Антон такие намеки и скрытые пред-
ложения никак не воспринял, оставшись, как показалось Галине, пол-
ностью равнодушным к ней.
К тому времени Галина уже закончила институт и сама работала в
лаборатории известного доктора наук, которым она восхищалась и
которого она всегда ставила в пример Виктору. По ее мнению, Вик-
тор медленно продвигался по служебной лестнице, не завязывал вы-
годных знакомств, не делал карьеры. Неудачу с Антоном Галина ком-
пенсировала успешной атакой на своего начальника и самоуверенно
объявила Виктору, что он ей больше не нужен.
Нервное потрясение ничего не подозревавшего Виктора было на-
столько велико, что он слег в больницу, оттуда вышел уже фактически
разведенным с Галиной.
В больнице у Виктора произошел духовный перелом. Он много
думал об истинной цене человеческих слов и поступков, и пришел, не
без помощи Антона, к горькому выводу, что жизнь жестока и надо
уметь от нее брать, что надо твердо стоять на ногах и не быть раз-
мазней.
Тогда же Антон познакомил Виктора с Мариной, и они с легкой
руки Антона образовали столь долго существующий триумвират...
Виктор рассказывал Люсе обо всем этом, и от дыхания весны под
простором голубого неба с белыми кучевыми облаками казались про-
зрачными, невесомыми его слова о жестокости и несправедливости.
Люся поняла, что Виктор вышел из костра своих страданий мудрым,
терпимым и добрым. Так ей казалось, а Виктор, действительно, ис-
кренне говорил о своей боли, о своей беззащитности, о радости, когда
любишь, и о горе, когда теряешь любимого человека.
Виктор говорил правду Люсе.
Но он не говорил ей всей правды.
Ни той правды, которую он знал, ни той правды, которая суще-
ствовала, но которую он не желал знать.
Расскажи он Люсе все без утайки и может быть по-иному сло-
жилась бы их жизнь... А ведь рассказывая, Виктор сам невольно вспо-
минал, как это все было на самом деле...
9
... Давно утих раскаленный летним солнцем город, сонно по-
маргивали желтые светофоры на перекрестках, предрассветная се-
рость кисейной дымкой стерла очертания зданий, мостовых и скло-
нившиеся над ними погасшие фонари.
По аллее Покровского бульвара, поскрипывая мелкими крупин-
ками битого кирпича, шел милиционер. Он возвращался домой с де-
журства, даже скорее всего не с дежурства, он шел так поздно, то есть
так рано, потому что задержался по служебным делам.
Он нередко проходил по этому бульвару и каждый раз недоуме-
вал, почему разрешили какому-то умнику посадить на бульваре дере-
вья вверх корнями. Эффект получился странный, если не сказать
уродливый: деревья без вершин не поднялись выше человеческого
роста, толстые ветки-корни, извиваясь, тянулись к земле и образовы-
вали густые укрытия над скамейками, что, с точки зрения милиционе-
ра, было очень удобным местом для совершения темных дел.
Вот и сейчас, уже издалека милиционер заметил на одной из ска-
меек мужчину и женщину, до пояса скрытых в густой листве. Они
целовались, они продолжали целоваться, когда к ним подошел ми-
лиционер. Он хотел прекратить это безобразие, но заметил, что муж-
чина хоть и пылок, но робок и нежен, а женщина только ласково
отвечает на его поцелуи. Милиционер вздохнул, сел на скамейку
напротив и, громко щелкнув крышкой портсигара, достал папиросу.
Такой мерой он хотел пресечь дальнейшее развитие событий на сосед-
ней скамейке, которое могла привести к нежелательным последстви-
ям. В данном случае меру пресечения определял он сам.
С одной стороны, милиционер был облечен властью, с другой
стороны, ограничен различными инструкциями и поэтому, оценив
обстановку, действовал по своему усмотрению и в соответствии со
своими представлениями о нормах морали и правилах поведения в
общественном месте. Смягчающими обстоятельствами были: отсутст-
вие тех, кому могли служить плохим примером целующиеся, и явная
влюбленность этой молодой пары. Но при этом безлюдное, укромное
местечко явно способствовало произведению и исполнению, с точки
зрения милиционера, тех действий, которые были бы открытым нару-
шением установленных норм, правил и инструкций.
Милиционер тут же заметил, что рука мужчины приблизилась к
опасной зоне, кашлянул и громко сказал:
- Молодые люди!
Виктор, а это был он, с большой неохотой оторвался от такого
приятного занятия. Он даже не повернул голову в сторону милицио-
нера, а любовался запрокинутым лицом Галины, которая не открыва-
ла глаз.
