Но за ночь Саксони прилипла ко мне, как клейкая лента, и спрятаться оказалось не так просто.
В довершение всего дверь со скрипом отворилась, в комнату трусцой вбежал Нагель и запрыгнул на кровать. Мне показалось, будто мы втроем на спасательном плоту посреди океана, так тесно сгрудились мы в центре кровати. Я еще не упоминал о своей клаустрофобии, но зажатый меж двух горячих тел, чувствуя, как солнце печет лоб, с опутанными простыней ногами… я решил, что пора вставать. Потрепав Нагеля по холке, я тихонько отпихнул его. Он зарычал. Решив, что это просто небольшое утреннее брюзжанье, я еще раз потрепал его и снова отпихнул. Он зарычал громче. Мы посмотрели друг на друга поверх тонкого розового одеяла-бруствера, но морды бультерьеров абсолютно ничего не выражают, так что не поймешь, в чем дело.
— Умница Нагель. Хороший мальчик.
— Почему он рычит на тебя? Что ты ему сделал? — Саксони прижалась ко мне чуть крепче, и я ощутил на шее ее теплое дыхание.
— Ничего я не делал. Только слегка отпихнул его, чтобы встать.
— Здорово! Думаешь, стоит попробовать еще раз?
— Откуда я знаю? А вдруг укусит? — Я покосился на нее, и она заморгала.
— Нет, Томас, это вряд ли, — со всей убедительностью проговорила она. — Он же тебя любит. Помнишь вчерашний день?
— Да? Ну а сегодня — это сегодня, и, кстати, это я рукой рискую, а не ты.
— Значит, так и собираешься все утро тут проваляться? — Она улыбнулась и потерла ладонью нос. Слава богу, с прошлой ночи она успела оклематься. — Томми-трусишка…
Я смотрел на Нагеля, а он — на меня. Тупик. Из-за его лапы торчал кончик лилово-черного носа.
— Миссис Флетчер!
— Ой, Томас, ну хватит. Не надо. А вдруг она еще спит?
— Тем хуже для нее. А я не хочу, чтобы меня покусали. У-у-мничка Нагель, хороший мальчик! Миссис Флетчер!
Послышались шаги, но за секунду до того, как старушка заглянула в комнату, Нагель соскочил с кровати и бросился к ней здороваться.
Саксони расхохоталась и спрятала голову под подушку.
— Что случилось? Доброе утро.
— Доброе утро. М-м-м, видите ли, Нагель забрался на кровать, и я его немного отпихнул, чтобы встать, а он, м-м-м, вроде как зарычал на меня. Я испугался, что он это серьезно.
— Кто, Нагель? Не-е-ет, никогда. Смотрите! — Он стоял рядом с ней, но продолжал следить за нами в постели. Миссис Флетчер подняла ногу и слегка отодвинула его в сторону. Не глядя на нее, он зарычал. В то же время не переставая вилять хвостом.
— Что желаете на завтрак? В первый день я решила вас побаловать. Держу пари, вы ничего не купили — правда, Саксони?
Я сел на кровати и взъерошил волосы:
— Спасибо, но не стоит труда. Мы и сами прекрасно…
— Сама знаю, что не стоит. Так чего вы бы хотели? Я готовлю хорошие блинчики и сосиски. Да, как насчет моих блинчиков с сосисками?
Мы решили поесть блинчиков и сосисок. Миссис Флетчер вышла, и Нагель снова запрыгнул на кровать. Он перелез через мои ноги и улегся на Саксони, чуть ли не поперек ее живота.
— Как ты теперь, — поинтересовался я, — пришла в себя?
— Да. Ночью на меня иногда накатывает. Начинает казаться, что все сейчас пойдет наперекосяк, или что ты возьмешь вдруг и сбежишь… ну и так далее. Со мной это давно. А сейчас, наверное, просто переутомилась. Обычно на следующее утро все проходит.
— Небольшое раздвоение сознания, да? — Я убрал прядь волос с ее глаз.
— Вот-вот. Когда это случается, я все понимаю, но ничего не могу с собой поделать. — Она помедлила и взяла меня за руку. — Томас, ты думаешь, я сумасшедшая? Ты ненавидишь меня, когда такое случается?
— Сакс, не смеши. Ты ведь меня уже знаешь — если бы я тебя ненавидел, давно бы удочки смотал. Не думай так больше. — Я сжал ее руку и показал язык. Она спрятала голову под подушку, и Нагель попытался засунуть свою башку туда же.
Я выглянул в окно. Огород был залит солнцем и колыхался на ветерке. Кое-где кружили пчелы, а всего в трех футах от меня на перила веранды вспорхнула иволга.
Раннее утро в Галене, штат Миссури. Проехало несколько машин, и я зевнул. Потом появился маленький мальчик с трубочкой мороженого. Он шел вдоль забора миссис Флетчер и вел свободной рукой по верхней перекладине. Том Сойер с яркой фисташковой трубочкой. Я полусонно смотрел на него и не понимал, как можно есть мороженое в восемь часов утра.
