У него появилась блуждающая мысль: «Может эти важные и властные критерии менеджера по торговле вовсе не такие властные и крепкие».
Мысль остановилась. Потому что Бастман был рядом, сжимая его руку.
— Питер, послушайте, — простонал он, — после того, как я взял вас с крыши отеля, я решил использовать вас двумя способами. Первый — позаботиться о Джонсе. Второй — я отделил вашу вероятность и переправил ее во Дворец, где у меня есть водородная бомба. Я собирался использовать ваши знания, что бы вы помогли мне взорвать Дворец Бессмертия и всех этих ублюдков.
Он сглотнул, затем бросился говорить дальше:
— Послушайте, есть один способ взять меня туда — так же, как Джонс мог проводить этот трейлер, я смог бы провести вас сюда. Но вы должны сделать это очень быстро,
Кэкстон сказал:
— Я связан… там?
Одного взгляда на это убитое горем, виноватое лицо было достаточно, чтобы понять, что его мрачная догадка была верна. Он пробормотал:
— Вы собирались отправиться отсюда туда, где находится эта бомба и силой заставить меня взорвать ее?
Через мгновение эти слова показались ему недостаточными. Казалось, изо всей силы, он ударил Бастмана в лицо. Отдача от удара пронеслась по руке до плеча, он всем телом бросился на Бастмана. Они оба рухнули. Дыхание Кэкстона сбилось и он, лежа сверху на своем противнике, судорожно глотал воздух. Его посетила удивительная мысль: «Черт побери. Пити Кэкстон в конце концов оказался славным парнем, надо же!»
Они упали рядом с часами Бастмана. И в тот же момент, когда у Кэкстона возникло это славное представление о самом себе, он мельком заметил циферблат хронометра. Время было 8:11 плюс — когда он глянул — тридцать одна секунда…
28
Кэкстону снился сон. Какой-то голос сказал:
— Хорошо, настройте…
И в следующий миг…
Он входил в аэропорт Кисслинга. Мимолетное воспоминание промелькнуло как раз в тот момент, когда он толкнул турникет.
Он непроизвольно остановился. Или, вернее, он попробовал остановиться. Дверь вытолкнула его из ночной улицы в яркое помещение. Мимо прошло несколько людей. Это было узкое место, и Кэкстон был уже за стойкой и сдавал свою сумку, прежде чем снова обрел способность вспоминать.
Воспоминание на этот раз показалось немного смутнее.
— Вам придется поторопиться, сэр, — дошел до него голос служащего. — Самолет отправляется через четыре минуты. Так что лучше просто пронести свою сумку.
И вот он бежит по коридору, выбегает, пересекает бетонную полоску. По эскалатору, в машину, последний пассажир задыхается от бега.
«Куда ушло время? Я думал, у меня масса времени».
Дверь за ним с шумом закрылась. Краткий разговор со стюардессой.
С каждой секундой все происходящее с ним, казалось, уходило все дальше, однако, словно это было что-то далекое, в его прошлом.
Вскоре, после десяти, на следующее утро, Кэкстон свернул к воротам дома в Лейксайде, где жил Дэниель Магильсон. Проходя к двери, он увидел, что это был элегантный особняк на большом участке земли. У дверей он остановился. Какое-то время Питер Кэкстон стоял, полный своих мыслей и целей, напрягшийся, готовый к сопротивлению, человек, не имеющий как личность почти ничего, но никогда не прекращавший попытки пробиться туда, где он хотел быть.
Нарушитель спокойствия, непреклонный любовник, творец в своей специальности, разрушитель в большинстве других ситуаций. Где бы он ни был, везде возникала некоторая суматоха и беспорядок, причиной которых, если проследить, оказывался он сам.
Но он был жив и имел свое право на свои семьдесят (нормальная продолжительность человеческой жизни по Библии) или больше, если сможет. Он был очарователен с женщинами, и некоторые его любили, принимая его эгоистичность за твердость характера.
Дверь открывалась.
29
Через минуту человек, стоявший в проеме двери, сказал:
— Да, я — Дэн Магольсон.
Странно, но у Кэкстона не было мгновенной реакции. Он заметил, что Магольсон был высок, имеет дружелюбные манеры и легок в общении. Обладатель выглядел на тридцать лет.
Кэкстон открыл рот, чтобы произнести заготовленную фразу: «Магольсон, я шел за вами тысячу триста лет…» Он так и не сказал ее, потому что Магольсон заговорил первым.
— Проходите, Питер, — сказал он. — Но уж простите меня, если я не позволю вам подойти слишком близко.
Обладатель улыбнулся.
— Согласитесь, вся эта энергия времени должна быть не менее чем в четырех, лучше в шести футах от Обладателя.
