С миру
по шиллингу.
Педагогический
ФАКУЛЬТЕТ Издается
с 1964 г.
1992/1
Е С. Брускова
С миру
по шиллингу
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО
<ЗЦАНИЕ> 1992
Вроде бы все хотят сегодня реорганизовать нашу застывшую систе-
му казенных детских домов, где все построено на порядке, а не на люб-
ви к ребенку. Но пока не получается. Нет опыта, нет моДели, нет, как
многие считают, денег.
В этой книге ответ на те вопросы, которые мы задаем, кому
не известный нищий студент Герман Гмайнер в голодной послевоенной
Австрии, обратившись к народу, сумел утвердить свою модель детско-
го дома с семейным воспитанием и в стране и позже во всем мире.
Она о прекрасном сплаве гуманной педагогической модели и
поддержке народной.
Сумеем ли мы воспользоваться этим опытом?
Рассчитана на широкий круг читателей.
1103020500
ISBN 5-07-002188-5
ББК 74.9
c Брускова Е. С., 1992 г.
Герман Гмайнер знал, что уходит. Уже был у его
больничной постели пастор, совершивший асе полага-
ющиеся обряды. Уже не осталось сил бороться с бо-
лезнью, и обычно тяжелая и крепкая рука, которую
держал его воспитанник, ученик и преемник дела всей
жизни, стала совсем легкой. Но хватило еще секунд,
чтобы открыть глаза и сказать Хельмуту Кутину самые
последние слова: <Будь добр к матерям>.
Герман Гмайнер при жизни часто возвращался в
свое раннее детство, к тем последним минутам, когда
детей собрали у кровати умирающей матери. Он так
писал об этом: <Моя мать после рождения ее девято-
го ребенка, моего брата Антона, тяжело заболела. За
несколько часов до ее смерти нас, братьев и сестер,
собрали у кровати умирающей. Около нее был мой
отец. Но он тотчас же вышел. Мы не должны были ви-
деть его горя. Мои старшие братья и сестры плакали.
Мы, маленькие, еще не знали, что такое смерть. Моя
мать сказала: <Будьте добрыми, дети>.
Его мать последние слова обратила к своим детям.
У Германа Гмайнера никогда не было собственных де-
тей, и были тысячи ребятишек во всем мире, которые
называли его отцом, которые считали его своим стар-
шим другом, духовным отцом.
Никто не мог собрать у постели Гмайнера всех его
воспитанников, детей, которых он спасал от голода,
заброшенности, нищеты, жестокости, которым он воз-
вращал тепло домашнего очага, достойные условия
жизни и возможность учиться. Их за годы его подвиж-
нической жизни было слишком много. И говорили они
на всех языках и наречиях мира.
Но в тишине больничной комнаты в Инсбруке, куда
заглядывали уже не радующие его зеленые ветки де-
ревьев, в последнюю минуту своей жизни он так же, как
и его мать, как всякий отец, думал об остающихся де-
тях. Об их спокойствии, благополучии и счастье. По-
этому он, бессознательно повторяя слова матери, и ска-
зал Хельмуту: <Будь добр к матерям>.
Гмайнер не случайно так часто говорил и писал о
своей матери, которую он по малолетству и запомнить
по-настоящему не мог. Но воспоминания старших, рас-
сказы отца оживали и становились его собственными.
И окрашены они были горьким и непреходящим (уди-
вительно, даже в зрелом возрасте!) чувством утраты.
Дружная семья, справедливый и почитаемый отец, стар-
шая сестра, заменившая младшим мать, а чувство это
не проходило. И даже то немногое, что помнилось,
оказывалось потом, во взрослом состоянии, важным и
значительным.
Он не случайно так часто возвращался в свое дет-
ство, потому что все его дальнейшие идеи, их простота
и глубина, их жизнеспособность, их демократичность
и человечность - оттуда. Из далекого детства в ме-
стечке Альбершвенде в земле Форальберг в той части
Австрии, где крестьяне говорят на диалекте, который
скорее поймет швейцарец за недалекой границей, чем
немец.
Считалось, что у форальбергцев, еще в XV веке
основавших в этих местах крестьянскую республику со
своим органом управления - ландтагом, был особый
характер. Как писал один из исследователей истории
этой земли, <их отличали стремление к свободе, вы-
сокое чувство ответственности и независимости>.
Отец Германа Гмайнера, тоже носивший имя Гер-
ман, не только обладал всеми этими качествами, но и
уважал их в своих детях. После смерти жены, разде-
лявшей с ним многие обязанности и заботы нелегкого
и небогатого крестьянского хозяйства, ему пришлось
пригласить в дом дальнюю родственницу. Отцу каза-
лось, что это лучший выход: кто будет смотреть за
маленькими, за только что появившимся на свет малы-
шом? Но дети, как потом вспоминали старшие, не на-
шли с ней общего языка. И тогда они, считая, что с
родственницей мира в доме не будет, решили погово-
рить с отцом. Старшие обещали вести дом и смотреть
за маленькими сами. Отец согласился. Отец, которому
было тогда сорок пять, согласился и на другое усло-
вие детей: не приводить мачеху.