Не глядя по сторонам, он стал переходить дорогу и тут же был сбит небольшим грузовичком. Машина ехала так быстро, что мальчика отбросило далеко за обрез окна. У края рамы, на границе видимости, он еще летел вверх.
— Черт возьми! — Схватив со стула брюки, я бросился к двери. Саксони что-то крикнула, но я не стал задерживаться с объяснениями. Уже второй раз я видел, как кого-нибудь сбивает машина. Первый раз это случилось в Нью-Йорке, и человек тогда приземлился прямо головой на асфальт. Я перепрыгивал через две ступеньки, а в голове у меня проносилось: какими все-таки нереальными кажутся эти чертовы инциденты. Вот человек еще здесь, беседует с приятелем или ест фисташковое мороженое — потом звук удара, и тело стремительно разрезает воздух.
Водитель уже вылез из машины и склонился над мальчиком. Первое, что я увидел, подбежав, — зеленое мороженое, присыпанное грязью и гравием и уже начавшее таять на черном асфальте.
Больше никого вокруг не было. Я приблизился к водителю и неуверенно заглянул ему через плечо. От него пахло потом и человеческим теплом. Мальчик лежал на боку в такой позе, словно бежит куда-то со всех ног и его сняли стоп-кадром. Изо рта его текла кровь, а глаза были широко распахнуты. Нет, только один глаз был широко распахнут; другой же — полуприкрыт дергающимся веком.
— Могу я что-то сделать? Я вызову «скорую», да? То есть постойте пока здесь, а я позвоню в «скорую».
Водитель повернулся, и я узнал его со вчерашнего барбекю. Один из поваров у гриля. Один из шутников.
— Все это неправильно. Ладно, я и так знал. Конечно, идите, зовите эту чертову «скорую». Ничего не могу пока сказать.
Его лицо было перекошено испуганной гримасой, а вот тон меня удивил. Голос его звучал полусердито-полужалобно. Страха же — ни капли. Равно как и раскаяния. Наверное, он был в шоке: ужасные события заставляют человека поступать черт-те как и говорить черт-те что. Бедняга, вероятно, понимал, что на остаток его жизни легла тень, как бы ни сложилась дальше судьба мальчика. Он виноват в том, что наехал на ребенка, и груз этой вины ему тащить еще полсотни лет. Боже, мне было его жалко.
— Джо Джордан! Это же не ты должен был быть!
У нас из-за спины появилась миссис Флетчер с розовым кухонным полотенцем.
— Я знаю, черт возьми! Сколько еще всего пойдет наперекосяк, прежде чем наведем наконец порядок? Слышали про прошлую ночь? Сколько уже таких случаев, четыре? Пять? Больше никто ничего не знает, ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
В довершение всего дверь со скрипом отворилась, в комнату трусцой вбежал Нагель и запрыгнул на кровать. Мне показалось, будто мы втроем на спасательном плоту посреди океана, так тесно сгрудились мы в центре кровати. Я еще не упоминал о своей клаустрофобии, но зажатый меж двух горячих тел, чувствуя, как солнце печет лоб, с опутанными простыней ногами… я решил, что пора вставать. Потрепав Нагеля по холке, я тихонько отпихнул его. Он зарычал. Решив, что это просто небольшое утреннее брюзжанье, я еще раз потрепал его и снова отпихнул. Он зарычал громче. Мы посмотрели друг на друга поверх тонкого розового одеяла-бруствера, но морды бультерьеров абсолютно ничего не выражают, так что не поймешь, в чем дело.
— Умница Нагель. Хороший мальчик.
— Почему он рычит на тебя? Что ты ему сделал? — Саксони прижалась ко мне чуть крепче, и я ощутил на шее ее теплое дыхание.
— Ничего я не делал. Только слегка отпихнул его, чтобы встать.
— Здорово! Думаешь, стоит попробовать еще раз?
— Откуда я знаю? А вдруг укусит? — Я покосился на нее, и она заморгала.
— Нет, Томас, это вряд ли, — со всей убедительностью проговорила она. — Он же тебя любит. Помнишь вчерашний день?
— Да? Ну а сегодня — это сегодня, и, кстати, это я рукой рискую, а не ты.
— Значит, так и собираешься все утро тут проваляться? — Она улыбнулась и потерла ладонью нос. Слава богу, с прошлой ночи она успела оклематься. — Томми-трусишка…
Я смотрел на Нагеля, а он — на меня. Тупик. Из-за его лапы торчал кончик лилово-черного носа.
— Миссис Флетчер!
— Ой, Томас, ну хватит. Не надо. А вдруг она еще спит?
— Тем хуже для нее. А я не хочу, чтобы меня покусали. У-у-мничка Нагель, хороший мальчик! Миссис Флетчер!
Послышались шаги, но за секунду до того, как старушка заглянула в комнату, Нагель соскочил с кровати и бросился к ней здороваться.
Саксони расхохоталась и спрятала голову под подушку.
— Что случилось? Доброе утро.
— Доброе утро. М-м-м, видите ли, Нагель забрался на кровать, и я его немного отпихнул, чтобы встать, а он, м-м-м, вроде как зарычал на меня. Я испугался, что он это серьезно.
