Только не спрашивай какую. Так вот, ты снимешь «Гамлета». На материале истории Альфонса Ребане. И я тебе не просто расскажу, кто такой Гамлет. Я тебе его покажу.
— Да? — озадачился режиссёр. — Это интересно. Ну, покажи.
Артист широким жестом указал на Томаса:
— Вот он.
— Я? — удивился Томас.
— Да, ты.
— Гамлет?
— Да, Гамлет.
— Это почему же я Гамлет?
— Потому. Помолчи. — Артист испытующе посмотрел на Кыпса. — Въезжаешь?
— Пока не очень.
— «Подгнило что-то в Датском королевстве», — процитировал Артист.
— Это понятно, — кивнул Кыпс. — Это универсально. Если есть королевство, в нем обязательно что-то подгнило.
— «Так, старый крот! Как ты проворно роешь! Отличный землекоп!» Ну?
— Призрак, — проговорил режиссёр. — Тень отца Гамлета. А у него — тень не отца, а деда… Господи Боже! Гениально! «Век расшатался — и скверней всего, что я рождён восстановить его!»
— Лучше в другом переводе, — возразил Артист. — «Прервалась связь времён».
— Пресвятая Дева Мария! — завопил Кыпс так, что на него недовольно обернулись особо важные персоны. — Сенька! Гениально! Ничего больше не говори! Я все понял! Вижу финал: похороны праха Альфонса Ребане. Документальные съёмки.
Альфонс Ребане возвращается. Но совсем не тот. Возвращается настоящий Альфонс Ребане. Великий неудачник, по которому прокатились все жернова века. Страшного века. Чудовищного века. Двадцатого века!
— А сам Гамлет? — с интересом спросил Артист. — «Быть или не быть» — в чем?
— Пока не знаю. Нужно подумать.
— Марик! Или мы снимаем, или я уезжаю! — решительно заявил потерявший терпение оператор. — И люди сейчас уедут, их багаж уже привезли!
— Ладно, давайте снимать, — с сожалением вернулся кинорежиссёр Кыпс в серые житейские будни. Он сунул в руки Томаса букет тюльпанов, принесённый ассистенткой, приказал:
— Выйди из зала, а потом войди. Как будто только что прилетел. А все остальное мы подмонтируем.
— Никуда не пойду, — наотрез отказался Томас, чрезвычайно обиженный предыдущим разговором, в котором он чувствовал себя каким-то неодушевлённым предметом.
— Ладно, сиди, — легко согласился Кыпс. — Свет!
Он взял чёрную бобышку микрофона и повернулся на камеру:
— Уважаемые дамы и господа, только что в аэропорту Таллина приземлился самолёт, на котором из южной Баварии, из города Аугсбурга, вернулся внук национального героя Эстонии Альфонса Ребане известный художник-абстракционист Томас Ребане. Он присутствовал на скорбной церемонии извлечения из земли останков своего великого деда, которым предстоит вернуться туда, откуда начался его крёстный путь в бессмертие. Вернуться в родную Эстонию, за свободу которой он сражался и отдал жизнь. Скажите, Томас, что вы чувствовали, стоя над разверстым гробом своего великого предка?
Слова «известный художник-абстракционист» примирили Томаса с бесцеремонным кинорежиссёром. Поэтому он согнал с лица остатки недовольства и принял задумчивый вид.
— Мне трудно выразить всю гамму охвативших меня чувств, — произнёс он в объектив телекамеры. — Но одно чувство было главным. Я ощущал, что приобщаюсь к истории моего народа, полной ещё нераскрытых тайн.
— Снято! — скомандовал Кыпс, и свет погас.
— Погодите! — запротестовал Томас. — Я ещё хотел сказать, что слезы волнения застилали мои глаза!
— Скажешь в другой раз, — отмахнулся Кыпс, и вся телевизионная свора сгинула.
— У этих людей искусства в голове, конечно, полно тараканов, — несколько озадаченно прокомментировал Муха. — Но нюх у них, как у хорошей гончей. Ты смотри, ведь ничего не знает, а как угадал. «Возвращается совсем другой Ребане».
— Это называется художественной интуицией, — не без снисходительности объяснил Артист.
— Я про это и говорю, — подтвердил Муха. — Как у гончей.
Пока белый «линкольн» стремительно пересекал пространство пригорода, заполненное дождём и ветром, Томас думал, как ему все-таки поступить с Ритой Лоо. Она, конечно, заслуживала увольнения. Но не слишком ли это? Как-то негуманно. У каждого бывают ошибки. И когда лимузин снизил скорость, въезжая в город, Томас принял окончательное решение.
Не станет он её увольнять. Объявит строгий выговор. Нет, просто выговор. А ещё лучше — укажет. Строго укажет.
Этого будет вполне достаточно. Да, вполне.