С тех пор матерью младшим стала старшая се-
стра - шестнадцатилетняя Эльза. Как все говорили,
она терпением, ровным характером и добротой очень
походила на мать. Уже взрослым человеком Гмайнер
вспоминает это время:
<Моей сестре Эльзе выпала обязанность перенять
роль моей матери. В ее шестнадцать лет она была,
пожалуй, слишком молода для такой огромной ответ-
ственност1ч. Но ей было тем легче вживаться в эту роль,
чем отчетливей она понимала, какое благое дело совер-
шает для нас всех: братьев, сестер и нашего отца.
Долги, с которыми мы должны были рассчитаться, тя-
желая работа, которую надо было выполнять, бедность,
которую мы переживали, оказались не в состоянии
расшатать наши семейные связи. Именно поэтому уда-
лось нам утвердиться в новой жизни и вновь укрепить
разрушенный дом...
Мы научились жертвовать многим ради любви друг
к другу. Мы помогали друг Другу одолеть жизнь, кото-
рая не в последнюю очередь из-за экономического
кризиса конца двадцатых годов становилась все труд-
ней и трудней>.
Герман рос крепким здоровым мальчиком, он умел
справиться с любой крестьянской работой: косить тра-
ву, пасти скот, доить коров, готовить на продажу масло
и сыр. Он любил эту простую и вечную работу свобод-
ного хЬзяина своей земли, который сам отвечал за
беды и неурожаи, но и сам же распоряжался своим
временем, своими доходами.
Он любил горы, у которых приютился Альрершвен-
де, сосновый и еловый лес, пахнувший пряно и сладко,
он любил альпийские луга с их разнотравьем летом и
укутанные снегом склоны гор, с которых лихо съезжал
на лыжах. Если выдавалось свободное время, он ухо-
дил в горы, уже в детстве любя эти часы одиночества.
Или просиживал часами под главной достопримеча-
тельностью Альбершвенде - липой, которой было во-
семьсот лет. Он рано задавался мыслями о смысле
жизни, о добре и зле, Герман, как и все в семье, был
воспитан католиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
по шиллингу.
Педагогический
ФАКУЛЬТЕТ Издается
с 1964 г.
1992/1
Е С. Брускова
С миру
по шиллингу
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО
<ЗЦАНИЕ> 1992
Вроде бы все хотят сегодня реорганизовать нашу застывшую систе-
му казенных детских домов, где все построено на порядке, а не на люб-
ви к ребенку. Но пока не получается. Нет опыта, нет моДели, нет, как
многие считают, денег.
В этой книге ответ на те вопросы, которые мы задаем, кому
не известный нищий студент Герман Гмайнер в голодной послевоенной
Австрии, обратившись к народу, сумел утвердить свою модель детско-
го дома с семейным воспитанием и в стране и позже во всем мире.
Она о прекрасном сплаве гуманной педагогической модели и
поддержке народной.
Сумеем ли мы воспользоваться этим опытом?
Рассчитана на широкий круг читателей.
1103020500
ISBN 5-07-002188-5
ББК 74.9
c Брускова Е. С., 1992 г.
Герман Гмайнер знал, что уходит. Уже был у его
больничной постели пастор, совершивший асе полага-
ющиеся обряды. Уже не осталось сил бороться с бо-
лезнью, и обычно тяжелая и крепкая рука, которую
держал его воспитанник, ученик и преемник дела всей
жизни, стала совсем легкой. Но хватило еще секунд,
чтобы открыть глаза и сказать Хельмуту Кутину самые
последние слова: <Будь добр к матерям>.
Герман Гмайнер при жизни часто возвращался в
свое раннее детство, к тем последним минутам, когда
детей собрали у кровати умирающей матери. Он так
писал об этом: <Моя мать после рождения ее девято-
го ребенка, моего брата Антона, тяжело заболела. За
несколько часов до ее смерти нас, братьев и сестер,
собрали у кровати умирающей. Около нее был мой
отец. Но он тотчас же вышел. Мы не должны были ви-
деть его горя. Мои старшие братья и сестры плакали.
Мы, маленькие, еще не знали, что такое смерть. Моя
мать сказала: <Будьте добрыми, дети>.
Его мать последние слова обратила к своим детям.
У Германа Гмайнера никогда не было собственных де-
тей, и были тысячи ребятишек во всем мире, которые
называли его отцом, которые считали его своим стар-
шим другом, духовным отцом.