— Кто, Нагель? Не-е-ет, никогда. Смотрите! — Он стоял рядом с ней, но продолжал следить за нами в постели. Миссис Флетчер подняла ногу и слегка отодвинула его в сторону. Не глядя на нее, он зарычал. В то же время не переставая вилять хвостом.
— Что желаете на завтрак? В первый день я решила вас побаловать. Держу пари, вы ничего не купили — правда, Саксони?
Я сел на кровати и взъерошил волосы:
— Спасибо, но не стоит труда. Мы и сами прекрасно…
— Сама знаю, что не стоит. Так чего вы бы хотели? Я готовлю хорошие блинчики и сосиски. Да, как насчет моих блинчиков с сосисками?
Мы решили поесть блинчиков и сосисок. Миссис Флетчер вышла, и Нагель снова запрыгнул на кровать. Он перелез через мои ноги и улегся на Саксони, чуть ли не поперек ее живота.
— Как ты теперь, — поинтересовался я, — пришла в себя?
— Да. Ночью на меня иногда накатывает. Начинает казаться, что все сейчас пойдет наперекосяк, или что ты возьмешь вдруг и сбежишь… ну и так далее. Со мной это давно. А сейчас, наверное, просто переутомилась. Обычно на следующее утро все проходит.
— Небольшое раздвоение сознания, да? — Я убрал прядь волос с ее глаз.
— Вот-вот. Когда это случается, я все понимаю, но ничего не могу с собой поделать. — Она помедлила и взяла меня за руку. — Томас, ты думаешь, я сумасшедшая? Ты ненавидишь меня, когда такое случается?
— Сакс, не смеши. Ты ведь меня уже знаешь — если бы я тебя ненавидел, давно бы удочки смотал. Не думай так больше. — Я сжал ее руку и показал язык. Она спрятала голову под подушку, и Нагель попытался засунуть свою башку туда же.
Я выглянул в окно. Огород был залит солнцем и колыхался на ветерке. Кое-где кружили пчелы, а всего в трех футах от меня на перила веранды вспорхнула иволга.
Раннее утро в Галене, штат Миссури. Проехало несколько машин, и я зевнул. Потом появился маленький мальчик с трубочкой мороженого. Он шел вдоль забора миссис Флетчер и вел свободной рукой по верхней перекладине. Том Сойер с яркой фисташковой трубочкой. Я полусонно смотрел на него и не понимал, как можно есть мороженое в восемь часов утра.
Не глядя по сторонам, он стал переходить дорогу и тут же был сбит небольшим грузовичком. Машина ехала так быстро, что мальчика отбросило далеко за обрез окна. У края рамы, на границе видимости, он еще летел вверх.
— Черт возьми! — Схватив со стула брюки, я бросился к двери. Саксони что-то крикнула, но я не стал задерживаться с объяснениями. Уже второй раз я видел, как кого-нибудь сбивает машина. Первый раз это случилось в Нью-Йорке, и человек тогда приземлился прямо головой на асфальт. Я перепрыгивал через две ступеньки, а в голове у меня проносилось: какими все-таки нереальными кажутся эти чертовы инциденты. Вот человек еще здесь, беседует с приятелем или ест фисташковое мороженое — потом звук удара, и тело стремительно разрезает воздух.
Водитель уже вылез из машины и склонился над мальчиком. Первое, что я увидел, подбежав, — зеленое мороженое, присыпанное грязью и гравием и уже начавшее таять на черном асфальте.
Больше никого вокруг не было. Я приблизился к водителю и неуверенно заглянул ему через плечо. От него пахло потом и человеческим теплом. Мальчик лежал на боку в такой позе, словно бежит куда-то со всех ног и его сняли стоп-кадром. Изо рта его текла кровь, а глаза были широко распахнуты. Нет, только один глаз был широко распахнут; другой же — полуприкрыт дергающимся веком.
— Могу я что-то сделать? Я вызову «скорую», да? То есть постойте пока здесь, а я позвоню в «скорую».
Водитель повернулся, и я узнал его со вчерашнего барбекю. Один из поваров у гриля. Один из шутников.
— Все это неправильно. Ладно, я и так знал. Конечно, идите, зовите эту чертову «скорую». Ничего не могу пока сказать.
Его лицо было перекошено испуганной гримасой, а вот тон меня удивил. Голос его звучал полусердито-полужалобно. Страха же — ни капли. Равно как и раскаяния. Наверное, он был в шоке: ужасные события заставляют человека поступать черт-те как и говорить черт-те что. Бедняга, вероятно, понимал, что на остаток его жизни легла тень, как бы ни сложилась дальше судьба мальчика. Он виноват в том, что наехал на ребенка, и груз этой вины ему тащить еще полсотни лет. Боже, мне было его жалко.
— Джо Джордан! Это же не ты должен был быть!
У нас из-за спины появилась миссис Флетчер с розовым кухонным полотенцем.
— Я знаю, черт возьми! Сколько еще всего пойдет наперекосяк, прежде чем наведем наконец порядок? Слышали про прошлую ночь? Сколько уже таких случаев, четыре? Пять? Больше никто ничего не знает, ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65