А еще через год -
отец.
Марина опять взяла Виктора под свою опеку, дом ее был открыт
для Виктора в любое время и она даже отдала Виктору в вечное поль-
зование комплект ключей от своей квартиры, хотя ничто не вечно
под Луной.
Вокруг Виктора, помогая ему в беде, еще теснее сплотились Ан-
тон и Марина. Так естественно образовался их тройственный союз. Их
объединяло многое: они были сверстниками, все они потеряли своих
родителей и не поддерживали по тем или иным причинам тесных
взаимоотношений с родственниками.
- Ну вот, теперь у меня не осталось более близких людей, чем вы,
- Виктор благодарно смотрел то на Антона, то на Марину, которых он
угощал в большой комнате теперь полностью принадлежавшей ему
квартиры. Это было на девятый день после смерти отца Виктора. На-
роду на поминки собралось совсем немного, да и те вскоре разо-
шлись, кроме Марины и Антона.
На комоде высился портрет отца. Угол рамки наискось пересекала
лента черного крепа, повязанная бантом. рядом девятый день стояла
полупустая рюмка водки, покрытая куском черного хлеба.
Виктор задумчиво посмотрел на фотографию отца и тихо произ-
нес:
- А знаете, только смерть заставляет понять, сколько же нервов
и сил потрачено человеком, чтобы что-то кому-то доказать, а потом
оказывается, что все это впустую. Я тут не открою истины, просто во
мне сейчас живет ощущение тщетности нашего существования по
сравнению с бесконечным пространством вселенной и вечным време-
нем.
- Помнишь, я тебе рассказывал про журналиста и поэта Валерия
Истомина? - спросил Антон Виктора. - У него есть хорошие стихи на
эту тему. Вот, послушайте...
Ощущение утерянного,
безвозвратно уходящего
и в высоком царском тереме,
и в кирпично-блочных башнях.
И желание остаться,
преступить через забвение
в пирамидах египтянских,
в родах новых поколений.
И кресты, и обелиски,
и простой могильный холмик -
результаты этих исков,
говорящее безмолвие...
- ... Говорящее безмолвие... - как эхо, повторила Марина. - Неу-
жели, Антон, все так безнадежно? Если с Викой только к тридцати
годам судьба распорядилась так жестоко, то нам-то с тобой когда же
жизнь расколотила розовые очки иллюзий?
- Я знаю, как это случилось у тебя, - мягко сказал Антон.
- Расскажи Вике, если хочешь...
Виктор ничего не ведал о прежней жизни Марины - в своих раз-
говорах они никогда не касались этой темы.
- Да и рассказывать вроде бы ни к чему, - Марина вздохнула и
подперла щеки руками. - Грустная история... Отец мой в Госкомите-
те по внешнеэкономическим связям работал. Постоянно за границей.
И мать с ним... Золото очень любила... Они меня в специнтернат
определили, как подросла... Веселое заведение... Пока маленькая
была, с ними жила, а с шестого класса - все. И школу сама закончи-
ла, и институт экономический. На первом курсе они мне квартиру
кооперативную купили, подарок сделали, а на самом деле отделались
насовсем от меня... А может быть, благодаря этому я и в живых оста-
лась - они через два года в авиационной катастрофе погибли... Из
Египта летели... Будь у нас отношения получше, я с ними должна была
бы лететь. На похоронах я не плакала... Квартира родительская про-
пала, да я и не тужила, барахла навалом, сертификатов гора... Так в
одночасье стала я одинокой и богатой, но счастья это мне не принес-
ло... Влюбилась... в пижона, его все так и звали - Пижон, да дело не
в кличке - подонок он оказался. Все ему отдала, а он меня бросил,
когда деньги кончились... Спасибо Антону, поддержал в трудную
минуту. Я, правда, и сама бы оправилась, но был критический момент
- травиться хотела... Помнишь, Антон?
- Помню, - кивнул головой Антон. - Синяя уже была. Еле отка-
чали.
- Потом тебя, Вика, отхаживала, опять-таки Антона благодари...
Теперь твердо решила - я никому не навязываюсь, да и мне ничего
не надо... Главное - независимость... Только все-таки страшно, Антон,
когда ты не нужен никому и у тебя никого нет...
- Страшно, - сказал Антон. - Еще как страшно... Я, когда ма-
ленький был, совсем крошка, но помню, как мать уходила и дверь
за ней захлопывалась, и наступала в доме тишина. Звериная тишина,
звенящая, шорохи в углах, будто вздыхает кто-то... Но еще страшнее,
когда мать уходит насовсем... Она привела меня к тете Фросе, торо-
пилась, конфет коробку купила, я стою в перед ней с этой коробкой,
а она даже не разделась, так спешила счастье свое отыскать. Обе-
щала скоро приехать, но я-то знал, что она больше не вернется... А
конфеты тетя Фрося отобрала, спрятала...
