И только не было тишины, привычной уже в Аоре, насыщенной шуршанием платьев женщин, всегда более изобретательных в одежде, мягкой поступью никуда не спешащих прохожих, еле слышным дыханием соседа рядом – тишины, чуть звенящей, как в летний полдень над полем клевера.
На этот раз на площади внизу гудела толпа – человек сорок – пятьдесят, да еще зрители на крышах, – гудела угрожающе и сердито мощным пчелиным ульем. А присмотревшись, можно было увидеть, что толпа не однородна, а разделена на две группы, медленно сближающиеся – стенка на стенку. И мелькали в сжатых кулаках матовые рукоятки «хлыстов», гаечные ключи «парализаторов» и дубинки-разрядники, черные и пружинящие, как и та, что висела на поясе у Капитана. Все походили друг на друга, как близнецы, отличаясь только одеждой. Женщины были чуть стройнее и тоньше и не столь атлетичные, как мужчины. Но и они не выделялись в толпе – так же вооруженные, одинаково яростные. Только гортанные выкрики выдавали эту ярость, и было непонятно, кто кричал, женщины или мужчины.
– Успели, – беззвучно сказал Стойкий и, выхватив неизвестно откуда черный «огурец» с воронкой на конце, послал вслед торопливый приказ: – Не упускать нас из виду.
– А это что? – полюбопытствовал Малыш, заинтересованный «огурцом».
– Дист. У вас есть оружие?
– Есть. Только другое.
– Сойдет. Шагайте.
– Как? Вниз?
Стойкий исчез и тотчас же возник внизу, пройдя свой короткий нуль-переход за какую-то долю секунды. За ним последовали и его спутники, в том числе и земляне, уже привыкшие к этому сказочному передвижению. Их было пятеро против пятидесяти, а те даже не заметили их появления.
– Что они не поделили? – спросил Капитан.
– Не знаю, – ответил Стойкий. – Возможно, площади.
– Разве одна здесь такая площадь?
– Конечно, нет. Но они не рассуждают.
– А мы здесь зачем? Помешать драке?
Стойкий удивленно посмотрел на Капитана:
– Мешать! Зачем? Пусть дерутся. Лишняя информация.
– Для кого?
– Для всех. А мы здесь для того, чтобы предотвратить насилие над природой.
Капитан не понял:
– Убийство?
– Убийство – это только уничтожение одного «я», субъекта, повод для перекройки. Насилие над природой – нарушение циклического равновесия, когда объект уже нельзя перекроить из-за нарушенной фактуры.
– Что он имеет в виду? – спросил Малыш.
– Членовредительство, – бросил Капитан. – Руку тебе оторвут или голову срежут – фактура нарушена. А это бывает? – спросил он у Стойкого.
– Редко. И не должно быть. Для того мы и предназначены. Сохранение фактуры – максимум информации. – Он повернул рычажок на черной поверхности «огурца», и лепестки-воронки засветились голубоватым светом. – Отстегни дубинку и не лезь в драку сам. Наблюдай за мной. Когда надо, скажу.
А толпа сходилась с нарастающей яростью – нерассуждающей и бессмысленной. Кто-то должен был начать: половчее ударить «хлыстом» или парализовать выбранную наугад жертву и запустить механизм всеобщей драки, хорошо налаженной, бесперебойной. Драться здесь, видимо, умели и любили.
И нашелся смельчак. Взметнулся лучик «хлыста», полоснул кого-то в толпе, и пошла пляска голубых молний, словно длинных и гибких фехтовальных клинков. А потом к ним присоединились парализаторы. Драчуны начали валиться, как игрушечные солдатики, все смешалось в свалке – и победители и побежденные, если только можно было их различить.
Стойкий держался в стороне, поигрывая светящимся «огурцом», и смотрел на дерущихся – ленивый и равнодушный зритель; но вдруг напрягся, как сжатая пружина, и нырнул в толпу. Он пробирался сквозь нее, не обращая внимания на удары «хлыстов», ловко уклоняясь от лучей парализаторов, устремленный к долговязому гедонийцу с черной пиратской повязкой на глазу и каким-то рыжим «бруском» в руке. Должно быть, именно этот «брусок» и мог совершить насилие над природой, предотвратить которое обязан был Стойкий. Мог, но не совершил. Открытый раствор «огурца» извергнул струю синеватого газа, и гедониец сразу обмяк, тут же подхваченный Стойким. Тот вынес его, сбросил к расписанной стенке туннеля и потер щеку, на которой вспухал багровый рубец.
– Больно? – сочувственно спросил Малыш.
Стойкий равнодушно отмахнулся.
– Пустяки. Фактура не нарушена. – Он подкинул на ладони продолговатый рыжий «брусок». – Электронный нож. Легко режет любую ткань. Интересно, где он его достал.
– Сирги, – перебил мысль спутник Стойкого. – Их штучки. Дают, не подумав, кому. Здесь еще один с ножом.
