- "Новости". - Он повел носом, фыркнул, и в этой маленькой гримасе было все презрение аристократа к разному сброду. "Новости"! Их читают несколько тысяч евреев и большевиков, радуются, что они нас "кроют". Пожалуйста. Сделайте одолжение. Мы вырвали с корнем эту мразь и выкинули ее в помойную яму. Там она лежит и "кроет" нас. Предоставим ей это удовольствие.
То, что господин фон Герке так высокомерно разделался со статьей Траутвейна, показало Визенеру, как сильно он задет. Это интересно. Быть может, и сам он, Визенер, задет глубже, чем сознает.
- Я думаю, дорогой мой, - сказал он почти против воли, - нервозность Берлина объясняется не так просто. Многие берлинские заправилы журналисты. К тому же не слишком хорошие. Нам с вами это известно, но сами они не знают или не хотят этого знать. Когда они читают нечто подобное, он показал на стол, где лежали "Новости", - им становится ясно, до какой степени сами они дилетанты. Разумеется, они начинают нервничать.
Господин фон Герке внимательно слушал. Образование - вещь хорошая, но слишком много образования - это уже подозрительно. От очень образованных людей часто попахивает большевизмом, они плохо одеваются, любят мудреные рассуждения, быстро становятся скучными. Визенер, однако, несмотря на свою умопомрачительную образованность, прекрасно одет, обладает хорошими манерами, редко бывает скучен. У него есть чему поучиться. Например, только что брошенный им психологический штрих. Это намек, достойный внимания. Тут много верного. Некоторые из влиятельных берлинцев не могут переварить, что во времена Веймарской республики крупные газеты отвергали их статьи. Обуреваемые писательским честолюбием, жаждой мести, завистью к конкурентам, они обрушиваются теперь, когда власть в их руках, на всякое дарование. В Германии расправа у них коротка. Там они попросту не дают печататься неугодным им людям, то есть людям талантливым. Но вышло так, что эти талантливые люди, эти "трусы", ускользнули от них, удрали за границу и теперь бойко продолжают свою деятельность. Если бы умело ликвидировать одного из эмигрировавших литераторов, это было бы услугой, которую в Берлине безусловно оценили бы. Он, Шпицци, мог бы такого рода актом загладить неудачу в деле Беньямина, не прибегая к помощи Медведя.
Визенер, едва обронив свое психологическое замечание, сейчас же в нем раскаялся. Он, правда, по-прежнему гордо отказывался от борьбы со своими конкурентами, эмигрировавшими евреями и социалистами, все же в глубине души был уверен, что в Берлине всегда можно заслужить одобрение, предъявив скальп одного из этих господ. С его стороны не очень умно было навести Шпицци на этот след. Свои психологические соображения надо хранить про себя. Хорошо еще, что Шпицци ленив, лишен честолюбия.
"В один прекрасный день придется, пожалуй, подумать о ликвидации "Парижских новостей", - взял себе на заметку Эрих Визенер. "Не ликвидировать ли мне "Парижские новости?" - взял себе на заметку господин фон Герке. Но, взяв это на заметку, оба пока отказались от своего намерения. Визенер - блюдя порядочность и памятуя об Historia arcana, а Шпицци - по лености: зачем сегодня принимать решение, которое можно отложить на завтра?
Он вернулся к цели своего посещения, заговорил деловым тоном.
- На улице Лилль, - сказал он, - со мной согласились, что лучше не раздувать в германской печати дело Беньямина, то есть не отвечать на вопли заграничных газет. Мы полагаем, что мир будет реагировать на это дело, как на множество других: неделю-другую покричит, на третью - утихомирится, на пятую - обо всем забудет. Но прежде чем отправить в Берлин донесение в этом духе, нам очень хотелось бы выслушать ваш совет, дорогой Визенер.
- Не беспокойтесь, mon vieux [старина (франц.)], - ответил Визенер. - Я смотрю на это дело почти так же, как и вы. - Он счел нужным успокоить Шпицци, с ним надо поддерживать хорошие отношения, Шпицци сметлив, он, без сомнения, сделает карьеру. Если Шпицци серьезно захочет, он, конечно, сумеет подхватить намек, который Визенер только что так неосторожно бросил ему, а между тем очень сомнительно, в его ли это, Визенера, интересах.
