Эти падлы в правительстве сидят и только и думают, как ограбить простого человека. Но с Томасом у них этот номер не пройдёт. Девяносто процентов. А ху-ху не хо-хо? Разогнались. Притормози, сникерсни!
Томас даже развеселился, представив, как ловко он нагнул этих дармоедов.
Краб молчал, попыхивал сигарой, ждал ответа.
— А мне и три лимона за глаза хватит, — вполне искренне сообщил ему Томас.
— А когда ты их получишь? И как? У тебя есть бабки на адвокатов? Я тебе предлагаю дело. Пятнадцать процентов акций — это даже больше трех лимонов. Ты их сразу можешь продать на бирже. А лучше не продавать, а получать дивиденды. Это двенадцать процентов годовых, как минимум. Плюс две штуки в месяц будешь иметь как член совета директоров. Думай, Фитиль.
Томас произвёл в уме быстрый подсчёт. Двенадцать процентов от трех миллионов — это триста шестьдесят тысяч баксов в год. Плюс две штуки в месяц зарплаты. Плюс пятьсот баксов стипендии от национал-патриотов, если Янсен не кинет. Это сколько же набегает? Пресвятая Дева Мария!
Краб сверлил Томаса своими крабьими глазками, и Томас отметил, что они сейчас совсем не тусклые.
— Ты выбрал не ту профессию, — сказал Томас. — Тебе бы, Краб, заниматься политикой, а не торговлей. Умеешь ты рисовать увлекательные перспективы. Избиратели это любят. Понимают, что полная херня, но слушать все равно приятно. Особенно в такое вот утро.
— Даю бонус, — решительно заявил Краб, как бы выбрасывая главный козырь.
Он положил кейс на журнальный столик, раскрыл его и повернул так, чтобы Томасу было видно его содержимое.
— Здесь — сто штук баксов. Не в счёт акций, не в счёт дивидендов. Чистый бонус. Говоришь «да» — и они твои. Прямо сейчас. А потом подпишем бумаги. Я даже купчие у тебя не потребую. Просто дашь обязательство внести наследство деда в уставный капитал компании. И все. Ну?
Это был очень неожиданный поворот сюжета. Так. Очень.
У Томаса даже пульс участился. Акции и дивиденды — все это была некая игра. А сто штук наличняком — это была уже не игра. Вот они, лежат пачечками в чёрном кейсе. Зелёненькие, как листья молодого салата.
Будь Томас моложе, он бы рискнул. Но груз прожитых лет властно предостерегал: не лезь. Краб, конечно, жулик и сука. С ним бы и надо поступить как с жуликом. Но чем отличается порядочный человек от непорядочного человека? Тем, что он и с жуликом поступает, как с честным человеком. Бабок от этого не имеет, но имеет чувство морального превосходства. Да и нужно ему бегать от головорезов Краба, когда тот обнаружит, что никаких купчих не существует? Нет, не нужно.
Моральная победа была одержана. Томас подошёл к журнальному столику, небрежно перебрал пачки и опустился в глубокое кресло.
— Закрой и убери, — сказал он. — Сделки не будет.
— Пролетишь, Фитиль, — предупредил Краб. — Больше тебе никто не даст.
— Мне вообще никто ничего не даст. Потому что купчих нет.
— Как это нет? — удивился Краб.
— А вот так. Они пропали.
— Погоди, блин! Что ты несёшь? Куда они пропали?
Неторопливо, испытывая даже удовольствие от смакования подробностей, Томас рассказал ему о памятной дискуссии с пикетчиками у входа в гостиницу «Вира», в результате которой он лишился наследства своего названного дедули.
У Краба от огорчения даже открылся рот.
— Да как же это ты, блин, а? — спросил он. — Фитиль! Бляха-муха! Ты что, не мог спокойно пройти мимо? Тебя кто-то за язык тянул?
— Не мог, Краб, не мог, — подтвердил Томас. — «Но пассаран» — лозунг пораженческий. Я всегда это говорил. Это пораженческий лозунг, Краб. А я человек такой, что истина для меня дороже правды.
— Да, много я видел мудаков, — с некоторым даже уважением констатировал Краб. — Много. Но такого, как ты, вижу первый раз. И больше уже никогда не увижу. Ладно, Фитиль, ништяк. Я найду купчие. Я тебе говорю — найду. Их копии есть в нотариате.
— Но самого нотариата нет. Его разбомбили в войну, и весь архив сгорел.
— Все равно найду! — заорал Краб. Он вскочил и забегал по кабинету, размахивая сигарой и рассыпая вокруг искры, как паровоз в момент шуровки топки. — Весь Таллин на ноги подниму! Все перерою! Найду, бляха-муха, или я буду не я!
Томас поморщился. Ну нельзя же с такой фальшивой театральностью выражать свои чувства, даже самые искренние. Понятно, что ты расстроен и не можешь сразу смириться с мыслью о том, что пролетел мимо денег. Но зачем же орать и метаться по кабинету, как кенгуру?
— Найдёшь, найдёшь, — успокаивающе проговорил Томас. — Не тряси пепел на пол. Когда найдёшь, тогда и приходи, продолжим этот деловой разговор.
