Подъемные! – вспомнил он и хохотнул, вытирая рукой усы. – Не забыл еще родимую-то страну, Титов?
Серый, обшарпанный человечек молча допил пиво и встал:
– Премного благодарен, Дмитрий Силыч.
А Озеров все ждал и ждал, пока не вышел на улицу дородный господин Волчанинов, пока не дошел он до скучного дома у реки, пока не поднялся к себе на пятый этаж и не отомкнул длинным, затейливым ключом неприбранную холостяцкую комнату. Тут и отключился Озеров: что-то перехватило горло, чуть не вытошнило.
А сейчас, после экзаменационной шумихи, в десятом часу, когда школа наконец опустела и Озеров вытянулся у себя на кровати и ждал сна, перебирая в памяти цепи ассоциаций, вот сейчас и вспомнились опять и одесский дядя Мика, и нынешний господин Волчанинов. А главное, вспомнился отцовский наказ. Не должен ходить по земле этот человек. А он ходит. И от расплаты ушел. «Копейка тебе цена, Андрюшка Озеров!»
Он почувствовал, как кровь приливает к лицу, сердце бьется в груди все сильнее и на лбу выступают капельки пота. А ведь есть все-таки возможность расплаты – сама жизнь предоставляет ее. Озеров глубоко вздохнул, стиснул зубы и все забыл, кроме одного. Он припомнил большую грязную реку, склады и пристани на берегу и проделал снова тот же «телевизорный» путь, который прошел уже раз и который снова привел его в город на Рейне, в неприбранную холостяцкую комнату. Впрочем, сейчас она была уже прибрана, стол покрыт зеленой плюшевой скатертью, а знакомый господин с седыми подстриженными усами пересчитывал, раскладывая по столу, хрустящие денежные купюры.
Озеров передвинул изображение так, что и стол, и дядя Мика оказались сбоку, и, повернув браслет, бесшумно шагнул в комнату. Но у дяди Мики был волчий слух. Он сейчас же повернулся, прикрыл деньги руками и крикнул:
– Кто? – и сразу же повторил по-немецки: – Вер ист да?
Озеров не двигался и молчал, изучающе рассматривая Волчанинова, а тот с удивительной для его комплекции быстротой загнул над деньгами угол плюшевой скатерти и выхватил из кармана пистолет, похожий на «ТТ»: Озеров не очень-то разбирался в оружии.
– Руиг!
– А вы не узнали меня, дядя Мика? – спросил Озеров, не двигаясь.
– Руки на стол! – крикнул Волчанинов.
– У меня нет оружия, – сказал Озеров. – Вы приглядитесь, дядя Мика: говорят, я очень на отца похож.
Волчанинов вгляделся.
– Петр? – спросил он неуверенно. – То есть… неужели Андрюшка?
– Вот и узнали, – усмехнулся Озеров.
– Вроде действительно Петр. Вылитый. Оттуда?
– Конечно.
– А зачем? Турист?
Озеров кивнул.
– А сюда как вошел? Я дверь запер.
– Длинным таким ключиком, – засмеялся Озеров.
Волчанинов насторожился. Рука с пистолетом чуть-чуть дрогнула и поднялась.
– Откуда знаешь?
– Я многое знаю.
– Отмычкой открыл? Сдается мне, что ты совсем не турист. Подослали?
– А что, страшно? Сколько душ вы загубили, дядя Мика? Сколько людей продали? И думаете, ушли от расплаты? Не ушли.
– А ну, клади оружие! – скомандовал Волчанинов. – На стол! Разведчик из тебя липовый. И учти, не промахнусь.
Озеров вывернул карманы брюк. Посыпались семечки и крошки хлеба.
– Нет у меня оружия, видите?
Волчанинов оскалился недоброй улыбкой.
– На свои руки рассчитываешь? На приемчики? Как эго у вас называется, самбо или дзюдо? Да я из тебя, милок, одной левой паштет сотворю.
– Я драться не буду, – сказал Озеров и шагнул вперед.
– Стоять на месте! – приказал Волчанинов. – Стреляю.
Озеров повернул браслет. Что увидал Волчанинов, когда воздушная среда между ними превратилась в комнату Озерова? Может быть, непрозрачную туманность, какое-нибудь завихрение воздуха, игру света – Озеров не знал. Да и не стремился узнать. Укрывшись за своей синей каемкой, невидимый для дяди Мики, он продолжал наблюдать за ним. Тот глупо моргал глазами, протер их, подошел к двери, открыл ее, выглянул и опять закрыл, заглянул под стол и даже в окно, как будто Озеров мог спрятаться на карнизе. От разведчика всего можно было ожидать, и это отождествление его, тихони и мямли, с представителями одной из самых героических в нашей стране профессий, пожалуй, больше всего рассмешило Озерова. Но на войне – как на войне, говорят французы. Если тебя приняли за разведчика, продолжай игру. Противник растерян? Атакуй. Чем? Его же оружием.