Эти слова, с их мгновенным пониманием опасности, которую он представлял, вызвали в Кэкстоне внезапный страх, что в этот решающий час он все еще мог проиграть. Он обдумывал, слегка подавшись вперед, словно собираясь шагнуть, однако не осмеливаясь ничего сказать или шевельнуться.
Магольсон продолжал:
— Мы вас уже ждем. Ваши друзья здесь. Это дошло сквозь всю его настороженность.
— Мои друзья? — отозвался Кэкстон. А затем снова застыл. В его напряженном состоянии это означало… пустоту. Он не мог представить друзей. Он был одинок. Не было никого, кого бы он называл другом.
Магольсон отступил на шаг и знаком пригласил войти. Кэкстон автоматически вошел в прихожую, повинуясь жесту хозяина, двинулся почти робко ко входу в большую комнату. И здесь он, отшатнувшись, остановился.
Он стоял. Смотрел. Попытался заговорить, но не было слов. Наконец Ренфрю и Блейк, должно быть, поняли, что шок был слишком велик, и поспешно кинулись к нему в тревоге, и оба говорили что-то вроде «Питер, не волнуйтесь, не торопитесь. Спокойно. Тише едешь, дальше будешь».
Первая дельная, ясная мысль, которая пришла к Кэкстону, была та, что он был в положении преступника-дилетанта, пойманного за руку на месте преступления. Перед его глазами пронесся калейдоскоп всех его тайных действий и лжи, которые он ввел в свои отношения с этими людьми.
И сильнее прежнего была реакция: слишком много… Он был респектабельным банкиром из небольшого городка, пойманным за преступление, и это было слишком…
Кэкстон стоял, слезы подступили к глазам и покатились по щекам. Затем, запинаясь, добрался до кушетки, смутно осознавая, что Блейк и Ренфрю помогали ему. Но их помощь не имела значения. Слезы текли беспрепятственно.
Слишком много. Пятьсот лет до Центавры в каталептическом состоянии, потом свыше восьмисот лет из семнадцатого века, снова в 2476 год н.э., в замороженном состоянии. И вот сейчас это внезапное разоблачение… Господи, сколько может вынести человек?
Где-то здесь пришел стыд. И поскольку слезы все таки останавливаются, а мышечные спазмы можно все-таки контролировать, наступил момент, когда он вытащил свой носовой платок, высморкался и вытер лицо. Теперь, когда он посмотрел вокруг, он мог увидеть, что остальные трое сидели и смотрели на него без осуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Мысль остановилась. Потому что Бастман был рядом, сжимая его руку.
— Питер, послушайте, — простонал он, — после того, как я взял вас с крыши отеля, я решил использовать вас двумя способами. Первый — позаботиться о Джонсе. Второй — я отделил вашу вероятность и переправил ее во Дворец, где у меня есть водородная бомба. Я собирался использовать ваши знания, что бы вы помогли мне взорвать Дворец Бессмертия и всех этих ублюдков.
Он сглотнул, затем бросился говорить дальше:
— Послушайте, есть один способ взять меня туда — так же, как Джонс мог проводить этот трейлер, я смог бы провести вас сюда. Но вы должны сделать это очень быстро,
Кэкстон сказал:
— Я связан… там?
Одного взгляда на это убитое горем, виноватое лицо было достаточно, чтобы понять, что его мрачная догадка была верна. Он пробормотал:
— Вы собирались отправиться отсюда туда, где находится эта бомба и силой заставить меня взорвать ее?
Через мгновение эти слова показались ему недостаточными. Казалось, изо всей силы, он ударил Бастмана в лицо. Отдача от удара пронеслась по руке до плеча, он всем телом бросился на Бастмана. Они оба рухнули. Дыхание Кэкстона сбилось и он, лежа сверху на своем противнике, судорожно глотал воздух. Его посетила удивительная мысль: «Черт побери. Пити Кэкстон в конце концов оказался славным парнем, надо же!»
Они упали рядом с часами Бастмана. И в тот же момент, когда у Кэкстона возникло это славное представление о самом себе, он мельком заметил циферблат хронометра. Время было 8:11 плюс — когда он глянул — тридцать одна секунда…
28
Кэкстону снился сон. Какой-то голос сказал:
— Хорошо, настройте…
И в следующий миг…
Он входил в аэропорт Кисслинга. Мимолетное воспоминание промелькнуло как раз в тот момент, когда он толкнул турникет.
Он непроизвольно остановился. Или, вернее, он попробовал остановиться. Дверь вытолкнула его из ночной улицы в яркое помещение. Мимо прошло несколько людей. Это было узкое место, и Кэкстон был уже за стойкой и сдавал свою сумку, прежде чем снова обрел способность вспоминать.
Воспоминание на этот раз показалось немного смутнее.
