Тогда потерпевшие кораблекрушение добрались до него, забрали доски и лес и столько парусины, что ее хватило на небольшую палатку. Они отыскали кое-какую кухонную утварь и пищу и устроили лагерь на дерновом островке, продуваемом ветрами. С корабля удалось спасти питьевой воды на несколько дней, кроме того, этот запас можно было пополнить дождевой водой. То, что от жажды и голода не умрут, они понимали. Но на этом их надежды кончались. Они потерпели крушение в одной из самых пустынных частей ойкумены (воистину, хотел бы я знать, ведает ли Адам Бременский хоть что-нибудь о ней), выжить там еще можно, но вероятность, что тебя кто-нибудь найдет, очень мала.
Их спасла необыкновенная острота зрения некоего человека.
Даже теперь я пишу это с гордостью, ибо тем необычайно зорким человеком был мой отец Лейв. Мальчишкой я много хвастался остротой своих глаз, говоря, что унаследовал этот дар от отца — в отличие от ясновидения, которым меня одарила мать и о котором я всегда предпочитал помалкивать. Но чтобы стало ясно, какому случаю мы обязаны нашим спасением, следует вернуться на четырнадцать лет назад от того дня, к плаванию, во время которого другие мореходы сбились с пути в таком же, обычном для Гренландии, штормовом тумане.
Тогда кормщик по имени Бьярни, сын Херйолфа, прошел мимо своей цели — Браттахлида — и, пройдя несколько дней вслепую при сильном ветре, оказался в том неприятном положении, которое северные мореходы называют halfvilla — он заблудился в море. Когда туман рассеялся, он увидел перед собой скалистый берег, покрытый густым лесом, но пустынный и совершенно незнакомый. Бьярни во время шторма вел свой кнорр по ветру и смог приблизительно определить, в каком направлении лежит Гренландия. Он повернул корабль в ту сторону, несколько дней шел вдоль берега, но в конце концов сумел добраться до Браттахлида, принеся весть о новой привлекательной лесистой земле. Как раз в то время, когда моя мать искала, с кем бы отослать меня к отцу, Лейв решил отправиться к той неведомой земле и исследовать ее. Ради этого он купил старый корабль Бьярни, веря в морскую примету, что судно, однажды благополучно вернувшееся домой, вернется и в другой раз.
Он как раз возвращался из этого плавания, когда кнорр Торира выбросило на камни, и это можно посчитать чудесным совпадением. Лейв стоял у руля, борясь со встречным ветром и упорно правя против него, так что кто-то из его людей, насквозь промокших от брызг, возроптал:
— Зачем ты забираешь так круто к ветру?
Лейв смотрел вперед, ожидая, когда покажется берег Гренландии.
— Северное течение сносит нас к югу больше, чем мне хотелось бы, — ответил он. — Еще немного мы пройдем этим курсом. А у берега возьмем ветер.
Спустя какое-то время другой из его людей крикнул, что видит впереди шхеры.
— Я знаю, — ответил Лейв, известный своей невероятной зоркостью. — Я давно их вижу, и кажется, на одном из островов что-то есть.
Тогда остальные корабельщики, которые, спасаясь от ветра, лежали скорчившись на палубе, с трудом поднялась и стали всматриваться. Они увидели низкие черные скалистые берега, но никто, кроме моего отца, все еще не мог разглядеть темного пятнышка — крыши нашего самодельного убежища. Я уже говорил, разубедить моего отца всегда было нелегко, и его люди знали, что уговаривать его изменить курс — дело пустое. Так что судно направилось прямо к шхерам, и спустя полчаса уже все могли видеть кучку потерпевших кораблекрушение, которые стояли и размахивали кусками полотна, привязанными к палкам. Это казалось чудом, и когда бы я сам своими ушами не слышал эту историю раз сто в Браттахлиде, где прошло мое детство, то вряд ли поверил бы такому совпадению — чтобы кнорр, потерпевший крушение, оказался на пути корабля, которым правил человек с необыкновенным зрением, да еще там, где за последние четырнадцать лет никто ни разу не проплывал. Именно после этого случая Лейв получил прозвище Heppni, Счастливчик, хотя на самом деле счастливчиками были шестнадцать спасенных.
Лейв искусно провел свой корабль под прикрытием шхер, бросил якорь и спустил с палубы корабельный челн. Человек же, который спрыгнул с палубы в эту лодочку и сел на весла, сыграл в моей жизни немалую роль — то был Тюркир Германец, и я думаю, что Тюркир потому так много возился со мной в детстве, что был моим спасителем. Тюркиру суждено было стать первым и в каком-то смысле главным моим наставником в исконной вере, именно под водительством Тюркира я сделал свои первые шаги по той дороге, которая в конце концов привела меня к исповеданию Одина Всеотца. Но об этом будет рассказано в свое время.