Переступив порог просторного холла-прихожей своих апартаментов в гостинице «Виру», Томас ощутил ту особенную тишину и словно бы запах пустоты, которые складываются из отсутствия любых звуков и запахов. Не раздеваясь, с букетом тюльпанов в руках, он вошёл в белую спальню, которую занимала Рита Лоо. В спальне не было никого. Покрывало не примято. Он открыл дверцу стенного шкафа. Пусто. Ни чемодана Риты Лоо, ни её вещей.
Никого не было и в спальне Томаса. Пустотой встретила гостиная с белеющими креслами вокруг круглого белого стола и с мерцающими бутылками в стенном баре. В музыкальном салоне мёртвой антрацитовой глыбой чернел рояль «Бехштейн», скалясь белыми клавишами.
На столе в кабинете Томас заметил записку:
«Несколько раз звонил Краб. Ты ему зачем-то нужен.
Р.Л.»
«Р.Л.» означало: Рита Лоо. А самой Риты Лоо не было.
Томас выкинул тюльпаны в форточку и пошёл спать.
Не так он представлял себе своё возвращение на родину.
Не так.
Гамлет. С чего это вдруг он Гамлет? Муха правильно сказал: сплошные тараканы в голове у этих придурков, которые называют себя людьми искусства.
Репортаж о возвращении на родину внука национального героя Эстонии Альфонса Ребане известного художника-абстракциониста Томаса Ребане известный художник-абстракционист Томас Ребане посмотрел в утреннем выпуске теленовостей не без удовольствия. Хорошо получилось. И снисходящий с небес «Боинг-747», хотя и с эмблемой египетской авиакомпании Иджиптэйр, а не Люфтганзы. И встречающие с цветами, хотя среди них были в основном смуглые мужчины с пышными чёрными усами, а цветов маловато. И сам он, несколько утомлённый поездкой и наполненный непростыми чувствами.
Даже краткость его ответа на вопрос Марта Кыпса получилась солидной, многозначительной.
Дальше шёл сюжет о заседании районного суда в глубинке, который удовлетворил иск какого-то древнего старика о признании его права собственности на хутор, принадлежавший ему до войны. Комментатор сообщил, что это судебное решение знаменует собой вступление в действие недавно принятого рийгикогу закона о реституции.
Томас выключил телевизор. Этот сюжет слегка подпортил его настроение. Он невольно напомнил о возможностях, которые открывала ему его роль наследника национального героя Эстонии не в смысле духовного наследия борьбы за свободу и все такое, а в смысле наследства сугубо материального. Но Томас отогнал от себя эти мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Да? — озадачился режиссёр. — Это интересно. Ну, покажи.
Артист широким жестом указал на Томаса:
— Вот он.
— Я? — удивился Томас.
— Да, ты.
— Гамлет?
— Да, Гамлет.
— Это почему же я Гамлет?
— Потому. Помолчи. — Артист испытующе посмотрел на Кыпса. — Въезжаешь?
— Пока не очень.
— «Подгнило что-то в Датском королевстве», — процитировал Артист.
— Это понятно, — кивнул Кыпс. — Это универсально. Если есть королевство, в нем обязательно что-то подгнило.
— «Так, старый крот! Как ты проворно роешь! Отличный землекоп!» Ну?
— Призрак, — проговорил режиссёр. — Тень отца Гамлета. А у него — тень не отца, а деда… Господи Боже! Гениально! «Век расшатался — и скверней всего, что я рождён восстановить его!»
— Лучше в другом переводе, — возразил Артист. — «Прервалась связь времён».
— Пресвятая Дева Мария! — завопил Кыпс так, что на него недовольно обернулись особо важные персоны. — Сенька! Гениально! Ничего больше не говори! Я все понял! Вижу финал: похороны праха Альфонса Ребане. Документальные съёмки.
Альфонс Ребане возвращается. Но совсем не тот. Возвращается настоящий Альфонс Ребане. Великий неудачник, по которому прокатились все жернова века. Страшного века. Чудовищного века. Двадцатого века!
— А сам Гамлет? — с интересом спросил Артист. — «Быть или не быть» — в чем?
— Пока не знаю. Нужно подумать.
— Марик! Или мы снимаем, или я уезжаю! — решительно заявил потерявший терпение оператор. — И люди сейчас уедут, их багаж уже привезли!
— Ладно, давайте снимать, — с сожалением вернулся кинорежиссёр Кыпс в серые житейские будни. Он сунул в руки Томаса букет тюльпанов, принесённый ассистенткой, приказал:
— Выйди из зала, а потом войди. Как будто только что прилетел. А все остальное мы подмонтируем.
— Никуда не пойду, — наотрез отказался Томас, чрезвычайно обиженный предыдущим разговором, в котором он чувствовал себя каким-то неодушевлённым предметом.
— Ладно, сиди, — легко согласился Кыпс. — Свет!