— Ну нет! — заявил Краб, нависая над Томасом и размахивая перед его лицом «гаваной». — Нет, Фитиль! Я найду твои бумаги, а ты потом меня кинешь? Не пойдёт, бляха-муха! Давай эти дела решать сейчас. Я должен знать, за что стараюсь!
— Сядь и успокойся, — посоветовал Томас. — И ты сам поймёшь, что решать нечего. Что сейчас можно решать? У нас нет предмета для разговора.
Краб швырнул своё короткое тяжёлое тело в кресло, попыхтел сигарой и предложил:
— Сделаем так. Мой риск возрастает, так? Поэтому и условия будут другие. Не пятнадцать процентов акций, а пять. Годится? И за место в совете директоров не две штуки в месяц, а одна.
— А бонус? — полюбопытствовал Томас.
— Бонус, — повторил Краб и пожевал сигару. — Да, бонус. О каком бонусе, блин, теперь может идти речь?
— Я так и подумал. Все, Краб. Бери свой кейс и вали. Ты и так отнял у меня лишние полчаса.
— Ладно, — поколебавшись, решился Краб. — Будет тебе бонус. — Он вынул из кейса пачку и шлёпнул её на стол. — Вот. Пять штук. Можешь не пересчитывать, час назад из банка.
Томас задумался. Что-то тут было не то. Пять штук баксов ни за хрен собачий это совсем неплохо. Но больно уж легко Краб решил с ними расстаться. Да чтобы он взял и вот так запросто выложил такие бабки?!
Томас разорвал банковскую бандероль и на всякий случай проверил баксы. Настоящие. Да что же это, черт возьми, значит?
Он бросил быстрый, искоса, взгляд на Краба. Тот сидел в кресле, подавшись вперёд, — ну точно краб, изготовившийся схватить добычу своими клешнями.
И Томас рискнул. Он отодвинул от себя пачку и сказал:
— Сто.
— Чего? — не врубился Краб. — Сто — чего?
— Сто штук баксов. Бонус.
— Ты что, блин, мудак?
— Да, — кивнул Томас. — Ты это сам сказал. А я не спорил.
— Фитиль! Ты что, блин, несёшь?! Другой бы спасибо сказал!
— Вот и иди к другому.
— Ладно, чирик. — Краб извлёк из кейса ещё пачку и шмякнул её на стол, как цыган шапку в решающий момент базарного торга. — Вот — чирик!
— Сто, — повторил Томас. — На пять процентов акций — согласен. На штуку за совет директоров — согласен. Но бонус — это святое. Сто, Краб.
— У тебя же ничего нет! — возмущённо взревел Краб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Томас даже развеселился, представив, как ловко он нагнул этих дармоедов.
Краб молчал, попыхивал сигарой, ждал ответа.
— А мне и три лимона за глаза хватит, — вполне искренне сообщил ему Томас.
— А когда ты их получишь? И как? У тебя есть бабки на адвокатов? Я тебе предлагаю дело. Пятнадцать процентов акций — это даже больше трех лимонов. Ты их сразу можешь продать на бирже. А лучше не продавать, а получать дивиденды. Это двенадцать процентов годовых, как минимум. Плюс две штуки в месяц будешь иметь как член совета директоров. Думай, Фитиль.
Томас произвёл в уме быстрый подсчёт. Двенадцать процентов от трех миллионов — это триста шестьдесят тысяч баксов в год. Плюс две штуки в месяц зарплаты. Плюс пятьсот баксов стипендии от национал-патриотов, если Янсен не кинет. Это сколько же набегает? Пресвятая Дева Мария!
Краб сверлил Томаса своими крабьими глазками, и Томас отметил, что они сейчас совсем не тусклые.
— Ты выбрал не ту профессию, — сказал Томас. — Тебе бы, Краб, заниматься политикой, а не торговлей. Умеешь ты рисовать увлекательные перспективы. Избиратели это любят. Понимают, что полная херня, но слушать все равно приятно. Особенно в такое вот утро.
— Даю бонус, — решительно заявил Краб, как бы выбрасывая главный козырь.
Он положил кейс на журнальный столик, раскрыл его и повернул так, чтобы Томасу было видно его содержимое.
— Здесь — сто штук баксов. Не в счёт акций, не в счёт дивидендов. Чистый бонус. Говоришь «да» — и они твои. Прямо сейчас. А потом подпишем бумаги. Я даже купчие у тебя не потребую. Просто дашь обязательство внести наследство деда в уставный капитал компании. И все. Ну?
Это был очень неожиданный поворот сюжета. Так. Очень.
У Томаса даже пульс участился. Акции и дивиденды — все это была некая игра. А сто штук наличняком — это была уже не игра. Вот они, лежат пачечками в чёрном кейсе. Зелёненькие, как листья молодого салата.
Будь Томас моложе, он бы рискнул. Но груз прожитых лет властно предостерегал: не лезь. Краб, конечно, жулик и сука. С ним бы и надо поступить как с жуликом. Но чем отличается порядочный человек от непорядочного человека? Тем, что он и с жуликом поступает, как с честным человеком. Бабок от этого не имеет, но имеет чувство морального превосходства. Да и нужно ему бегать от головорезов Краба, когда тот обнаружит, что никаких купчих не существует? Нет, не нужно.
