... Не думаю, что Господь сердится на тебя за то, что ты взял их с собой. Да и за мои, которые ты терпишь в своем доме. Бог никогда не выказывал своего гнева. Ведь в Маханаиме все благополучно: пшеница растет, масло выжимается, стада приумножаются, бесчисленные гости приезжают на стрижку овец. Все нами довольны, все дружат с нами. И дочь у тебя хороша. Не трудно будет обручить eё с мужчиной из приличного рода и с богатым поместьем.
Тень пробежала по лицу Ифтаха. Ктура не родила ему сына. Однако и дочь он любил не меньше, чем мог бы любить самого лучшего сына. Однако неприятно было думать о том, что в сыне ему отказано. Может, это и есть знак гнева Господа? Может, именно от этого предостерегал его священник?
С тех пор как он увидел Ктуру, Ифтах старался строго и точно исполнять заповеди Господа. Сейчас он вновь явственно ощутил испытанные им тогда боль и радость. Бой только что закончился, его сердце все eщё трепетало от жажды борьбы, когда они, прекратив преследование врага, повалились возле своих палаток. Мимо бежали женщины и дети, а эта - быстрее всех. Но он поймал ее. Жар в крови заставлял его торопиться, требовал, чтобы он затащил eё за ближайший куст, разорвал на ней платье и удовлетворил свое желание. Но тут он увидел eё глаза на худом смуглом лице - полные ненависти. Нет, даже не ненависти, чего-то большего. Поймал на себе eё дикий взгляд. И желание заглушило новое ощущение. Он хотел победить eё ненависть. Ему не нужен был eё позор. Он хотел сломить eё ненависть, хотел познать ее, обладать ею вместе с eё чужими для него богами. Он весь горел, но внезапно в нем зародилось что-то холодное, отрезвляющее.
- Если я возьму ее, - подумал он, - eё принесут в кровавую жертву Господу, и Бог убьет eё вместе с другими пленными.
Решение созрело мгновенно. Он вернет eё в лагерь такой, какая она есть, девушкой. Тогда она будет принадлежать ему по обычаю и праву рода и Господа. Вот тогда он и возьмет ее... Так и случилось. Он взял ее. С ней было очень хорошо, и Господа он не обидел. Но почему же ему отказано в сыне? Быть может, все же сердится на него непонятный Бог?
Догадавшись, о чем он думает, Ктура напала на него с напускной серьезностью.
- Если ты думаешь об этом, значит, священник тебе очень многое обещал, и твое сердце жаждет этого, - сказала она. - Может, тебе все же следует выгнать нас: меня и Яалу?
- Не шути так, Ктура, - попросил Ифтах.
- Но что ты собираешься делать? Что будет, если ты оставишь меня? продолжала она.
- Об этом я и хочу тебе сказать... Его черты обрели жесткость.
- С наступлением второго полнолуния они придут от имени Господа и старейшин, чтобы выгнать нас из нашего дома. Они высекут на межевых камнях имена сыновей Зилпы. И если они проявят великодушие, то доверят мне одно или два стада. И стану я судьей над отарой из трехсот овец. Елек будет платить мне жалование - по три шекеля в год. А если у него будет хорошее настроение, то и тебе - шекель.
- Не могу представить тебя в услужении у Елека, - задумчиво и почти весело сказала Ктура.
И, по-детски гордясь собственным знанием людей, добавила:
- Знаю, что ты будешь делать...
- И что же, умница моя? - заинтересовался Ифтах. - Скажи мне, Ктура.
Ктура, медленно вышагивая перед ним, заговорила снова, и eё речь точно попадала в ритм шагов:
- Прекрасны белые дома Маханаима. Приятно с крыши нашего дома или со сторожевой вышки смотреть на наши земли. До чего же красивы колыхающиеся от ветра хлеба, дрожащая листва олив!.. Но чёрно-коричневые палатки кочующих пастухов тоже прекрасны. Прекрасны радость и страх перед неизвестностью завтрашнего дня, надежда, что в оазисе найдешь воду и пальмы. Прекрасен даже ужас, который возникает, когда до самого горизонта простираются лишь сухие пески. Прекрасны безграничные степи. А бездонное, голубое небо над головой...
Внезапно она остановилась, невидящими, дикими глазами посмотрела прямо перед собой, воздела руки и испустила громкий крик.
Не отрываясь, Ифтах смотрел на нее. Это из его груди исходил eё крик...
Будущее в неясных очертаниях порой мерещилось ему. Внутренним взором он видел, как едет в Южный Гилеад, собирает друзей, чтобы восстать против несправедливости, которая грозила его семье. Но все это были туманные планы. Теперь вдруг в голове его прояснилось. Существует только один выход: он уедет с женой и ребенком в пустыню и будет ждать удобного случая.
Священник предоставил ему выбор: власть или рабство. Но при этом даже не предполагал, что Ифтах найдет третье решение - выберет пустыню.
Всю жизнь Ифтах провел за крепкими стенами. Но часто тосковал в их тесноте. Ему не хотелось больше каждый день натыкаться на межевой камень соседа и ограничивать себя законом и запретами. Он жаждал делать то, что представлялось ему справедливым. Он радовался будущей жизни на просторе, в безграничных степях.
Авиам желал разлучить с ним Ктуру, мечтал держать его в рамках своих дощечек, на которых нацарапаны заповеди союза Господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72