Пистолет дяди Мики лежал на столе, охраняя денежные купюры, которые тот опять принялся пересчитывать. Но былого спокойствия уже не было. Он то и дело озирался, к чему-то прислушивался, оглядывался то на окно, то на дверь. Озеров приблизил изображение, взяв, как говорят в кино, пистолет крупным планом, создал проходимость, подождал, пока Волчанинов потянулся за очередной пачкой денег, и незаметно, беззвучно снял пистолет со стола. Тут даже волчье чутье бывшего гестаповца не обнаружило исчезновения пистолета. Дядя Мика продолжал свою бухгалтерскую работу.
И тут Озеров вышел снова, на этот раз из предосторожности оставив между собой и противником стол. Дядя Мика так и застыл с разинутым ртом и остекленевшим взглядом. Одно чувство владело им – ужас. Он уже ни о чем не спрашивал и ничего не старался понять. Только правая рука, как протез, механически шарила по столу.
– Он у меня, – сказал Озеров и показал пистолет.
– Когда взял?
– А разве это важно? – рассмеялся Озеров.
– Застрелишь?
– Обязательно.
– За что?
– Умный вы человек, дядя Мика, а задаете глупейший вопрос. Знаете, что мне отец сказал перед арестом? «Не должен ходить по земле этот человек». Это о вас.
– Так когда это было? – с наигранным смирением заговорил Волчанинов. – Война тогда шла, Андрюша. Все воевали – кто с кем. Ну, мы с твоим отцом в разных лагерях оказались, бывает. Да ведь кончилась война-то. Давным-давно кончилась.
Озеров не выдержал. До сих пор он говорил спокойно и тихо, а здесь не смог.
– Для кого кончилась? – закричал он. – Для честных людей кончилась. А для вас – нет. Это ваша профессия. Чужой кровью торговать. И сейчас подторговываете. Продали Титова? Продали.
– Я ошибся, – прошептал Волчанинов.
– В чем?
– В тебе. Сказал, что ты липовый разведчик. А ты даже об этом знаешь. От него?
– Кому что скажет этот проданный человек? – Озеров указал пистолетом на пачку денег. – Вот это больше говорит. Плата за головы?
– Бери! – прохрипел Волчанинов и подвинул деньги на край стола.
– Ничему вы не научились, дядя Мика, – вздохнул Озеров.
«Неужели выстрелю? – подумал он. – Выстрелю».
Должно быть, это понял и дядя Мика.
– Это самосуд, Андрюша, – заторопился он. – Не похвалят за это у вас. Судить еще будут за самоволку.
– Оправдают, – убежденно сказал Озеров и прицелился.
– Цу хильфе! – завизжал Волчанинов. – Шнель! Шнель!
Но Озеров уже нажал курок. Пистолет негромко хлопнул несколько раз, и тело Волчанинова начало медленно оседать на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Серый, обшарпанный человечек молча допил пиво и встал:
– Премного благодарен, Дмитрий Силыч.
А Озеров все ждал и ждал, пока не вышел на улицу дородный господин Волчанинов, пока не дошел он до скучного дома у реки, пока не поднялся к себе на пятый этаж и не отомкнул длинным, затейливым ключом неприбранную холостяцкую комнату. Тут и отключился Озеров: что-то перехватило горло, чуть не вытошнило.
А сейчас, после экзаменационной шумихи, в десятом часу, когда школа наконец опустела и Озеров вытянулся у себя на кровати и ждал сна, перебирая в памяти цепи ассоциаций, вот сейчас и вспомнились опять и одесский дядя Мика, и нынешний господин Волчанинов. А главное, вспомнился отцовский наказ. Не должен ходить по земле этот человек. А он ходит. И от расплаты ушел. «Копейка тебе цена, Андрюшка Озеров!»
Он почувствовал, как кровь приливает к лицу, сердце бьется в груди все сильнее и на лбу выступают капельки пота. А ведь есть все-таки возможность расплаты – сама жизнь предоставляет ее. Озеров глубоко вздохнул, стиснул зубы и все забыл, кроме одного. Он припомнил большую грязную реку, склады и пристани на берегу и проделал снова тот же «телевизорный» путь, который прошел уже раз и который снова привел его в город на Рейне, в неприбранную холостяцкую комнату. Впрочем, сейчас она была уже прибрана, стол покрыт зеленой плюшевой скатертью, а знакомый господин с седыми подстриженными усами пересчитывал, раскладывая по столу, хрустящие денежные купюры.
Озеров передвинул изображение так, что и стол, и дядя Мика оказались сбоку, и, повернув браслет, бесшумно шагнул в комнату. Но у дяди Мики был волчий слух. Он сейчас же повернулся, прикрыл деньги руками и крикнул:
– Кто? – и сразу же повторил по-немецки: – Вер ист да?
Озеров не двигался и молчал, изучающе рассматривая Волчанинова, а тот с удивительной для его комплекции быстротой загнул над деньгами угол плюшевой скатерти и выхватил из кармана пистолет, похожий на «ТТ»: Озеров не очень-то разбирался в оружии.
– Руиг!
– А вы не узнали меня, дядя Мика? – спросил Озеров, не двигаясь.
– Руки на стол! – крикнул Волчанинов.
– У меня нет оружия, – сказал Озеров. – Вы приглядитесь, дядя Мика: говорят, я очень на отца похож.
