Он был чудовищно изуродован, убийца перерезал ему горло. По сведениям, полученным от родственников и знакомых, Жак-Жан Серно вел спокойный образ жизни, и обстоятельства трагедии пока что остаются невыясненными. Прокуратура Гренобля возбудила уголовное дело. Судя по всему, некоторые улики позво…»
– Это к нам не относится, – запротестовал Солиман и спрыгнул наземь. – Сотрэ – ничтожная дыра на краю света, к югу от Гренобля.
– Надо же, ты так хорошо знаешь, что где находится! – изумилась Камилла.
– А словарь на что? – ответил Солиман, без видимых усилий снимая со стенки кузова подвешенный к ней тяжелый мопед.
– Покажи мне, где это, – попросила девушка.
– Здесь. – Солиман коснулся карты кончиком пальца. – Это к нам не относится, Камилла. Не будем же мы заниматься всеми убийствами в округе. Отсюда до того места добрых сто двадцать столбов.
– Может, и так. Только оно тоже на пути Массара, и у того мужика перерезано горло.
– Ну и что? Перерезать горло, задушить – самый лучший способ для убийцы, если у него нет пушки. Забудь ты про этого Серно, не распыляйся, нас интересуют только овцы. Он прошел через Тет-дю-Кавалье. Может, тамошние жители видели его машину.
Солиман несколько метров катил мопед, потом завел его.
– Заберете меня на выезде из поселка, – распорядился он. – Мне нужно сделать покупки: вода, масло, жратва. Поедим по дороге. «Предвидение, – произнес он, удаляясь, – способность видеть будущее. Соответствующее действие».
В половине второго Камилла остановила фургон у обочины департаментской трассы номер 900, на въезде в маленький поселок Ле-Плесс, расположенный у самого пастбища Тет-дю-Кавалье. В Ле-Плессе были старая, крытая железом церквушка, кафе и два десятка ветхих домишек из камней и досок, кое-где замененных бетонными блоками. Кафе существовало благодаря щедрости местных обитателей, а местные обитатели существовали благодаря тому, что у них было их чудесное кафе. Камилла надеялась, что они вполне могли заметить машину, если она останавливалась ночью у дороги.
Полуночник с надменным видом толкнул дверь кафе. Они оказались за пределами его территории, когда миновали перевал Ла-Бонет, и теперь можно было не церемониться. Прежде чем вступать в контакт с чужаками, следовало усвоить одно правило: их надо держать на расстоянии и не слишком им доверять. Старик кивком поприветствовал хозяина и внимательно оглядел темноватое помещение, где обедали шесть или семь человек. Он остановился в углу, рядом с пожилым мужчиной, таким же седым, как он сам, в кепке, сутулым, неподвижно уставившимся в стакан.
– Принеси-ка из машины винца, – попросил Полуночник Солимана, выразительно мотнув головой. – Мне этот тип знаком. Это Мишле, пастух из Сеньоля, он частенько гоняет стадо в окрестностях Тет-дю-Кавалье.
Полуночник с достоинством снял шляпу, взял Камиллу за руку – он впервые прикоснулся к ней за время их путешествия – и величественно прошествовал к столу пастуха.
– Пастух, потерявший свою овцу, – назидательно проговорил он, не выпуская руки Камиллы, – уже не тот человек, каким был прежде. И больше никогда им не будет. Он изменился, и с этим ничего не поделать. У него внутри поселяется злоба.
Полуночник уселся за стол сутулого пастуха и протянул ему руку.
– Ну что, пять, да? – сочувственно произнес он.
Мишле поднял на него пустой взгляд: в голубых глазах пастуха Камилла прочла неподдельное отчаяние. Он поднял левую руку, растопырив пятерню, словно чтобы подтвердить сказанное, и только чуть заметно шевельнул губами в ответ. Полуночник положил ему руку на плечо.
– Все – самки?
Пастух закивал, плотно сжал губы.
– Вот горе-то, – покачал головой Полуночник.
Тут вошел Солиман и поставил на стол бутылку вина. Полуночник молча взял стакан Мишле, недолго думая, выплеснул содержимое в открытое окно и откупорил бутылку белого.
– Сначала выпей, потом поговорим, – приказал он.
– А что, ты хочешь поговорить?
– Угу.
– На тебя непохоже.
– Точно. Непохоже. Выпей-ка.
– Это сен-викторское?
– Угу. Пей.
Пастух опрокинул один за другим два полных до краев стакана, и Полуночник налил ему третий.
– Теперь пей медленно. Соль, принеси и нам стаканы, – сказал он.
Мишле проследил за Солиманом неодобрительным взглядом. Он принадлежал к числу людей, так и не смирившихся с тем, что в Провансе, в их родном краю, среди их овец поселился чернокожий парень. Вот и доигрались, скоро их всех отсюда выживут. Но он был достаточно осторожен и в присутствии Полуночника предпочитал помалкивать: на пятьдесят километров в округе все знали, что любому, кто помянет Солимана недобрым словом, придется познакомиться с ножом Полуночника.