- Ну, в чем дело?
- Не положено, - сказал милиционер и веско добавил: - Место
общественное.
- Ночь в общественном месте, - с укоризной ответил Виктор. -
Идите спать. Или у вас здесь пост? И вам не спится на посту?
- Не положено, - коротко сказал милиционер, но ему не понра-
вилась безмятежная непокорность Виктора.
- А в Париже положено, - подлил масла в огонь Виктор. - Все
это условности, что положено, а что не положено, такие же условно-
сти, как ваша форма, я уж не говорю о содержании.
О том, что положено и что не положено, у милиционера имелись
собственные понятия и представления. Вернее, не столько собствен-
ные, сколько твердо им усвоенные и уже не подлежащие каким-либо
сомнениям и ревизиям. Тем более, что была впрямую задета честь
мундира.
- Содержание у нас государственное и форма выдается как по-
ложено, по уставу.
Милиционер ощутил свою глубокую правоту, положил папиросу,
которую он так и держал не зажженной в руках, обратно в портси-
гар, встал и поправил фуражку.
- Нарушать не положено, - уже твердо сказал он.
- Так я же еще ничего не нарушил, - улыбаясь, сказал Виктор и
посмотрел на Галину. - А если и собираюсь нарушить, то по обоюд-
ному согласию. Ну, а чтобы достичь этого... согласия, я имею в виду,
чтобы оно было действительно обоюдным... надо... даже просто необ-
ходимо предпринять какие-то шаги...
Виктору было радостно от сознания, что его любят, его так и тя-
нуло побеситься, выкинуть какую-то шалость, вызвать восхищение у
своей любимой и потому он демонстративно обнял Галину.
- Вот и пошагаем, - приблизился милиционер к скамейке, на ко-
торой сидели Галина и Виктор.
Галине было приятно, что Виктор проявил свою независимость,
но она уже сообразила, что шутка зашла слишком далеко, и, мягко
отстранив Виктора, поднялась со скамейки навстречу милиционеру.
- Куда же мы пошагаем? - нарочито удивленно и кокетливо
спросила она.
Милиционер было замедлил свой целенаправленный ход, но
тут Виктор все окончательно испортил:
- В отделение, - ухмыльнулся он. - В третье. К шефу жандармов
Бенкендорфу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
ложения никак не воспринял, оставшись, как показалось Галине, пол-
ностью равнодушным к ней.
К тому времени Галина уже закончила институт и сама работала в
лаборатории известного доктора наук, которым она восхищалась и
которого она всегда ставила в пример Виктору. По ее мнению, Вик-
тор медленно продвигался по служебной лестнице, не завязывал вы-
годных знакомств, не делал карьеры. Неудачу с Антоном Галина ком-
пенсировала успешной атакой на своего начальника и самоуверенно
объявила Виктору, что он ей больше не нужен.
Нервное потрясение ничего не подозревавшего Виктора было на-
столько велико, что он слег в больницу, оттуда вышел уже фактически
разведенным с Галиной.
В больнице у Виктора произошел духовный перелом. Он много
думал об истинной цене человеческих слов и поступков, и пришел, не
без помощи Антона, к горькому выводу, что жизнь жестока и надо
уметь от нее брать, что надо твердо стоять на ногах и не быть раз-
мазней.
Тогда же Антон познакомил Виктора с Мариной, и они с легкой
руки Антона образовали столь долго существующий триумвират...
Виктор рассказывал Люсе обо всем этом, и от дыхания весны под
простором голубого неба с белыми кучевыми облаками казались про-
зрачными, невесомыми его слова о жестокости и несправедливости.
Люся поняла, что Виктор вышел из костра своих страданий мудрым,
терпимым и добрым. Так ей казалось, а Виктор, действительно, ис-
кренне говорил о своей боли, о своей беззащитности, о радости, когда
любишь, и о горе, когда теряешь любимого человека.
Виктор говорил правду Люсе.
Но он не говорил ей всей правды.
Ни той правды, которую он знал, ни той правды, которая суще-
ствовала, но которую он не желал знать.
Расскажи он Люсе все без утайки и может быть по-иному сло-
жилась бы их жизнь... А ведь рассказывая, Виктор сам невольно вспо-
минал, как это все было на самом деле...
9
... Давно утих раскаленный летним солнцем город, сонно по-
маргивали желтые светофоры на перекрестках, предрассветная се-
рость кисейной дымкой стерла очертания зданий, мостовых и скло-
нившиеся над ними погасшие фонари.