Моральная победа была одержана. Томас подошёл к журнальному столику, небрежно перебрал пачки и опустился в глубокое кресло.
— Закрой и убери, — сказал он. — Сделки не будет.
— Пролетишь, Фитиль, — предупредил Краб. — Больше тебе никто не даст.
— Мне вообще никто ничего не даст. Потому что купчих нет.
— Как это нет? — удивился Краб.
— А вот так. Они пропали.
— Погоди, блин! Что ты несёшь? Куда они пропали?
Неторопливо, испытывая даже удовольствие от смакования подробностей, Томас рассказал ему о памятной дискуссии с пикетчиками у входа в гостиницу «Вира», в результате которой он лишился наследства своего названного дедули.
У Краба от огорчения даже открылся рот.
— Да как же это ты, блин, а? — спросил он. — Фитиль! Бляха-муха! Ты что, не мог спокойно пройти мимо? Тебя кто-то за язык тянул?
— Не мог, Краб, не мог, — подтвердил Томас. — «Но пассаран» — лозунг пораженческий. Я всегда это говорил. Это пораженческий лозунг, Краб. А я человек такой, что истина для меня дороже правды.
— Да, много я видел мудаков, — с некоторым даже уважением констатировал Краб. — Много. Но такого, как ты, вижу первый раз. И больше уже никогда не увижу. Ладно, Фитиль, ништяк. Я найду купчие. Я тебе говорю — найду. Их копии есть в нотариате.
— Но самого нотариата нет. Его разбомбили в войну, и весь архив сгорел.
— Все равно найду! — заорал Краб. Он вскочил и забегал по кабинету, размахивая сигарой и рассыпая вокруг искры, как паровоз в момент шуровки топки. — Весь Таллин на ноги подниму! Все перерою! Найду, бляха-муха, или я буду не я!
Томас поморщился. Ну нельзя же с такой фальшивой театральностью выражать свои чувства, даже самые искренние. Понятно, что ты расстроен и не можешь сразу смириться с мыслью о том, что пролетел мимо денег. Но зачем же орать и метаться по кабинету, как кенгуру?
— Найдёшь, найдёшь, — успокаивающе проговорил Томас. — Не тряси пепел на пол. Когда найдёшь, тогда и приходи, продолжим этот деловой разговор.
— Ну нет! — заявил Краб, нависая над Томасом и размахивая перед его лицом «гаваной». — Нет, Фитиль! Я найду твои бумаги, а ты потом меня кинешь? Не пойдёт, бляха-муха! Давай эти дела решать сейчас. Я должен знать, за что стараюсь!
— Сядь и успокойся, — посоветовал Томас. — И ты сам поймёшь, что решать нечего. Что сейчас можно решать? У нас нет предмета для разговора.
Краб швырнул своё короткое тяжёлое тело в кресло, попыхтел сигарой и предложил:
— Сделаем так. Мой риск возрастает, так? Поэтому и условия будут другие. Не пятнадцать процентов акций, а пять. Годится? И за место в совете директоров не две штуки в месяц, а одна.
— А бонус? — полюбопытствовал Томас.
— Бонус, — повторил Краб и пожевал сигару. — Да, бонус. О каком бонусе, блин, теперь может идти речь?
— Я так и подумал. Все, Краб. Бери свой кейс и вали. Ты и так отнял у меня лишние полчаса.
— Ладно, — поколебавшись, решился Краб. — Будет тебе бонус. — Он вынул из кейса пачку и шлёпнул её на стол. — Вот. Пять штук. Можешь не пересчитывать, час назад из банка.
Томас задумался. Что-то тут было не то. Пять штук баксов ни за хрен собачий это совсем неплохо. Но больно уж легко Краб решил с ними расстаться. Да чтобы он взял и вот так запросто выложил такие бабки?!
Томас разорвал банковскую бандероль и на всякий случай проверил баксы. Настоящие. Да что же это, черт возьми, значит?
Он бросил быстрый, искоса, взгляд на Краба. Тот сидел в кресле, подавшись вперёд, — ну точно краб, изготовившийся схватить добычу своими клешнями.
И Томас рискнул. Он отодвинул от себя пачку и сказал:
— Сто.
— Чего? — не врубился Краб. — Сто — чего?
— Сто штук баксов. Бонус.
— Ты что, блин, мудак?
— Да, — кивнул Томас. — Ты это сам сказал. А я не спорил.
— Фитиль! Ты что, блин, несёшь?! Другой бы спасибо сказал!
— Вот и иди к другому.
— Ладно, чирик. — Краб извлёк из кейса ещё пачку и шмякнул её на стол, как цыган шапку в решающий момент базарного торга. — Вот — чирик!
— Сто, — повторил Томас. — На пять процентов акций — согласен. На штуку за совет директоров — согласен. Но бонус — это святое. Сто, Краб.
— У тебя же ничего нет! — возмущённо взревел Краб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100