Шпицци, как бы читая его мысли, стал размышлять вслух:
- Вы поистине отличный психолог, дорогой Визенер, и наших берлинских "столпов" вы видите насквозь. Ваше замечание очень верно. Господа литераторы в самом деле обуреваемы "комплексом неполноценности", и ненависть к эмигрировавшим конкурентам, переоценка влияния этих конкурентов стали их навязчивой идеей. Выбить у них эту дурь из головы мы не можем, значит, надо с ней считаться. Нам на улице Лилль следовало бы что-нибудь предпринять против эмигрантских писак. Не можете ли вы тут посоветовать что-нибудь, Визенер? Ведь вы специалист. Нельзя ли так допечь "Парижские новости", чтобы они стали шелковыми? Денег у этих молодчиков, безусловно, нет. Нельзя ли путем дипломатического давления навязать им несколько дорогостоящих процессов? Они, например, поносят фюрера.
- Кто этого не делает? - ответил Визенер. - Если начать действовать в этом направлении, придется во всем мире увеличить число судов раз в сто. Все это мечты и пожелания, - сказал он добродушно, но Шпицци, словно капризный ребенок, повел носом и сказал - видно было, что этот довод вырвался у него из глубины души:
- Черт возьми, зачем же тогда нам дана власть?
Визенер лишь улыбнулся. Он даже на духу перед своей Historia arcana не мог бы с уверенностью сказать, чего, он, собственно, желал: хотелось ему или не хотелось натравить Шпицци на Гейльбруна и Траутвейна. Сам того не желая, он набросал - в общих чертах - план похода.
- Денег у этих молодчиков нет, - сказал он задумчиво, - тут вы, конечно, правы, это видно невооруженным глазом. Быть может, - он несколько оживился, - следует взяться за издательство. Действовать не силой уговором. Мне сдается, что было бы умнее выслать против них не танки, а чек. Будь это "Парижский листок", я сказал бы, что это безнадежно, "Новости", может быть, и клюнут, у меня такое чувство. На улице Лилль, по всей вероятности, имеются сведения о финансовой базе "Новостей". Там, надо думать, заведено соответствующее досье. Собственно, вы должны быть в курсе дела, Шпицци, - улыбнулся он.
Шпицци опять высокомерно повел носом.
- К сожалению, осведомительная работа также входит в мое ведение, сказал он. - Но я от природы не любопытен. Для меня это - самая скучная сторона моей профессии. Неприятно копаться в грязи. - И он меланхолически посмотрел на свои тщательно наманикюренные ногти. По-видимому, он все же копался: это не замедлило обнаружиться.
- Досье, конечно, заведено, - сказал он, вздыхая. - Я его перелистал.
В дверь постучали, и еще до возгласа "войдите" в комнате появилась Мария Гегнер;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
То, что господин фон Герке так высокомерно разделался со статьей Траутвейна, показало Визенеру, как сильно он задет. Это интересно. Быть может, и сам он, Визенер, задет глубже, чем сознает.
- Я думаю, дорогой мой, - сказал он почти против воли, - нервозность Берлина объясняется не так просто. Многие берлинские заправилы журналисты. К тому же не слишком хорошие. Нам с вами это известно, но сами они не знают или не хотят этого знать. Когда они читают нечто подобное, он показал на стол, где лежали "Новости", - им становится ясно, до какой степени сами они дилетанты. Разумеется, они начинают нервничать.
Господин фон Герке внимательно слушал. Образование - вещь хорошая, но слишком много образования - это уже подозрительно. От очень образованных людей часто попахивает большевизмом, они плохо одеваются, любят мудреные рассуждения, быстро становятся скучными. Визенер, однако, несмотря на свою умопомрачительную образованность, прекрасно одет, обладает хорошими манерами, редко бывает скучен. У него есть чему поучиться. Например, только что брошенный им психологический штрих. Это намек, достойный внимания. Тут много верного. Некоторые из влиятельных берлинцев не могут переварить, что во времена Веймарской республики крупные газеты отвергали их статьи. Обуреваемые писательским честолюбием, жаждой мести, завистью к конкурентам, они обрушиваются теперь, когда власть в их руках, на всякое дарование. В Германии расправа у них коротка. Там они попросту не дают печататься неугодным им людям, то есть людям талантливым. Но вышло так, что эти талантливые люди, эти "трусы", ускользнули от них, удрали за границу и теперь бойко продолжают свою деятельность. Если бы умело ликвидировать одного из эмигрировавших литераторов, это было бы услугой, которую в Берлине безусловно оценили бы. Он, Шпицци, мог бы такого рода актом загладить неудачу в деле Беньямина, не прибегая к помощи Медведя.