— Вам придется поторопиться, сэр, — дошел до него голос служащего. — Самолет отправляется через четыре минуты. Так что лучше просто пронести свою сумку.
И вот он бежит по коридору, выбегает, пересекает бетонную полоску. По эскалатору, в машину, последний пассажир задыхается от бега.
«Куда ушло время? Я думал, у меня масса времени».
Дверь за ним с шумом закрылась. Краткий разговор со стюардессой.
С каждой секундой все происходящее с ним, казалось, уходило все дальше, однако, словно это было что-то далекое, в его прошлом.
Вскоре, после десяти, на следующее утро, Кэкстон свернул к воротам дома в Лейксайде, где жил Дэниель Магильсон. Проходя к двери, он увидел, что это был элегантный особняк на большом участке земли. У дверей он остановился. Какое-то время Питер Кэкстон стоял, полный своих мыслей и целей, напрягшийся, готовый к сопротивлению, человек, не имеющий как личность почти ничего, но никогда не прекращавший попытки пробиться туда, где он хотел быть.
Нарушитель спокойствия, непреклонный любовник, творец в своей специальности, разрушитель в большинстве других ситуаций. Где бы он ни был, везде возникала некоторая суматоха и беспорядок, причиной которых, если проследить, оказывался он сам.
Но он был жив и имел свое право на свои семьдесят (нормальная продолжительность человеческой жизни по Библии) или больше, если сможет. Он был очарователен с женщинами, и некоторые его любили, принимая его эгоистичность за твердость характера.
Дверь открывалась.
29
Через минуту человек, стоявший в проеме двери, сказал:
— Да, я — Дэн Магольсон.
Странно, но у Кэкстона не было мгновенной реакции. Он заметил, что Магольсон был высок, имеет дружелюбные манеры и легок в общении. Обладатель выглядел на тридцать лет.
Кэкстон открыл рот, чтобы произнести заготовленную фразу: «Магольсон, я шел за вами тысячу триста лет…» Он так и не сказал ее, потому что Магольсон заговорил первым.
— Проходите, Питер, — сказал он. — Но уж простите меня, если я не позволю вам подойти слишком близко.
Обладатель улыбнулся.
— Согласитесь, вся эта энергия времени должна быть не менее чем в четырех, лучше в шести футах от Обладателя.
Эти слова, с их мгновенным пониманием опасности, которую он представлял, вызвали в Кэкстоне внезапный страх, что в этот решающий час он все еще мог проиграть. Он обдумывал, слегка подавшись вперед, словно собираясь шагнуть, однако не осмеливаясь ничего сказать или шевельнуться.
Магольсон продолжал:
— Мы вас уже ждем. Ваши друзья здесь. Это дошло сквозь всю его настороженность.
— Мои друзья? — отозвался Кэкстон. А затем снова застыл. В его напряженном состоянии это означало… пустоту. Он не мог представить друзей. Он был одинок. Не было никого, кого бы он называл другом.
Магольсон отступил на шаг и знаком пригласил войти. Кэкстон автоматически вошел в прихожую, повинуясь жесту хозяина, двинулся почти робко ко входу в большую комнату. И здесь он, отшатнувшись, остановился.
Он стоял. Смотрел. Попытался заговорить, но не было слов. Наконец Ренфрю и Блейк, должно быть, поняли, что шок был слишком велик, и поспешно кинулись к нему в тревоге, и оба говорили что-то вроде «Питер, не волнуйтесь, не торопитесь. Спокойно. Тише едешь, дальше будешь».
Первая дельная, ясная мысль, которая пришла к Кэкстону, была та, что он был в положении преступника-дилетанта, пойманного за руку на месте преступления. Перед его глазами пронесся калейдоскоп всех его тайных действий и лжи, которые он ввел в свои отношения с этими людьми.
И сильнее прежнего была реакция: слишком много… Он был респектабельным банкиром из небольшого городка, пойманным за преступление, и это было слишком…
Кэкстон стоял, слезы подступили к глазам и покатились по щекам. Затем, запинаясь, добрался до кушетки, смутно осознавая, что Блейк и Ренфрю помогали ему. Но их помощь не имела значения. Слезы текли беспрепятственно.
Слишком много. Пятьсот лет до Центавры в каталептическом состоянии, потом свыше восьмисот лет из семнадцатого века, снова в 2476 год н.э., в замороженном состоянии. И вот сейчас это внезапное разоблачение… Господи, сколько может вынести человек?
Где-то здесь пришел стыд. И поскольку слезы все таки останавливаются, а мышечные спазмы можно все-таки контролировать, наступил момент, когда он вытащил свой носовой платок, высморкался и вытер лицо. Теперь, когда он посмотрел вокруг, он мог увидеть, что остальные трое сидели и смотрели на него без осуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52