Волчанинов вгляделся.
– Петр? – спросил он неуверенно. – То есть… неужели Андрюшка?
– Вот и узнали, – усмехнулся Озеров.
– Вроде действительно Петр. Вылитый. Оттуда?
– Конечно.
– А зачем? Турист?
Озеров кивнул.
– А сюда как вошел? Я дверь запер.
– Длинным таким ключиком, – засмеялся Озеров.
Волчанинов насторожился. Рука с пистолетом чуть-чуть дрогнула и поднялась.
– Откуда знаешь?
– Я многое знаю.
– Отмычкой открыл? Сдается мне, что ты совсем не турист. Подослали?
– А что, страшно? Сколько душ вы загубили, дядя Мика? Сколько людей продали? И думаете, ушли от расплаты? Не ушли.
– А ну, клади оружие! – скомандовал Волчанинов. – На стол! Разведчик из тебя липовый. И учти, не промахнусь.
Озеров вывернул карманы брюк. Посыпались семечки и крошки хлеба.
– Нет у меня оружия, видите?
Волчанинов оскалился недоброй улыбкой.
– На свои руки рассчитываешь? На приемчики? Как эго у вас называется, самбо или дзюдо? Да я из тебя, милок, одной левой паштет сотворю.
– Я драться не буду, – сказал Озеров и шагнул вперед.
– Стоять на месте! – приказал Волчанинов. – Стреляю.
Озеров повернул браслет. Что увидал Волчанинов, когда воздушная среда между ними превратилась в комнату Озерова? Может быть, непрозрачную туманность, какое-нибудь завихрение воздуха, игру света – Озеров не знал. Да и не стремился узнать. Укрывшись за своей синей каемкой, невидимый для дяди Мики, он продолжал наблюдать за ним. Тот глупо моргал глазами, протер их, подошел к двери, открыл ее, выглянул и опять закрыл, заглянул под стол и даже в окно, как будто Озеров мог спрятаться на карнизе. От разведчика всего можно было ожидать, и это отождествление его, тихони и мямли, с представителями одной из самых героических в нашей стране профессий, пожалуй, больше всего рассмешило Озерова. Но на войне – как на войне, говорят французы. Если тебя приняли за разведчика, продолжай игру. Противник растерян? Атакуй. Чем? Его же оружием.
Пистолет дяди Мики лежал на столе, охраняя денежные купюры, которые тот опять принялся пересчитывать. Но былого спокойствия уже не было. Он то и дело озирался, к чему-то прислушивался, оглядывался то на окно, то на дверь. Озеров приблизил изображение, взяв, как говорят в кино, пистолет крупным планом, создал проходимость, подождал, пока Волчанинов потянулся за очередной пачкой денег, и незаметно, беззвучно снял пистолет со стола. Тут даже волчье чутье бывшего гестаповца не обнаружило исчезновения пистолета. Дядя Мика продолжал свою бухгалтерскую работу.
И тут Озеров вышел снова, на этот раз из предосторожности оставив между собой и противником стол. Дядя Мика так и застыл с разинутым ртом и остекленевшим взглядом. Одно чувство владело им – ужас. Он уже ни о чем не спрашивал и ничего не старался понять. Только правая рука, как протез, механически шарила по столу.
– Он у меня, – сказал Озеров и показал пистолет.
– Когда взял?
– А разве это важно? – рассмеялся Озеров.
– Застрелишь?
– Обязательно.
– За что?
– Умный вы человек, дядя Мика, а задаете глупейший вопрос. Знаете, что мне отец сказал перед арестом? «Не должен ходить по земле этот человек». Это о вас.
– Так когда это было? – с наигранным смирением заговорил Волчанинов. – Война тогда шла, Андрюша. Все воевали – кто с кем. Ну, мы с твоим отцом в разных лагерях оказались, бывает. Да ведь кончилась война-то. Давным-давно кончилась.
Озеров не выдержал. До сих пор он говорил спокойно и тихо, а здесь не смог.
– Для кого кончилась? – закричал он. – Для честных людей кончилась. А для вас – нет. Это ваша профессия. Чужой кровью торговать. И сейчас подторговываете. Продали Титова? Продали.
– Я ошибся, – прошептал Волчанинов.
– В чем?
– В тебе. Сказал, что ты липовый разведчик. А ты даже об этом знаешь. От него?
– Кому что скажет этот проданный человек? – Озеров указал пистолетом на пачку денег. – Вот это больше говорит. Плата за головы?
– Бери! – прохрипел Волчанинов и подвинул деньги на край стола.
– Ничему вы не научились, дядя Мика, – вздохнул Озеров.
«Неужели выстрелю? – подумал он. – Выстрелю».
Должно быть, это понял и дядя Мика.
– Это самосуд, Андрюша, – заторопился он. – Не похвалят за это у вас. Судить еще будут за самоволку.
– Оправдают, – убежденно сказал Озеров и прицелился.
– Цу хильфе! – завизжал Волчанинов. – Шнель! Шнель!
Но Озеров уже нажал курок. Пистолет негромко хлопнул несколько раз, и тело Волчанинова начало медленно оседать на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16