— Константин Дмитриевич, вы сами-то понимаете то, что сказали? Это же оккупация!
— Нет, господин Пастухов. Нас вынудили к этому шагу. Против России готовилась крупномасштабная политическая провокация. Мы можем доказать это всему миру..
— Но зачем, зачем?!
— Оторвался ты, Серёга, от российской действительности. Иначе бы помнил, что в ноябре будут выборы в Думу, а через год — выборы нового президента России. И если сидеть и ничего не делать, президентом станет Примаков. Или даже Зюганов. И где после этого окажется первый президент России?
— Где?
— В говне. А первые лица из его команды переедут на постоянное место жительство из Кремля в Лефортово. Рейтинг Примакова все время растёт, а рейтинг Ельцина падает. Если начнётся операция НАТО в Косово, он упадёт до нуля. А она, судя по всему, начнётся. Так что сейчас самое время разыграть эстонскую карту и основательно подправить свой имидж.
— Это агрессия!
— Агрессия? Какая агрессия? Где ты видишь агрессию? Ввод в Эстонию российский миротворческих сил — вынужденная превентивная мера, направленная на защиту русских в Прибалтике. Их жизней. Их гражданских прав. Их чести и национального достоинства. И только.
— Не верю, — сказал я. — Наши на это не пойдут.
— Мы начали с вопроса «зачем», — напомнил Голубков. — У тебя есть другой ответ? Поделись. С интересом послушаю.
— НАТО этого не допустит.
— НАТО это допустит. У натовских генералов будет достаточно проблем с Косово.
— Все равно не верю.
— Не веришь? Или не хочешь верить?
— Да, не хочу!
— Есть разница.
— Значит, вы считаете, что наши решили воспользоваться планами национал-патриотов и сыграть на опережение?
— Ну-ну, продолжай.
— Тогда, действительно, нужен более сильный ход, чем купчие эсэсовца.
— Вот наши выводы и сошлись, — подтвердил Голубков. — Да, нужен очень сильный и абсолютно надёжный ход.
— Какой?
— А вот это и есть самый главный вопрос. Для чего, по-твоему, я тебе все это рассказал?
— Не знаю.
— Потому что ответ на этот вопрос придётся искать тебе. Больше некому.
Он помолчал и добавил:
— Без всякой помощи со стороны. Управление выведено из комбинации. Нам приказано прекратить заниматься эстонской темой и отозвать тебя и твою команду. И это ещё одно доказательство того, что мои предположения — совсем не фантазия. Все наши наработки переданы в ФСБ. Мы — аналитический центр. Мы своё дело сделали. Я передал тебе приказ немедленно вернуться в Москву, ты его проигнорировал, исходя из корыстных соображений. О чем я и доложу. Так что официально я даже больше не имею права с тобой встречаться.
— А неофициально?
— Имею. С завтрашнего дня я в отпуске. И почему-то решил провести его в Эстонии. Не знаю почему. Хочу отдохнуть от российской действительности. Так тебе, говоришь, не нравится Таллин? Мне тоже. Но, может, это только потому, что мы его толком-то и не видели?
Он вновь погрузился в созерцание панорамы порта, а на самом деле проследил за отражением какой-то фигуры в стекле.
— Надо же, — сообщил он. — Я ошибся. В наружке не четыре человека, а шесть.
— Кто может за вами следить?
— За мной? Не уверен, что следят за мной. За мной — постольку-поскольку. Следят за тобой. И это значит, что ты на самом нерве интриги. Так что делай выводы. И очень внимательно присматривайся к тому, что происходит вокруг тебя. А теперь давай договоримся о схеме связи и разбежимся. На Балтику я уже насмотрелся. На первое время хватит. Перед отъездом посмотрю ещё. Если, конечно, отъезду ничего не помешает.
— Где вы остановились?
— Пока нигде. Найду какой-нибудь пансионат. Лучше бы, конечно, в гостинице «Виру», рядом с вами, но это не соответствует моему статусу небогатого российского туриста.
— Почему бы вам не остановиться у нас? — предложил я. — Скажем, в роли моего дяди. А что? Дядя Костя. Приехал на несколько дней посмотреть Таллин. Томас не будет возражать. Места хватит. И никаких проблем со связью.
— Хорошая идея, — подумав, одобрил Голубков. — Очень хорошая.
— В ней есть одно «но», — предупредил я. — Если следят за мной, вас могут вычислить. Контакт.
— Обязательно вычислят, — согласился он. — Этим идея и хороша. Пусть вычислят. Пусть узнают, кто я. Это их напряжёт. А когда напряг, возрастает вероятность ошибок.
— Вы подставляетесь.
Он лишь пожал плечами, как бы отмахиваясь от вопроса настолько пустого, что на него и отвечать не стоит. И только тут я заметил, какие у него набрякшие веки, какая тяжёлая складка врезана в переносицу. Сквозь его простоватость вдруг проступил совсем другой человек, как из-под грима ковёрного рыжего иногда проглядывает маска трагического актёра, смертельно уставшего от бесконечного фарса, в котором ему выпало играть роль.
— Сколько вам лет, Константин Дмитриевич? — спросил я.
— Дядя Костя, — поправил он. — Привыкай.
— Сколько вам лет, дядя Костя?
— На одну войну больше, чем тебе. На Афган.
И тогда я задал вопрос, который, возможно, задавать не следовало:
— Зачем вам все это нужно? Мы влезли в это дело по дурости, и теперь уже придётся идти до конца. А вам-то это зачем? Если хотите, можете не отвечать, — добавил я.
— Почему? Отвечу, — сказал генерал Голубков. — Все очень просто, Серёга. Через год моему парню идти в армию. Младшему, Саньке. Я не хочу, чтобы он воевал в Прибалтике. Я хочу, чтобы он не воевал нигде. Я за него навоевался. Мы с тобой, Серёга, навоевались. Хватит.
И вдруг я понял, с чего я так завёлся в посольстве и почему этот завод не отпускает меня даже сейчас.
Как же я ненавижу этот бульдозер, который называет себя государством. Как же я ненавижу всех этих чиновных валуёв, которые от имени государства берут на себя право говорить и решать за меня. Начинать войны за меня. Вести их до победного конца. Как же я ненавижу их вдохновенную готовность оплачивать победный конец тысячами жизней. Чужих, понятное дело, чужих. Не своих.
Суки!
Перед тем, как выйти из здания морского вокзала в штормовую балтийскую ночь, Голубков напомнил:
— А Дока сегодня же вызывай. Если люди Янсена успеют убрать этих солдат, вы окажетесь на крючке, с которого не сорваться.
— Придётся, — согласился я. — Хотя и досадно. Хотелось бы узнать, что там произошло.
— Узнаешь, — пообещал он.
Вы хотите сказать, что архивное дело Альфонса Ребане нашли?
— Нашли. По словесному портрету. По совокупности признаков. Но не всех. Только четырех. Рост. Телосложение. Цвет волос. Цвет глаз.
— В деле была его подписка о сотрудничестве с НКВД?
— Да, была.
— Так чего вы ждёте? — заорал я. — Её нужно немедленно опубликовать! Вместе со сводными данными о деятельности разведшколы. И вся Эстония будет до посинения спорить, Штирлиц Альфонс Ребане или не Штирлиц. Национал-патриоты отменят похороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100