– Откуда ты знаешь? – не поверил Малыш.
– Мы должны знать.
– Мистика, – процедил сквозь зубы Малыш и вгляделся в толпу. – У кого нож?
– У вольного в черной рубахе. Шестой сектор.
Малыш не понял, что значит сектор в гедонийском понимании и почему он шестой, а не пятый, но вольного увидел. Тот уверенно действовал «хлыстом», зажатым в правой руке, а левую засунул в прорезь черной рубашки.
– Нужно обезвредить, – послал мысль Стойкий. – Кто пойдет?
– Я, – сказал Малыш. – Давай дубинку.
– С ума сошел! – закричал Капитан. – Тебя же собьют в два счета.
Но Малыш уже ворвался в толпу. Ловко орудуя дубинкой, уклоняясь от встречных ударов, боднул кого-то в живот, вовремя заметил руку с «хлыстом», направленным на него, ударил ребром ладони по этой руке, успел подхватить рукоятку «хлыста» и с оттяжкой, словно «хлыст» был нейлоновый, а не электронный, полоснул по надвинувшимся лицам, рукам, шеям. Кто-то взвыл от боли, кто-то упал, и Малыш продвинулся еще метров на пять. Он уже мог достать «хлыстом» вольного в черном, но не спешил: в конце концов, дубинка вернее, а не дубинка, так кулак не подведет. И вдруг что-то сверкнувшее обожгло ему плечи. Он зашатался от боли, перед глазами завертелись огненные колеса: попали, гады!
Он стиснул зубы и двинулся уже наугад, почти не видя, туда, где маячило черное пятно. И когда оно вдруг выросло перед ним, превратившись в сетку-шнуровку на загорелой спине вольного, он не задумываясь хлестнул дубинкой по этой спине – с размаху, изо всех сил. Гедониец охнул и осел, а Малыш подхватил его на плечи и, пошатываясь, двинулся назад, – так же как и Стойкий прикрываясь от ударов безжизненным телом – пусть хлещут: все равно на перекройку пойдет. Так он выбрался из толпы, сбросил обмякшее тело на полированный пластик площади и, пошарив за бортом черной шнуровки, вытащил прямоугольный рыжий брусочек.
– Держи, – бросил он Стойкому, и тот, поймав нож на лету, одобрил:
– Неплохо. Эта информация поможет тебе перейти к нам.
– К кому?
– К сверхлюдям.
Малыш вытер вспотевший лоб.
– Спасибо. Что-то не хочется. – Он осторожно повел плечами; спина нещадно горела, обожженная скользнувшим ножом вольного.
– Кто дал им эти ножи? – спросил Капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
На этот раз на площади внизу гудела толпа – человек сорок – пятьдесят, да еще зрители на крышах, – гудела угрожающе и сердито мощным пчелиным ульем. А присмотревшись, можно было увидеть, что толпа не однородна, а разделена на две группы, медленно сближающиеся – стенка на стенку. И мелькали в сжатых кулаках матовые рукоятки «хлыстов», гаечные ключи «парализаторов» и дубинки-разрядники, черные и пружинящие, как и та, что висела на поясе у Капитана. Все походили друг на друга, как близнецы, отличаясь только одеждой. Женщины были чуть стройнее и тоньше и не столь атлетичные, как мужчины. Но и они не выделялись в толпе – так же вооруженные, одинаково яростные. Только гортанные выкрики выдавали эту ярость, и было непонятно, кто кричал, женщины или мужчины.
– Успели, – беззвучно сказал Стойкий и, выхватив неизвестно откуда черный «огурец» с воронкой на конце, послал вслед торопливый приказ: – Не упускать нас из виду.
– А это что? – полюбопытствовал Малыш, заинтересованный «огурцом».
– Дист. У вас есть оружие?
– Есть. Только другое.
– Сойдет. Шагайте.
– Как? Вниз?
Стойкий исчез и тотчас же возник внизу, пройдя свой короткий нуль-переход за какую-то долю секунды. За ним последовали и его спутники, в том числе и земляне, уже привыкшие к этому сказочному передвижению. Их было пятеро против пятидесяти, а те даже не заметили их появления.
– Что они не поделили? – спросил Капитан.
– Не знаю, – ответил Стойкий. – Возможно, площади.
– Разве одна здесь такая площадь?
– Конечно, нет. Но они не рассуждают.
– А мы здесь зачем? Помешать драке?
Стойкий удивленно посмотрел на Капитана:
– Мешать! Зачем? Пусть дерутся. Лишняя информация.
– Для кого?
– Для всех. А мы здесь для того, чтобы предотвратить насилие над природой.
Капитан не понял:
– Убийство?
– Убийство – это только уничтожение одного «я», субъекта, повод для перекройки. Насилие над природой – нарушение циклического равновесия, когда объект уже нельзя перекроить из-за нарушенной фактуры.
– Что он имеет в виду? – спросил Малыш.