Второй раз на глазах у Виктора Антон позволил себе раскрыться,
быть искренним, страдающим, одиноким человеком. В первый раз он
был таким на скамейке Лефортовского парка...
- Жизнь - жестокая, - продолжил Антон. - И равнодушная. Как,
например, закат солнца. Ты можешь восхищаться его удивительными
красками, цветком в вечерней росе, слушать песни птиц - кому нужны
твои эмоции? Никому. В древнегреческих трагедиях неотвратимо
правил судьбой человека слепой рок. Это он заставлял ничего не ве-
дающих, как младенцы, мать и сына стать супругами, отца - прино-
сить в жертву любимую дочь, мать - убивать своих детей... А ведь
греки считаются детством человечества. Они воспринимали мир, как
дети, и радовались ему как подарку. И вместе с алой зарей, песнями
птиц и росой на цветке жизнь несла людям слепой, равнодушно ка-
рающий невиновных рок... Хотя, что говорить о греках, с ними все
ясно, в те времена распадался первобытно-общинный строй, на сме-
ну ему шел рабовладельческий... Лучше возьмем нас... Вы, наверное,
согласитесь со мной, если подумаете, что существуют только три сфе-
ры общения между людьми.
- Почему только три? - возразил Виктор. - Таких сфер, по-моему,
гораздо больше. Печать, радио, телевидение...
- Понятно, перебил Виктора Антон, чего он никогда не делал. -
Театр, кино, литература, живопись - это все одна сфера. Обществен-
ная. Через нее ты узнаешь, что жизни на Марсе нет и что случилось
наводнение в Сахаре. Но я хочу подчеркнуть особенность этой сферы
и меру полноты истинного знания, которое мы получаем через эту
сферу. Что бы ни было перед тобой - экран телевизора или кинотеат-
ра, сцена с актерами и декорациями или полотно художника, стра-
ница книги или магнитофон, мы всегда знаем, что автор не в состоя-
нии сказать всего, отразить все. В каждом произведении искусства
есть изначальная заданность - быть учебником высокой нравственно-
сти, а это диаметрально противоположно тому, что жизнь жестока и
правда в ней жестока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
отец.
Марина опять взяла Виктора под свою опеку, дом ее был открыт
для Виктора в любое время и она даже отдала Виктору в вечное поль-
зование комплект ключей от своей квартиры, хотя ничто не вечно
под Луной.
Вокруг Виктора, помогая ему в беде, еще теснее сплотились Ан-
тон и Марина. Так естественно образовался их тройственный союз. Их
объединяло многое: они были сверстниками, все они потеряли своих
родителей и не поддерживали по тем или иным причинам тесных
взаимоотношений с родственниками.
- Ну вот, теперь у меня не осталось более близких людей, чем вы,
- Виктор благодарно смотрел то на Антона, то на Марину, которых он
угощал в большой комнате теперь полностью принадлежавшей ему
квартиры. Это было на девятый день после смерти отца Виктора. На-
роду на поминки собралось совсем немного, да и те вскоре разо-
шлись, кроме Марины и Антона.
На комоде высился портрет отца. Угол рамки наискось пересекала
лента черного крепа, повязанная бантом. рядом девятый день стояла
полупустая рюмка водки, покрытая куском черного хлеба.
Виктор задумчиво посмотрел на фотографию отца и тихо произ-
нес:
- А знаете, только смерть заставляет понять, сколько же нервов
и сил потрачено человеком, чтобы что-то кому-то доказать, а потом
оказывается, что все это впустую. Я тут не открою истины, просто во
мне сейчас живет ощущение тщетности нашего существования по
сравнению с бесконечным пространством вселенной и вечным време-
нем.
- Помнишь, я тебе рассказывал про журналиста и поэта Валерия
Истомина? - спросил Антон Виктора. - У него есть хорошие стихи на
эту тему. Вот, послушайте...
Ощущение утерянного,
безвозвратно уходящего
и в высоком царском тереме,
и в кирпично-блочных башнях.
И желание остаться,
преступить через забвение
в пирамидах египтянских,
в родах новых поколений.
И кресты, и обелиски,
и простой могильный холмик -
результаты этих исков,
говорящее безмолвие...
- ... Говорящее безмолвие... - как эхо, повторила Марина. - Неу-
жели, Антон, все так безнадежно? Если с Викой только к тридцати
годам судьба распорядилась так жестоко, то нам-то с тобой когда же
жизнь расколотила розовые очки иллюзий?