Визенер, едва обронив свое психологическое замечание, сейчас же в нем раскаялся. Он, правда, по-прежнему гордо отказывался от борьбы со своими конкурентами, эмигрировавшими евреями и социалистами, все же в глубине души был уверен, что в Берлине всегда можно заслужить одобрение, предъявив скальп одного из этих господ. С его стороны не очень умно было навести Шпицци на этот след. Свои психологические соображения надо хранить про себя. Хорошо еще, что Шпицци ленив, лишен честолюбия.
"В один прекрасный день придется, пожалуй, подумать о ликвидации "Парижских новостей", - взял себе на заметку Эрих Визенер. "Не ликвидировать ли мне "Парижские новости?" - взял себе на заметку господин фон Герке. Но, взяв это на заметку, оба пока отказались от своего намерения. Визенер - блюдя порядочность и памятуя об Historia arcana, а Шпицци - по лености: зачем сегодня принимать решение, которое можно отложить на завтра?
Он вернулся к цели своего посещения, заговорил деловым тоном.
- На улице Лилль, - сказал он, - со мной согласились, что лучше не раздувать в германской печати дело Беньямина, то есть не отвечать на вопли заграничных газет. Мы полагаем, что мир будет реагировать на это дело, как на множество других: неделю-другую покричит, на третью - утихомирится, на пятую - обо всем забудет. Но прежде чем отправить в Берлин донесение в этом духе, нам очень хотелось бы выслушать ваш совет, дорогой Визенер.
- Не беспокойтесь, mon vieux [старина (франц.)], - ответил Визенер. - Я смотрю на это дело почти так же, как и вы. - Он счел нужным успокоить Шпицци, с ним надо поддерживать хорошие отношения, Шпицци сметлив, он, без сомнения, сделает карьеру. Если Шпицци серьезно захочет, он, конечно, сумеет подхватить намек, который Визенер только что так неосторожно бросил ему, а между тем очень сомнительно, в его ли это, Визенера, интересах.
Шпицци, как бы читая его мысли, стал размышлять вслух:
- Вы поистине отличный психолог, дорогой Визенер, и наших берлинских "столпов" вы видите насквозь. Ваше замечание очень верно. Господа литераторы в самом деле обуреваемы "комплексом неполноценности", и ненависть к эмигрировавшим конкурентам, переоценка влияния этих конкурентов стали их навязчивой идеей. Выбить у них эту дурь из головы мы не можем, значит, надо с ней считаться. Нам на улице Лилль следовало бы что-нибудь предпринять против эмигрантских писак. Не можете ли вы тут посоветовать что-нибудь, Визенер? Ведь вы специалист. Нельзя ли так допечь "Парижские новости", чтобы они стали шелковыми? Денег у этих молодчиков, безусловно, нет. Нельзя ли путем дипломатического давления навязать им несколько дорогостоящих процессов? Они, например, поносят фюрера.
- Кто этого не делает? - ответил Визенер. - Если начать действовать в этом направлении, придется во всем мире увеличить число судов раз в сто. Все это мечты и пожелания, - сказал он добродушно, но Шпицци, словно капризный ребенок, повел носом и сказал - видно было, что этот довод вырвался у него из глубины души:
- Черт возьми, зачем же тогда нам дана власть?
Визенер лишь улыбнулся. Он даже на духу перед своей Historia arcana не мог бы с уверенностью сказать, чего, он, собственно, желал: хотелось ему или не хотелось натравить Шпицци на Гейльбруна и Траутвейна. Сам того не желая, он набросал - в общих чертах - план похода.
- Денег у этих молодчиков нет, - сказал он задумчиво, - тут вы, конечно, правы, это видно невооруженным глазом. Быть может, - он несколько оживился, - следует взяться за издательство. Действовать не силой уговором. Мне сдается, что было бы умнее выслать против них не танки, а чек. Будь это "Парижский листок", я сказал бы, что это безнадежно, "Новости", может быть, и клюнут, у меня такое чувство. На улице Лилль, по всей вероятности, имеются сведения о финансовой базе "Новостей". Там, надо думать, заведено соответствующее досье. Собственно, вы должны быть в курсе дела, Шпицци, - улыбнулся он.
Шпицци опять высокомерно повел носом.
- К сожалению, осведомительная работа также входит в мое ведение, сказал он. - Но я от природы не любопытен. Для меня это - самая скучная сторона моей профессии. Неприятно копаться в грязи. - И он меланхолически посмотрел на свои тщательно наманикюренные ногти. По-видимому, он все же копался: это не замедлило обнаружиться.
- Досье, конечно, заведено, - сказал он, вздыхая. - Я его перелистал.
В дверь постучали, и еще до возгласа "войдите" в комнате появилась Мария Гегнер;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231