– Членовредительство, – бросил Капитан. – Руку тебе оторвут или голову срежут – фактура нарушена. А это бывает? – спросил он у Стойкого.
– Редко. И не должно быть. Для того мы и предназначены. Сохранение фактуры – максимум информации. – Он повернул рычажок на черной поверхности «огурца», и лепестки-воронки засветились голубоватым светом. – Отстегни дубинку и не лезь в драку сам. Наблюдай за мной. Когда надо, скажу.
А толпа сходилась с нарастающей яростью – нерассуждающей и бессмысленной. Кто-то должен был начать: половчее ударить «хлыстом» или парализовать выбранную наугад жертву и запустить механизм всеобщей драки, хорошо налаженной, бесперебойной. Драться здесь, видимо, умели и любили.
И нашелся смельчак. Взметнулся лучик «хлыста», полоснул кого-то в толпе, и пошла пляска голубых молний, словно длинных и гибких фехтовальных клинков. А потом к ним присоединились парализаторы. Драчуны начали валиться, как игрушечные солдатики, все смешалось в свалке – и победители и побежденные, если только можно было их различить.
Стойкий держался в стороне, поигрывая светящимся «огурцом», и смотрел на дерущихся – ленивый и равнодушный зритель; но вдруг напрягся, как сжатая пружина, и нырнул в толпу. Он пробирался сквозь нее, не обращая внимания на удары «хлыстов», ловко уклоняясь от лучей парализаторов, устремленный к долговязому гедонийцу с черной пиратской повязкой на глазу и каким-то рыжим «бруском» в руке. Должно быть, именно этот «брусок» и мог совершить насилие над природой, предотвратить которое обязан был Стойкий. Мог, но не совершил. Открытый раствор «огурца» извергнул струю синеватого газа, и гедониец сразу обмяк, тут же подхваченный Стойким. Тот вынес его, сбросил к расписанной стенке туннеля и потер щеку, на которой вспухал багровый рубец.
– Больно? – сочувственно спросил Малыш.
Стойкий равнодушно отмахнулся.
– Пустяки. Фактура не нарушена. – Он подкинул на ладони продолговатый рыжий «брусок». – Электронный нож. Легко режет любую ткань. Интересно, где он его достал.
– Сирги, – перебил мысль спутник Стойкого. – Их штучки. Дают, не подумав, кому. Здесь еще один с ножом.
– Откуда ты знаешь? – не поверил Малыш.
– Мы должны знать.
– Мистика, – процедил сквозь зубы Малыш и вгляделся в толпу. – У кого нож?
– У вольного в черной рубахе. Шестой сектор.
Малыш не понял, что значит сектор в гедонийском понимании и почему он шестой, а не пятый, но вольного увидел. Тот уверенно действовал «хлыстом», зажатым в правой руке, а левую засунул в прорезь черной рубашки.
– Нужно обезвредить, – послал мысль Стойкий. – Кто пойдет?
– Я, – сказал Малыш. – Давай дубинку.
– С ума сошел! – закричал Капитан. – Тебя же собьют в два счета.
Но Малыш уже ворвался в толпу. Ловко орудуя дубинкой, уклоняясь от встречных ударов, боднул кого-то в живот, вовремя заметил руку с «хлыстом», направленным на него, ударил ребром ладони по этой руке, успел подхватить рукоятку «хлыста» и с оттяжкой, словно «хлыст» был нейлоновый, а не электронный, полоснул по надвинувшимся лицам, рукам, шеям. Кто-то взвыл от боли, кто-то упал, и Малыш продвинулся еще метров на пять. Он уже мог достать «хлыстом» вольного в черном, но не спешил: в конце концов, дубинка вернее, а не дубинка, так кулак не подведет. И вдруг что-то сверкнувшее обожгло ему плечи. Он зашатался от боли, перед глазами завертелись огненные колеса: попали, гады!
Он стиснул зубы и двинулся уже наугад, почти не видя, туда, где маячило черное пятно. И когда оно вдруг выросло перед ним, превратившись в сетку-шнуровку на загорелой спине вольного, он не задумываясь хлестнул дубинкой по этой спине – с размаху, изо всех сил. Гедониец охнул и осел, а Малыш подхватил его на плечи и, пошатываясь, двинулся назад, – так же как и Стойкий прикрываясь от ударов безжизненным телом – пусть хлещут: все равно на перекройку пойдет. Так он выбрался из толпы, сбросил обмякшее тело на полированный пластик площади и, пошарив за бортом черной шнуровки, вытащил прямоугольный рыжий брусочек.
– Держи, – бросил он Стойкому, и тот, поймав нож на лету, одобрил:
– Неплохо. Эта информация поможет тебе перейти к нам.
– К кому?
– К сверхлюдям.
Малыш вытер вспотевший лоб.
– Спасибо. Что-то не хочется. – Он осторожно повел плечами; спина нещадно горела, обожженная скользнувшим ножом вольного.
– Кто дал им эти ножи? – спросил Капитан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70