— Кто вы и откуда? — крикнул Лейв, когда они с Тюркиром приблизились к скале, на краю которой сгрудились потерпевшие кораблекрушение. Тюркир табанил веслами, держась на безопасном расстоянии. Меньше всего моему отцу хотелось принять на борт шайку отчаянных головорезов, которые, потеряв свой корабль, могли бы захватить его судно.
— Мы из Норвегии, через Исландию шли в Браттахлид, когда наскочили на этот риф, — крикнул Торир в ответ. — Меня зовут Торир, я кормчий и владелец судна. Я — мирный торговец.
Тюркир и Лейв успокоились. Имя Торира было известно, и он считался честным человеком.
— Тогда я приглашаю вас на мой корабль, — крикнул Лейв, — а потом в мой дом, где о вас хорошо позаботятся.
Они с Тюркиром развернули лодчонку и подвели ее кормой к скале. Первой в лодку сошла Гудрид, держа под мышкой двухгодовалого ребенка, которого она по просьбе Торгуйны обещала доставить отцу. Так и получилось, что Лейв Счастливчик случайно спас своего незаконного сына.
ГЛАВА 4
Жена Лейва, Гюда, вовсе не обрадовалась, узнав, что едва начавший ходить Торгильс, спасенный на море, есть плод недолгой связи между ее мужем и какой-то немолодой женщиной с Оркнейских островов. Она отказалась принять меня под свой кров. Остереглась, уже зная, что такое незаконный ребенок в семье, на примере дочери ее свекра. Моей тетке Фрейдис, внебрачной дочери Эйрика, было тогда лет двадцать, и она жила с Эйрикссонами. То была злобная смутьянка, впоследствии сыгравшая неприглядную роль в моей жизни, хотя в то время она казалась не более чем вздорной и злопамятной молодой женщиной, которая только и знает, что ссориться с родней. Поскольку Гюда не хотела заиметь в своем доме еще одного кукушонка, то и договорилась отдать меня на воспитание. Так я попал на попечение к настоящим наставникам и провел детство не с отцом, но с Гудрид, которая жила рядом. Надо полагать, Гудрид считала себя в ответе за мою судьбу, коль скоро именно она привезла меня в Гренландию. Кроме того, полагаю, было ей одиноко, потому что, осев в Гренландии, она вскоре потеряла мужа, Торира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Их спасла необыкновенная острота зрения некоего человека.
Даже теперь я пишу это с гордостью, ибо тем необычайно зорким человеком был мой отец Лейв. Мальчишкой я много хвастался остротой своих глаз, говоря, что унаследовал этот дар от отца — в отличие от ясновидения, которым меня одарила мать и о котором я всегда предпочитал помалкивать. Но чтобы стало ясно, какому случаю мы обязаны нашим спасением, следует вернуться на четырнадцать лет назад от того дня, к плаванию, во время которого другие мореходы сбились с пути в таком же, обычном для Гренландии, штормовом тумане.
Тогда кормщик по имени Бьярни, сын Херйолфа, прошел мимо своей цели — Браттахлида — и, пройдя несколько дней вслепую при сильном ветре, оказался в том неприятном положении, которое северные мореходы называют halfvilla — он заблудился в море. Когда туман рассеялся, он увидел перед собой скалистый берег, покрытый густым лесом, но пустынный и совершенно незнакомый. Бьярни во время шторма вел свой кнорр по ветру и смог приблизительно определить, в каком направлении лежит Гренландия. Он повернул корабль в ту сторону, несколько дней шел вдоль берега, но в конце концов сумел добраться до Браттахлида, принеся весть о новой привлекательной лесистой земле. Как раз в то время, когда моя мать искала, с кем бы отослать меня к отцу, Лейв решил отправиться к той неведомой земле и исследовать ее. Ради этого он купил старый корабль Бьярни, веря в морскую примету, что судно, однажды благополучно вернувшееся домой, вернется и в другой раз.
Он как раз возвращался из этого плавания, когда кнорр Торира выбросило на камни, и это можно посчитать чудесным совпадением. Лейв стоял у руля, борясь со встречным ветром и упорно правя против него, так что кто-то из его людей, насквозь промокших от брызг, возроптал:
— Зачем ты забираешь так круто к ветру?