Полуночник разлил вино по стаканам и поставил бутылку.
– Ты что-нибудь видел? – спросил он Мишле.
– Ничего. Только сегодня утром, когда поднялся на пастбище, увидел, что они лежат на земле мертвые. Этот гад даже не собирался их жрать. Просто загрыз, и все. Ради развлечения. Да, Полуночник, эта тварь такая жестокая, даже страшно.
– Знаю, – отозвался Полуночник. – Это она Сюзанну того. Думаешь, это правда он? Можешь поклясться?
– Головой клянусь. Раны с мою руку, во какие, – сообщил пастух, задрав рукав и обнажив локоть.
– Когда ты вчера вернулся с пастбища?
– В десять часов.
– Ты кого-нибудь видел в деревне? Может, машину какую?
– Ты хочешь сказать, кого-нибудь чужого?
– Угу.
– Никого.
– А на дороге – тоже ничего?
– Ничего.
– А Массара ты знаешь?
– Чокнутого с горы Ванс?
– Угу.
– Иногда встречаю его, он ходит к мессе. В вашу церковь он не ходит. Он всегда участвует в крестном ходе в честь святого Иоанна.
– Святоша, значит?
Мишле отвернулся.
– Это вы у себя в Экаре ни в Бога, ни в черта не верите. А чего это ты под Массара копаешь?
– Он исчез пять дней назад.
– Разве он имеет к этому отношение?
Полуночник кивнул.
– Ты хочешь сказать – зверь?.. – растерянно пробормотал Мишле.
– Точно пока нельзя сказать. Мы ищем.
Мишле отпил глоток вина, присвистнул.
– Ты его здесь не видел? – спросил Полуночник.
– В последний раз – на мессе в прошлое воскресенье.
– А про крестный ход можешь рассказать? Массар на самом деле святоша?
Мишле недовольно сморщился:
– Святоша – не то слово. Суеверный он. Поклоны все бьет. Ну, мы-то с вами понимаем.
– Ничего мы не понимаем. Я знаю только, что люди говорят. Что мясо ему в голову ударило. Эта его чертова работа на скотобойне ему все нутро перевернула, вот он и ударился в религию.
– Что до меня, то я тебе вот что скажу: лучше бы парень в монахи подался. Я слышал, у него никогда женщины не было.
Полуночник снова разлил всем по кругу.
– Ни разу не видел, чтобы он пропустил мессу, – продолжал Мишле. – Свечей покупал на пятнадцать франков каждое воскресенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Это к нам не относится, – запротестовал Солиман и спрыгнул наземь. – Сотрэ – ничтожная дыра на краю света, к югу от Гренобля.
– Надо же, ты так хорошо знаешь, что где находится! – изумилась Камилла.
– А словарь на что? – ответил Солиман, без видимых усилий снимая со стенки кузова подвешенный к ней тяжелый мопед.
– Покажи мне, где это, – попросила девушка.
– Здесь. – Солиман коснулся карты кончиком пальца. – Это к нам не относится, Камилла. Не будем же мы заниматься всеми убийствами в округе. Отсюда до того места добрых сто двадцать столбов.
– Может, и так. Только оно тоже на пути Массара, и у того мужика перерезано горло.
– Ну и что? Перерезать горло, задушить – самый лучший способ для убийцы, если у него нет пушки. Забудь ты про этого Серно, не распыляйся, нас интересуют только овцы. Он прошел через Тет-дю-Кавалье. Может, тамошние жители видели его машину.
Солиман несколько метров катил мопед, потом завел его.
– Заберете меня на выезде из поселка, – распорядился он. – Мне нужно сделать покупки: вода, масло, жратва. Поедим по дороге. «Предвидение, – произнес он, удаляясь, – способность видеть будущее. Соответствующее действие».
В половине второго Камилла остановила фургон у обочины департаментской трассы номер 900, на въезде в маленький поселок Ле-Плесс, расположенный у самого пастбища Тет-дю-Кавалье. В Ле-Плессе были старая, крытая железом церквушка, кафе и два десятка ветхих домишек из камней и досок, кое-где замененных бетонными блоками. Кафе существовало благодаря щедрости местных обитателей, а местные обитатели существовали благодаря тому, что у них было их чудесное кафе. Камилла надеялась, что они вполне могли заметить машину, если она останавливалась ночью у дороги.
Полуночник с надменным видом толкнул дверь кафе. Они оказались за пределами его территории, когда миновали перевал Ла-Бонет, и теперь можно было не церемониться. Прежде чем вступать в контакт с чужаками, следовало усвоить одно правило: их надо держать на расстоянии и не слишком им доверять. Старик кивком поприветствовал хозяина и внимательно оглядел темноватое помещение, где обедали шесть или семь человек. Он остановился в углу, рядом с пожилым мужчиной, таким же седым, как он сам, в кепке, сутулым, неподвижно уставившимся в стакан.
