Нахохотавшись всласть над богом Самолксидом, друзья спросили Сократа, кто поведал ему про такое чудо?
– Анаксагор, – ответил Сократ, волнообразным движением ладони от подбородка вниз намекая на окладистую бороду философа.
Симон задумчиво почесал в затылке.
– А ведь ты, Сократ, рассказал не такую уж чепуху! К нам в сапожную мастерскую ходит много заказчиков, и от них я слыхал – люди-то все ждут какого-то спасителя…
Киреб согласно кивнул:
– Я тоже слыхал об этом в пекарне моего мастера. Многие верят, что когда-нибудь родится некто и все устроит так, чтоб никому на свете не бедствовать.
То же подтвердил и Пистий:
– И мне известно – люди ждут такого бога.
Сократ слушал молча. Знал и он: люди ждут. Но чего? Кого? Спасителя? Чуда? Улыбнулся глазами.
Обманщику Самолксиду никогда бы не сделаться идолом у фракийцев, если б он не облегчал их невзгоды. Следовательно, почему же люди ждут спасителя? Потому что ждут от него помощи. Помощи во всем. Помощи советом и делом. Но ждать, все время ждать, правильно ли это?
И Сократ заговорил:
– Чудес не бывало и не бывает. Однако время от времени являются люди, которые хоть немножко, да улучшают жизнь. Возьмите Перикла. Как он все расшевелил, и в стране, и на море… И ведь это только начало! То ли еще будет!
Если наших друзей занимали Самолксид с Периклом, то Эгерсида интересовал исключительно Сократ. Донесся до него слух, что Коринна ездила с ним в Гуди. Подкрепившись пшеничными лепешками, намоченными в тяжелом сладком вине, Эгерсид двинулся в путь, представляя себе, как он раздавит нынче Сократа, словно спелый финик!
Эгерсид мог себе позволить такую уверенность. Все у него было большое и широкое: рот, нос, плечи, грудь. Он шел – и земля стонала под его тяжестью. Раздавлю! Раздавлю! Очутившись во дворике Софрониска и увидев Сократа в кругу друзей, он еще решительнее повторил про себя: «Раздавлю!» И повелительно крикнул Сократу:
– Эй, ты! Выйди-ка со мной! Хочу потолковать с глазу на глаз!
Лицо и тон Сократа изобразили приятное удивление:
– А, это ты, Эгерсид! Присоединяйся к нам! Что за тайны? Все здесь мои добрые друзья, к которым, несомненно, относишься и ты. Ты самый мой дорогой друг, да что я говорю – мой почитатель! Я отлично знаю, мой милый, что твои уста произносят мое имя даже чаще, чем уста вот этих моих друзей. В каждой фразе твоей шипит этот самый «Сократ», каждым словом восхваляешь ты меня, распространяя славу обо мне. Рад тебя видеть, мой красильщик!
– Я тоже рад тебя видеть, – гулко прозвучало в ответ.
– Не говорил ли я? – оживленно подхватил Сократ. – О, Эгерсид – мастер красильного дела! Он, конечно, приукрашивает и меня в своих мыслях и речах, изображая замечательным юношей. Жаль, я этого не слышал!
– Не жалей! Твое имя вправду не сходит у меня с языка, как ты говоришь, да только с бранью, потому что ты вор – хочешь украсть у меня Коринну!
Симон встал между двумя петухами, одним разъяренным, другим зло насмехающимся.
– Что значит «украсть»?! – накинулся он на Эгерсида. – Сократ с детства знает мою сестру и любит ее!
– Может быть, а Коринна-то будет моей! – самоуверенно заявил Эгерсид.
Услыхав свое имя, Коринна взобралась на оливу.
– Зря он бахвалится, – трезво проговорил Симон, поворачиваясь к Сократу. – Коринне до него и дела нет. Это я слышал от нее самой.
Верзила нахмурился.
– Я тоже кое-что от нее слышал. Этот ученик каменотеса морочит ей голову, а у самого и положить-то ее некуда, разве что на камень.