- Я знаю, как это случилось у тебя, - мягко сказал Антон.
- Расскажи Вике, если хочешь...
Виктор ничего не ведал о прежней жизни Марины - в своих раз-
говорах они никогда не касались этой темы.
- Да и рассказывать вроде бы ни к чему, - Марина вздохнула и
подперла щеки руками. - Грустная история... Отец мой в Госкомите-
те по внешнеэкономическим связям работал. Постоянно за границей.
И мать с ним... Золото очень любила... Они меня в специнтернат
определили, как подросла... Веселое заведение... Пока маленькая
была, с ними жила, а с шестого класса - все. И школу сама закончи-
ла, и институт экономический. На первом курсе они мне квартиру
кооперативную купили, подарок сделали, а на самом деле отделались
насовсем от меня... А может быть, благодаря этому я и в живых оста-
лась - они через два года в авиационной катастрофе погибли... Из
Египта летели... Будь у нас отношения получше, я с ними должна была
бы лететь. На похоронах я не плакала... Квартира родительская про-
пала, да я и не тужила, барахла навалом, сертификатов гора... Так в
одночасье стала я одинокой и богатой, но счастья это мне не принес-
ло... Влюбилась... в пижона, его все так и звали - Пижон, да дело не
в кличке - подонок он оказался. Все ему отдала, а он меня бросил,
когда деньги кончились... Спасибо Антону, поддержал в трудную
минуту. Я, правда, и сама бы оправилась, но был критический момент
- травиться хотела... Помнишь, Антон?
- Помню, - кивнул головой Антон. - Синяя уже была. Еле отка-
чали.
- Потом тебя, Вика, отхаживала, опять-таки Антона благодари...
Теперь твердо решила - я никому не навязываюсь, да и мне ничего
не надо... Главное - независимость... Только все-таки страшно, Антон,
когда ты не нужен никому и у тебя никого нет...
- Страшно, - сказал Антон. - Еще как страшно... Я, когда ма-
ленький был, совсем крошка, но помню, как мать уходила и дверь
за ней захлопывалась, и наступала в доме тишина. Звериная тишина,
звенящая, шорохи в углах, будто вздыхает кто-то... Но еще страшнее,
когда мать уходит насовсем... Она привела меня к тете Фросе, торо-
пилась, конфет коробку купила, я стою в перед ней с этой коробкой,
а она даже не разделась, так спешила счастье свое отыскать. Обе-
щала скоро приехать, но я-то знал, что она больше не вернется... А
конфеты тетя Фрося отобрала, спрятала...
Второй раз на глазах у Виктора Антон позволил себе раскрыться,
быть искренним, страдающим, одиноким человеком. В первый раз он
был таким на скамейке Лефортовского парка...
- Жизнь - жестокая, - продолжил Антон. - И равнодушная. Как,
например, закат солнца. Ты можешь восхищаться его удивительными
красками, цветком в вечерней росе, слушать песни птиц - кому нужны
твои эмоции? Никому. В древнегреческих трагедиях неотвратимо
правил судьбой человека слепой рок. Это он заставлял ничего не ве-
дающих, как младенцы, мать и сына стать супругами, отца - прино-
сить в жертву любимую дочь, мать - убивать своих детей... А ведь
греки считаются детством человечества. Они воспринимали мир, как
дети, и радовались ему как подарку. И вместе с алой зарей, песнями
птиц и росой на цветке жизнь несла людям слепой, равнодушно ка-
рающий невиновных рок... Хотя, что говорить о греках, с ними все
ясно, в те времена распадался первобытно-общинный строй, на сме-
ну ему шел рабовладельческий... Лучше возьмем нас... Вы, наверное,
согласитесь со мной, если подумаете, что существуют только три сфе-
ры общения между людьми.
- Почему только три? - возразил Виктор. - Таких сфер, по-моему,
гораздо больше. Печать, радио, телевидение...
- Понятно, перебил Виктора Антон, чего он никогда не делал. -
Театр, кино, литература, живопись - это все одна сфера. Обществен-
ная. Через нее ты узнаешь, что жизни на Марсе нет и что случилось
наводнение в Сахаре. Но я хочу подчеркнуть особенность этой сферы
и меру полноты истинного знания, которое мы получаем через эту
сферу. Что бы ни было перед тобой - экран телевизора или кинотеат-
ра, сцена с актерами и декорациями или полотно художника, стра-
ница книги или магнитофон, мы всегда знаем, что автор не в состоя-
нии сказать всего, отразить все. В каждом произведении искусства
есть изначальная заданность - быть учебником высокой нравственно-
сти, а это диаметрально противоположно тому, что жизнь жестока и
правда в ней жестока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50