– Принеси-ка из машины винца, – попросил Полуночник Солимана, выразительно мотнув головой. – Мне этот тип знаком. Это Мишле, пастух из Сеньоля, он частенько гоняет стадо в окрестностях Тет-дю-Кавалье.
Полуночник с достоинством снял шляпу, взял Камиллу за руку – он впервые прикоснулся к ней за время их путешествия – и величественно прошествовал к столу пастуха.
– Пастух, потерявший свою овцу, – назидательно проговорил он, не выпуская руки Камиллы, – уже не тот человек, каким был прежде. И больше никогда им не будет. Он изменился, и с этим ничего не поделать. У него внутри поселяется злоба.
Полуночник уселся за стол сутулого пастуха и протянул ему руку.
– Ну что, пять, да? – сочувственно произнес он.
Мишле поднял на него пустой взгляд: в голубых глазах пастуха Камилла прочла неподдельное отчаяние. Он поднял левую руку, растопырив пятерню, словно чтобы подтвердить сказанное, и только чуть заметно шевельнул губами в ответ. Полуночник положил ему руку на плечо.
– Все – самки?
Пастух закивал, плотно сжал губы.
– Вот горе-то, – покачал головой Полуночник.
Тут вошел Солиман и поставил на стол бутылку вина. Полуночник молча взял стакан Мишле, недолго думая, выплеснул содержимое в открытое окно и откупорил бутылку белого.
– Сначала выпей, потом поговорим, – приказал он.
– А что, ты хочешь поговорить?
– Угу.
– На тебя непохоже.
– Точно. Непохоже. Выпей-ка.
– Это сен-викторское?
– Угу. Пей.
Пастух опрокинул один за другим два полных до краев стакана, и Полуночник налил ему третий.
– Теперь пей медленно. Соль, принеси и нам стаканы, – сказал он.
Мишле проследил за Солиманом неодобрительным взглядом. Он принадлежал к числу людей, так и не смирившихся с тем, что в Провансе, в их родном краю, среди их овец поселился чернокожий парень. Вот и доигрались, скоро их всех отсюда выживут. Но он был достаточно осторожен и в присутствии Полуночника предпочитал помалкивать: на пятьдесят километров в округе все знали, что любому, кто помянет Солимана недобрым словом, придется познакомиться с ножом Полуночника.
Полуночник разлил вино по стаканам и поставил бутылку.
– Ты что-нибудь видел? – спросил он Мишле.
– Ничего. Только сегодня утром, когда поднялся на пастбище, увидел, что они лежат на земле мертвые. Этот гад даже не собирался их жрать. Просто загрыз, и все. Ради развлечения. Да, Полуночник, эта тварь такая жестокая, даже страшно.
– Знаю, – отозвался Полуночник. – Это она Сюзанну того. Думаешь, это правда он? Можешь поклясться?
– Головой клянусь. Раны с мою руку, во какие, – сообщил пастух, задрав рукав и обнажив локоть.
– Когда ты вчера вернулся с пастбища?
– В десять часов.
– Ты кого-нибудь видел в деревне? Может, машину какую?
– Ты хочешь сказать, кого-нибудь чужого?
– Угу.
– Никого.
– А на дороге – тоже ничего?
– Ничего.
– А Массара ты знаешь?
– Чокнутого с горы Ванс?
– Угу.
– Иногда встречаю его, он ходит к мессе. В вашу церковь он не ходит. Он всегда участвует в крестном ходе в честь святого Иоанна.
– Святоша, значит?
Мишле отвернулся.
– Это вы у себя в Экаре ни в Бога, ни в черта не верите. А чего это ты под Массара копаешь?
– Он исчез пять дней назад.
– Разве он имеет к этому отношение?
Полуночник кивнул.
– Ты хочешь сказать – зверь?.. – растерянно пробормотал Мишле.
– Точно пока нельзя сказать. Мы ищем.
Мишле отпил глоток вина, присвистнул.
– Ты его здесь не видел? – спросил Полуночник.
– В последний раз – на мессе в прошлое воскресенье.
– А про крестный ход можешь рассказать? Массар на самом деле святоша?
Мишле недовольно сморщился:
– Святоша – не то слово. Суеверный он. Поклоны все бьет. Ну, мы-то с вами понимаем.
– Ничего мы не понимаем. Я знаю только, что люди говорят. Что мясо ему в голову ударило. Эта его чертова работа на скотобойне ему все нутро перевернула, вот он и ударился в религию.
– Что до меня, то я тебе вот что скажу: лучше бы парень в монахи подался. Я слышал, у него никогда женщины не было.
Полуночник снова разлил всем по кругу.
– Ни разу не видел, чтобы он пропустил мессу, – продолжал Мишле. – Свечей покупал на пятнадцать франков каждое воскресенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71