– Ни твоя спальня, ни мои камни не определят, кого из нас будет любить Коринна. Она сама решит, – сказал Сократ.
– Ошибаешься, мой милый. Решать буду я. – Тут Эгерсид набрал полные легкие воздуху и выкатил грудь. – А тебя я сдуну с дороги, как цыпленка, и дело с концом.
– Глядите, как все просто, – спокойно заметил Сократ. – И когда устранишь меня, поступишь с Коринной, как со штукой сукна. Сунешь в кадку с краской, выжмешь, высушишь в тенечке, и станет Коринна такой, какой ты хочешь ее видеть: розовенькой, податливой, сладенькой…
Олива зашелестела, словно по ней пробежал порыв ветра.
– Как раз! – с жаром вступился за сестру Симон. – Дастся она затолкать себя в кадку с краской такому дуралею, как ты!
Эгерсид не знал, к кому повернуться прежде – к Симону или к Сократу.
А Симон продолжал:
– Недооцениваешь ты Коринну! Она-то поумней тебя. Она, брат, ученые разговоры слушает!
– Что врешь, чьи это разговоры?
– А вот наши! – Симон показал на Сократа и друзей. – Она слушает, когда мы тут рассуждаем о разном…
Коринна осторожно отвела ветки и глянула во дворик.
– Например, – Сократ поднял к оливе глаза, – о положении женщины в Афинах…
– Понятно, – сказал Эгерсид. – Про вас уже всякое болтают. Занимаетесь глупостями. Сами испорченные и Коринну портите. После этого чего удивляться, что у нее от ваших разговоров ум за разум зашел…
– А что хорошего может она услышать от тебя? – спросил Сократ. – Не станешь же ты говорить с ней о том, сколько выручаешь за окраску тканей? Надеюсь, ты не собираешься заполучить пятого раба к твоим четырем? Знаешь что, Эгерсид: чтоб быть нам с тобой равными соперниками, дам тебе добрый совет. Ты красишь ткани, я раскрашиваю скульптуры. Так что по ремеслу нам не в чем похваляться друг перед другом. Но тебе не хватает желания познать мир, как то пытаемся делать мы. А ведь в глазах Коринны это, быть может, многое значит. И вот что, Эгерсид: приходи к нам! Удостой нас своим участием!
– Чтоб ты меня учил? – насмешливо фыркнул Эгерсид. – С ума сошел! Это я пришел проучить тебя! Тебе это необходимо, как свинье – почесаться! – И красильщик с угрозой шагнул к Сократу. Тот встал. В напряженном ожидании дрогнули ветви оливы, замерли друзья. Сократ, притворяясь испуганным, попятился к ограде. Ободренный этим, Эгерсид пошел на него, сжимая кулаки.
И вдруг Сократ строго вымолвил:
– Слишком громко ты мыслишь. Твоя речь ясна: кулаком в челюсть… Только, дорогой красильщик… – Тут он внезапно схватил Эгерсида за обе руки, прижал их к его бокам. – Коли не хочешь ко мне в ученье, придется нам расстаться! Хайре!
Он поднял огромного парня и перебросил через ограду на улицу, словно мешок с фасолью.
Звук падения. Затем – оханье и брань.
Во дворике хохотали, с оливы со смехом соскользнула белая тень, а Эгерсид сидел за оградой на корточках, – думу думал. Думал он очень сильно и затрудненно, зато по существу: нет, так дело не пойдет. Погоди – увидишь! Я все-таки перекрашу Коринну в такой цвет, в какой пожелаю!
11
Сегодня вечером Селена была не так бледна, как обычно. Ее желтизна жгла и томила – словно кто-то капнул в нее кроваво-красного вина из того винограда, что принесли тогда в жертву гудийскому Дионису.
Цикады тоже… Неужели и им в кровь попала капля того вина, что звенят они как сумасшедшие, будто каждая воспевает свою влюбленность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144