По аллее Покровского бульвара, поскрипывая мелкими крупин-
ками битого кирпича, шел милиционер. Он возвращался домой с де-
журства, даже скорее всего не с дежурства, он шел так поздно, то есть
так рано, потому что задержался по служебным делам.
Он нередко проходил по этому бульвару и каждый раз недоуме-
вал, почему разрешили какому-то умнику посадить на бульваре дере-
вья вверх корнями. Эффект получился странный, если не сказать
уродливый: деревья без вершин не поднялись выше человеческого
роста, толстые ветки-корни, извиваясь, тянулись к земле и образовы-
вали густые укрытия над скамейками, что, с точки зрения милиционе-
ра, было очень удобным местом для совершения темных дел.
Вот и сейчас, уже издалека милиционер заметил на одной из ска-
меек мужчину и женщину, до пояса скрытых в густой листве. Они
целовались, они продолжали целоваться, когда к ним подошел ми-
лиционер. Он хотел прекратить это безобразие, но заметил, что муж-
чина хоть и пылок, но робок и нежен, а женщина только ласково
отвечает на его поцелуи. Милиционер вздохнул, сел на скамейку
напротив и, громко щелкнув крышкой портсигара, достал папиросу.
Такой мерой он хотел пресечь дальнейшее развитие событий на сосед-
ней скамейке, которое могла привести к нежелательным последстви-
ям. В данном случае меру пресечения определял он сам.
С одной стороны, милиционер был облечен властью, с другой
стороны, ограничен различными инструкциями и поэтому, оценив
обстановку, действовал по своему усмотрению и в соответствии со
своими представлениями о нормах морали и правилах поведения в
общественном месте. Смягчающими обстоятельствами были: отсутст-
вие тех, кому могли служить плохим примером целующиеся, и явная
влюбленность этой молодой пары. Но при этом безлюдное, укромное
местечко явно способствовало произведению и исполнению, с точки
зрения милиционера, тех действий, которые были бы открытым нару-
шением установленных норм, правил и инструкций.
Милиционер тут же заметил, что рука мужчины приблизилась к
опасной зоне, кашлянул и громко сказал:
- Молодые люди!
Виктор, а это был он, с большой неохотой оторвался от такого
приятного занятия. Он даже не повернул голову в сторону милицио-
нера, а любовался запрокинутым лицом Галины, которая не открыва-
ла глаз.
- Ну, в чем дело?
- Не положено, - сказал милиционер и веско добавил: - Место
общественное.
- Ночь в общественном месте, - с укоризной ответил Виктор. -
Идите спать. Или у вас здесь пост? И вам не спится на посту?
- Не положено, - коротко сказал милиционер, но ему не понра-
вилась безмятежная непокорность Виктора.
- А в Париже положено, - подлил масла в огонь Виктор. - Все
это условности, что положено, а что не положено, такие же условно-
сти, как ваша форма, я уж не говорю о содержании.
О том, что положено и что не положено, у милиционера имелись
собственные понятия и представления. Вернее, не столько собствен-
ные, сколько твердо им усвоенные и уже не подлежащие каким-либо
сомнениям и ревизиям. Тем более, что была впрямую задета честь
мундира.
- Содержание у нас государственное и форма выдается как по-
ложено, по уставу.
Милиционер ощутил свою глубокую правоту, положил папиросу,
которую он так и держал не зажженной в руках, обратно в портси-
гар, встал и поправил фуражку.
- Нарушать не положено, - уже твердо сказал он.
- Так я же еще ничего не нарушил, - улыбаясь, сказал Виктор и
посмотрел на Галину. - А если и собираюсь нарушить, то по обоюд-
ному согласию. Ну, а чтобы достичь этого... согласия, я имею в виду,
чтобы оно было действительно обоюдным... надо... даже просто необ-
ходимо предпринять какие-то шаги...
Виктору было радостно от сознания, что его любят, его так и тя-
нуло побеситься, выкинуть какую-то шалость, вызвать восхищение у
своей любимой и потому он демонстративно обнял Галину.
- Вот и пошагаем, - приблизился милиционер к скамейке, на ко-
торой сидели Галина и Виктор.
Галине было приятно, что Виктор проявил свою независимость,
но она уже сообразила, что шутка зашла слишком далеко, и, мягко
отстранив Виктора, поднялась со скамейки навстречу милиционеру.
- Куда же мы пошагаем? - нарочито удивленно и кокетливо
спросила она.
Милиционер было замедлил свой целенаправленный ход, но
тут Виктор все окончательно испортил:
- В отделение, - ухмыльнулся он. - В третье. К шефу жандармов
Бенкендорфу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50