Лейв смотрел вперед, ожидая, когда покажется берег Гренландии.
— Северное течение сносит нас к югу больше, чем мне хотелось бы, — ответил он. — Еще немного мы пройдем этим курсом. А у берега возьмем ветер.
Спустя какое-то время другой из его людей крикнул, что видит впереди шхеры.
— Я знаю, — ответил Лейв, известный своей невероятной зоркостью. — Я давно их вижу, и кажется, на одном из островов что-то есть.
Тогда остальные корабельщики, которые, спасаясь от ветра, лежали скорчившись на палубе, с трудом поднялась и стали всматриваться. Они увидели низкие черные скалистые берега, но никто, кроме моего отца, все еще не мог разглядеть темного пятнышка — крыши нашего самодельного убежища. Я уже говорил, разубедить моего отца всегда было нелегко, и его люди знали, что уговаривать его изменить курс — дело пустое. Так что судно направилось прямо к шхерам, и спустя полчаса уже все могли видеть кучку потерпевших кораблекрушение, которые стояли и размахивали кусками полотна, привязанными к палкам. Это казалось чудом, и когда бы я сам своими ушами не слышал эту историю раз сто в Браттахлиде, где прошло мое детство, то вряд ли поверил бы такому совпадению — чтобы кнорр, потерпевший крушение, оказался на пути корабля, которым правил человек с необыкновенным зрением, да еще там, где за последние четырнадцать лет никто ни разу не проплывал. Именно после этого случая Лейв получил прозвище Heppni, Счастливчик, хотя на самом деле счастливчиками были шестнадцать спасенных.
Лейв искусно провел свой корабль под прикрытием шхер, бросил якорь и спустил с палубы корабельный челн. Человек же, который спрыгнул с палубы в эту лодочку и сел на весла, сыграл в моей жизни немалую роль — то был Тюркир Германец, и я думаю, что Тюркир потому так много возился со мной в детстве, что был моим спасителем. Тюркиру суждено было стать первым и в каком-то смысле главным моим наставником в исконной вере, именно под водительством Тюркира я сделал свои первые шаги по той дороге, которая в конце концов привела меня к исповеданию Одина Всеотца. Но об этом будет рассказано в свое время.
— Кто вы и откуда? — крикнул Лейв, когда они с Тюркиром приблизились к скале, на краю которой сгрудились потерпевшие кораблекрушение. Тюркир табанил веслами, держась на безопасном расстоянии. Меньше всего моему отцу хотелось принять на борт шайку отчаянных головорезов, которые, потеряв свой корабль, могли бы захватить его судно.
— Мы из Норвегии, через Исландию шли в Браттахлид, когда наскочили на этот риф, — крикнул Торир в ответ. — Меня зовут Торир, я кормчий и владелец судна. Я — мирный торговец.
Тюркир и Лейв успокоились. Имя Торира было известно, и он считался честным человеком.
— Тогда я приглашаю вас на мой корабль, — крикнул Лейв, — а потом в мой дом, где о вас хорошо позаботятся.
Они с Тюркиром развернули лодчонку и подвели ее кормой к скале. Первой в лодку сошла Гудрид, держа под мышкой двухгодовалого ребенка, которого она по просьбе Торгуйны обещала доставить отцу. Так и получилось, что Лейв Счастливчик случайно спас своего незаконного сына.
ГЛАВА 4
Жена Лейва, Гюда, вовсе не обрадовалась, узнав, что едва начавший ходить Торгильс, спасенный на море, есть плод недолгой связи между ее мужем и какой-то немолодой женщиной с Оркнейских островов. Она отказалась принять меня под свой кров. Остереглась, уже зная, что такое незаконный ребенок в семье, на примере дочери ее свекра. Моей тетке Фрейдис, внебрачной дочери Эйрика, было тогда лет двадцать, и она жила с Эйрикссонами. То была злобная смутьянка, впоследствии сыгравшая неприглядную роль в моей жизни, хотя в то время она казалась не более чем вздорной и злопамятной молодой женщиной, которая только и знает, что ссориться с родней. Поскольку Гюда не хотела заиметь в своем доме еще одного кукушонка, то и договорилась отдать меня на воспитание. Так я попал на попечение к настоящим наставникам и провел детство не с отцом, но с Гудрид, которая жила рядом. Надо полагать, Гудрид считала себя в ответе за мою судьбу, коль скоро именно она привезла меня в Гренландию. Кроме того, полагаю, было ей одиноко, потому что, осев в Гренландии, она вскоре потеряла мужа, Торира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92