Она позвонила во вторник вечером. Ее голос кипел энтузиазмом и возбуждением, и у нее была куча новостей. Раньше, в колледже, у нее был друг из Сент-Луиса. Оказывается, он до сих пор там и живет. Она даже подыскала халтурку на неполный рабочий день в одном детском учреждении. Дважды ходила в кино, посмотрела последнего Олтмена. Ее друга зовут Джефф Уиггинс.
Я постарался не проглотить язык слишком быстро и вымученно улыбнулся в трубку, будто самой Саксони. Я спросил, кто такой этот Джефф. Преподает архитектуру в Вашингтонском университете. Она живет с… гм… остановилась у него, пока не подыщет жилье? Нет, нет, самое-то прекрасное — никакого жилья искать не надо, потому что Джефф предложил остаться у него-о-о…
Я взял адрес и телефон старины Джеффа и постарался закончить разговор, не теряя, по возможности, самообладания; но я знал, что звучу как гибрид ХАЛа-9000 и Дятла Вуди. Повесил трубку я в полном расстройстве чувств.
Ко мне пришло письмо от одного из учеников. Имя на обратном адресе потрясло меня само по себе, но содержание добило окончательно:
Уважаемый мистер Эбби!
Как вы поживаете? Небось радуетесь, что в этом году оказались отсюда подальше. Мне это чувство пока не знакомо, ну да в июне узнаю, когда, хотите верьте, хотите нет, закончу школу. Меня заранее зачислили в Хобарт, так что теперь я не слишком напрягаюсь. Часто смотрю телевизор в общежитии и даже почитывал некоторые книги из того вашего прошлогоднего списка, ну когда вы сказали, что нам понравится.
Пока что мне больше всего понравились «Молодые львы» Ирвина Шоу, но «Превращение» (Кафка) и «Взгляни на дом свой, ангел» (Томас Вулф) — тоже неплохо. Пожалуй, поговорить о книгах — это лучший способ объяснить, почему я пишу вам. Я пробыл тут почти шесть лет (долгих лет, уж прошу поверить!) и в то или иное время учился у всех здешних учителей (или почти у всех). И вот как-то раз я пораскинул мозгами и понял, что вы были самым лучшим. Я не был в вашем классе отличником и знаю, что много шалил с Ромеро, но, поверите или нет, из вашего курса я вынес в прошлом году больше, чем из всех остальных предметов. Когда мы устраивали обсуждения, они всегда были интересными, и я не раз замечал, что, бывало, мне не нравилось читать то, что вы задавали, но потом, когда вы рассказывали об этом на уроке, то или книга начинала мне нравиться, или я хотя бы понимал, что автор хотел сказать. Когда вы задавали сочинение, то всегда просили нас подкреплять свои мысли примерами, так вот, скажем, когда мы читали «Уолдена», многим из нас казалось, что книга плохая, не обижайтесь. Но когда мы с вами прошли ее, я смог понять, что Торо пытался сказать, хотя книга мне так и не понравилась.
В этом году литературу у нас ведет Стивенсон (мы сейчас дошли до середины «Короля Лира»), и так как вас нет, то позволю себе сказать, что по сравнению с вами он зануда. Половину времени на его уроках мы спим, или же я малюю в тетрадке какие-нибудь каракули. Конечно, на ваших уроках я тоже малевал в тетрадке, но хочу, чтобы вы знали: я вас всегда слушал, и хотя вы мне ставили «удовлетворительно», это были лучшие из всех здешних уроков.
Надеюсь, у вас все хорошо. Может быть, вы успеете к нашему выпуску и сможете посмеяться, когда я встану получать аттестат. Ха-ха!
Искренне Ваш,
Том Ранкин
Том Ранкин был из тех мальчишек, которые словно только что вылезли из банки с угрями. Тощий и сутулый, с длинными сальными волосами, в жеваной одежде и толстых заляпанных очках. Я всегда знал, что он не болван, а просто совершенно лишен мотивировки. Один из тех учеников, кто может пробежать книгу вечером накануне контрольной и при этом вытянет на тройку или тройку с минусом.
Мне представился новый вариант светлого будущего Эбби: я заканчиваю биографию и вместе с Саксони возвращаюсь на восток. Учительствую на неполную ставку в какой-нибудь школе (может быть, даже в старой — после письма-то Ранкина!), а все остальное время пишу. Купим старый дом с эркерами и латунными дверными табличками, и чтобы хватило места на два отдельных кабинета. Не знаю, повлиял ли тут Джефф Уиггинс, но после того звонка я чертовски много думал о Саксони.
Глава 8
— Миссис Флетчер, а кто-нибудь когда-нибудь уезжал из Галена? Кто-нибудь из маршалловского народа?
Однажды вечером она пригласила меня на чашку органического какао. Уж не знаю, что это такое, но вкус был ничего.
— Уезжал? Докуда вы уже дочитали дневники?
— До января шестьдесят четвертого.
— Шестьдесят четвертого? Ну, была одна девушка, Сьюзи Дажене, но вы о ней прочтете в тетради за тысяча девятьсот шестьдесят пятый. Однако если хотите, я вам все же расскажу.
— Пожалуйста.
— Сьюзи Дажене была боевая девчонка. Из тех, о ком вы раньше спрашивали, — кто не хочет знать свою судьбу. Все время, пока жила здесь, ей было противно чувствовать себя одной из нас. Она говорила, что это не город, а какой-то ярмарочный балаган и что когда-нибудь она обязательно уедет, потому что не верит всему этому бреду о том, откуда она взялась. Вы ведь уже в курсе, а, Том? Как только ребенок начинает что-то понимать, родители объясняют ему, кто мы такие и почему особенные. Они не говорят ребенку всего, пока ему не исполнится восемнадцать, но что-то нужно объяснить раньше, чтобы дети не натворили глупостей, из дома там не сбежали…
— Да, я в курсе, но расскажите еще о Сьюзи.
— О, она была очаровашка — милая и смышленая. Мы все здесь ее любили, но она не слушала никаких уговоров. Собрала чемоданчик, села на автобус в Нью-Йорк и уехала. Бедняжка! Пробыла в Нью-Йорке всего два дня и умерла.
— Но Маршалл был тогда жив. Почему он не остановил ее? Он бы мог, если бы захотел.
— Не спешите, Том, подумайте. Да, Маршалл был жив и легко мог остановить ее.
— Но не остановил!
— Не остановил. Подумайте, Том. Почему он не остановил ее?
— Единственное, что приходит в голову: дабы показать, что слова у него не расходятся с делом. Бессердечно использовал ее как устрашающий пример.
— Верно. Прямо в точку. Но я бы не стала говорить «бессердечно».
— Конечно, бессердечно! Выдумать бедную девочку, которая с самого начала не хотела знать свою судьбу, а потом написать, что она покинула Гален и через неделю умерла? И это не бессердечно?
— Зато с тех пор никто никогда не пытался уехать, Том. А она была счастлива — она же думала, что вырвалась. И ведь она вырвалась.
— Но это он так написал! У нее не было выбора!
— Том, она умерла, делая, что хотела.
Фил Мун и Ларри Стоун вместе работали на почте. Они подружились задолго до того, как женились на сестрах Чандлер, но женитьба еще больше их сблизила.
Их страстью был кегельбан. Оба владели дорогими, сделанными на заказ брунсвикскими шарами и фирменными спортивными сумками и всего чуть-чуть не дотягивали до уровня профессионалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65