Никто не мог собрать у постели Гмайнера всех его
воспитанников, детей, которых он спасал от голода,
заброшенности, нищеты, жестокости, которым он воз-
вращал тепло домашнего очага, достойные условия
жизни и возможность учиться. Их за годы его подвиж-
нической жизни было слишком много. И говорили они
на всех языках и наречиях мира.
Но в тишине больничной комнаты в Инсбруке, куда
заглядывали уже не радующие его зеленые ветки де-
ревьев, в последнюю минуту своей жизни он так же, как
и его мать, как всякий отец, думал об остающихся де-
тях. Об их спокойствии, благополучии и счастье. По-
этому он, бессознательно повторяя слова матери, и ска-
зал Хельмуту: <Будь добр к матерям>.
Гмайнер не случайно так часто говорил и писал о
своей матери, которую он по малолетству и запомнить
по-настоящему не мог. Но воспоминания старших, рас-
сказы отца оживали и становились его собственными.
И окрашены они были горьким и непреходящим (уди-
вительно, даже в зрелом возрасте!) чувством утраты.
Дружная семья, справедливый и почитаемый отец, стар-
шая сестра, заменившая младшим мать, а чувство это
не проходило. И даже то немногое, что помнилось,
оказывалось потом, во взрослом состоянии, важным и
значительным.
Он не случайно так часто возвращался в свое дет-
ство, потому что все его дальнейшие идеи, их простота
и глубина, их жизнеспособность, их демократичность
и человечность - оттуда. Из далекого детства в ме-
стечке Альбершвенде в земле Форальберг в той части
Австрии, где крестьяне говорят на диалекте, который
скорее поймет швейцарец за недалекой границей, чем
немец.
Считалось, что у форальбергцев, еще в XV веке
основавших в этих местах крестьянскую республику со
своим органом управления - ландтагом, был особый
характер. Как писал один из исследователей истории
этой земли, <их отличали стремление к свободе, вы-
сокое чувство ответственности и независимости>.
Отец Германа Гмайнера, тоже носивший имя Гер-
ман, не только обладал всеми этими качествами, но и
уважал их в своих детях. После смерти жены, разде-
лявшей с ним многие обязанности и заботы нелегкого
и небогатого крестьянского хозяйства, ему пришлось
пригласить в дом дальнюю родственницу. Отцу каза-
лось, что это лучший выход: кто будет смотреть за
маленькими, за только что появившимся на свет малы-
шом? Но дети, как потом вспоминали старшие, не на-
шли с ней общего языка. И тогда они, считая, что с
родственницей мира в доме не будет, решили погово-
рить с отцом. Старшие обещали вести дом и смотреть
за маленькими сами. Отец согласился. Отец, которому
было тогда сорок пять, согласился и на другое усло-
вие детей: не приводить мачеху.
С тех пор матерью младшим стала старшая се-
стра - шестнадцатилетняя Эльза. Как все говорили,
она терпением, ровным характером и добротой очень
походила на мать. Уже взрослым человеком Гмайнер
вспоминает это время:
<Моей сестре Эльзе выпала обязанность перенять
роль моей матери. В ее шестнадцать лет она была,
пожалуй, слишком молода для такой огромной ответ-
ственност1ч. Но ей было тем легче вживаться в эту роль,
чем отчетливей она понимала, какое благое дело совер-
шает для нас всех: братьев, сестер и нашего отца.
Долги, с которыми мы должны были рассчитаться, тя-
желая работа, которую надо было выполнять, бедность,
которую мы переживали, оказались не в состоянии
расшатать наши семейные связи. Именно поэтому уда-
лось нам утвердиться в новой жизни и вновь укрепить
разрушенный дом...
Мы научились жертвовать многим ради любви друг
к другу. Мы помогали друг Другу одолеть жизнь, кото-
рая не в последнюю очередь из-за экономического
кризиса конца двадцатых годов становилась все труд-
ней и трудней>.
Герман рос крепким здоровым мальчиком, он умел
справиться с любой крестьянской работой: косить тра-
ву, пасти скот, доить коров, готовить на продажу масло
и сыр. Он любил эту простую и вечную работу свобод-
ного хЬзяина своей земли, который сам отвечал за
беды и неурожаи, но и сам же распоряжался своим
временем, своими доходами.
Он любил горы, у которых приютился Альрершвен-
де, сосновый и еловый лес, пахнувший пряно и сладко,
он любил альпийские луга с их разнотравьем летом и
укутанные снегом склоны гор, с которых лихо съезжал
на лыжах. Если выдавалось свободное время, он ухо-
дил в горы, уже в детстве любя эти часы одиночества.
Или просиживал часами под главной достопримеча-
тельностью Альбершвенде - липой, которой было во-
семьсот лет. Он рано задавался мыслями о смысле
жизни, о добре и зле, Герман, как и все в семье, был
воспитан католиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53