Он взял чёрную бобышку микрофона и повернулся на камеру:
— Уважаемые дамы и господа, только что в аэропорту Таллина приземлился самолёт, на котором из южной Баварии, из города Аугсбурга, вернулся внук национального героя Эстонии Альфонса Ребане известный художник-абстракционист Томас Ребане. Он присутствовал на скорбной церемонии извлечения из земли останков своего великого деда, которым предстоит вернуться туда, откуда начался его крёстный путь в бессмертие. Вернуться в родную Эстонию, за свободу которой он сражался и отдал жизнь. Скажите, Томас, что вы чувствовали, стоя над разверстым гробом своего великого предка?
Слова «известный художник-абстракционист» примирили Томаса с бесцеремонным кинорежиссёром. Поэтому он согнал с лица остатки недовольства и принял задумчивый вид.
— Мне трудно выразить всю гамму охвативших меня чувств, — произнёс он в объектив телекамеры. — Но одно чувство было главным. Я ощущал, что приобщаюсь к истории моего народа, полной ещё нераскрытых тайн.
— Снято! — скомандовал Кыпс, и свет погас.
— Погодите! — запротестовал Томас. — Я ещё хотел сказать, что слезы волнения застилали мои глаза!
— Скажешь в другой раз, — отмахнулся Кыпс, и вся телевизионная свора сгинула.
— У этих людей искусства в голове, конечно, полно тараканов, — несколько озадаченно прокомментировал Муха. — Но нюх у них, как у хорошей гончей. Ты смотри, ведь ничего не знает, а как угадал. «Возвращается совсем другой Ребане».
— Это называется художественной интуицией, — не без снисходительности объяснил Артист.
— Я про это и говорю, — подтвердил Муха. — Как у гончей.
Пока белый «линкольн» стремительно пересекал пространство пригорода, заполненное дождём и ветром, Томас думал, как ему все-таки поступить с Ритой Лоо. Она, конечно, заслуживала увольнения. Но не слишком ли это? Как-то негуманно. У каждого бывают ошибки. И когда лимузин снизил скорость, въезжая в город, Томас принял окончательное решение.
Не станет он её увольнять. Объявит строгий выговор. Нет, просто выговор. А ещё лучше — укажет. Строго укажет.
Этого будет вполне достаточно. Да, вполне.
Переступив порог просторного холла-прихожей своих апартаментов в гостинице «Виру», Томас ощутил ту особенную тишину и словно бы запах пустоты, которые складываются из отсутствия любых звуков и запахов. Не раздеваясь, с букетом тюльпанов в руках, он вошёл в белую спальню, которую занимала Рита Лоо. В спальне не было никого. Покрывало не примято. Он открыл дверцу стенного шкафа. Пусто. Ни чемодана Риты Лоо, ни её вещей.
Никого не было и в спальне Томаса. Пустотой встретила гостиная с белеющими креслами вокруг круглого белого стола и с мерцающими бутылками в стенном баре. В музыкальном салоне мёртвой антрацитовой глыбой чернел рояль «Бехштейн», скалясь белыми клавишами.
На столе в кабинете Томас заметил записку:
«Несколько раз звонил Краб. Ты ему зачем-то нужен.
Р.Л.»
«Р.Л.» означало: Рита Лоо. А самой Риты Лоо не было.
Томас выкинул тюльпаны в форточку и пошёл спать.
Не так он представлял себе своё возвращение на родину.
Не так.
Гамлет. С чего это вдруг он Гамлет? Муха правильно сказал: сплошные тараканы в голове у этих придурков, которые называют себя людьми искусства.
Репортаж о возвращении на родину внука национального героя Эстонии Альфонса Ребане известного художника-абстракциониста Томаса Ребане известный художник-абстракционист Томас Ребане посмотрел в утреннем выпуске теленовостей не без удовольствия. Хорошо получилось. И снисходящий с небес «Боинг-747», хотя и с эмблемой египетской авиакомпании Иджиптэйр, а не Люфтганзы. И встречающие с цветами, хотя среди них были в основном смуглые мужчины с пышными чёрными усами, а цветов маловато. И сам он, несколько утомлённый поездкой и наполненный непростыми чувствами.
Даже краткость его ответа на вопрос Марта Кыпса получилась солидной, многозначительной.
Дальше шёл сюжет о заседании районного суда в глубинке, который удовлетворил иск какого-то древнего старика о признании его права собственности на хутор, принадлежавший ему до войны. Комментатор сообщил, что это судебное решение знаменует собой вступление в действие недавно принятого рийгикогу закона о реституции.
Томас выключил телевизор. Этот сюжет слегка подпортил его настроение. Он невольно напомнил о возможностях, которые открывала ему его роль наследника национального героя Эстонии не в смысле духовного наследия борьбы за свободу и все такое, а в смысле наследства сугубо материального. Но Томас отогнал от себя эти мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100