Ведь это география нашего мира.
– А может быть, у них та же география. И Лондон на том же месте, и Париж. Вероятно, совсем другие, но место-то одно. На том же меридиане.
Оба умолкли, подавленные сложностью удивительной и едва ли объяснимой загадки.
– Будем ставить опыт, – сказал Хмелик. – Сначала положим на место этот фальшивый жемчуг. Туда, где ты его взял.
– Я не помню, где я его взял, – печально промолвил Озеров.
– Улицу не помнишь?
– Ни улицу, ни дом. Кто знает, сколько ювелирных магазинов в Лондоне. А браслет сам найти не может.
– Ты забываешь, что это, возможно, кибернетическое устройство. Следовательно, у него есть «память». Если он показал тебе эту витрину, значит, он ее запомнил. А что ты запомнил на этой витрине?
– Только подставку, на которой лежало ожерелье.
– Вот и представь себе эту подставку. Поотчетливей и покрупней.
Озеров задумчиво повернул браслет. И мгновенно перед ними в синем «окошке» материализовалась хрустальная подставка с точно такой же ниткой жемчуга, какая лежала у них на столе. Оба захохотали.
– Дай-ка я положу, – возбужденно сказал Хмелик.
Озеров превратил «окно» в «дверь», и Хмелик с каменным лицом осторожно-осторожно водрузил одно ожерелье на другое. Подставка с жемчугом растаяла в воздухе.
– Чудовищно интересно, – сказал Хмелик. Он уже не глядел на Озерова, о чем-то задумавшись.
Оба молчали. Один – с чувством гордости, как обладатель Аладдинова чуда, другой – сосредоточенно размышляя о каких-то неведомых партнеру перспективах. Хмелик молчал долго. Озеров уже два раза спрашивал его: «Ну, а теперь что?» Но Хмелик словно не слышал вопроса. Наконец он достал тоненькую папку бумаг, скрепленных в скоросшивателе, просмотрел их и сказал, словно подумал вслух, явно не обращаясь к Озерову:
– Они выехали в четверг, – он загнул два пальца, – значит, только к утру будут в Лондоне. Сейчас, должно быть, где-то в Северном море. У нас первый час; у них, очевидно, десятый. Самое время – никто не спит.
– Ты о чем? – спросил Озеров.
– Надо найти наш теплоход. Следует курсом Ленинград – Лондон, через Кильский канал и Северное море.
– Зачем тебе?
– Треба одного человечка повидать. Срочно. Едет в Лондон на симпозиум по вопросам машинного перевода.
– А ты при чем?
– Материалы к докладу вместе готовили. И тема общая: задачи дискретной экстраполяции. Да ты, гуманитарий, все равно не поймешь.
– Почему? – обиделся Озеров. – Как-никак имею некоторое отношение к языкам.
– Вот именно: некоторое. Не зная языка, не переведешь. А машина переводит. Когда Игорь уже уехал – этот самый хлопец и есть, – мы кое-что сделали в группе. Буквально позавчера. У нас было шестнадцать образцов перевода с грузинского на арабский. И ничего больше – ни грамматики, ни словарей. И представь себе: чисто формальными автоматными методами удалось правильно перевести кусок совсем нового текста. Ты соображаешь, что это для математики?
– Почему математики? – не понял Озеров.
– Чудак, суть-то ведь в алгоритмах, перерабатывающих буквенную информацию. Игорь с этого и начнет. А вот с такой тетрадкой, – Хмелик торжественно потряс скоросшивателем, – совсем другой вес получится. Как в боксе. Из полусреднего в полутяжелый.
Озеров задумался. Идея Хмелика казалась все более неосуществимой.
– А как искать теплоход? Телевизорным способом? Елозить по морю туда-сюда? Между прочим, это сотни тысяч квадратных километров. И в темноте. Это тебе не улица – фонарей нет.
– Там другой пояс времени. Еще не ночь.
– Сам по себе браслет не найдет, – продолжал сомневаться Озеров, – а я этот теплоход даже на фото не видел.
– Другие видел. А все пассажирские лайнеры примерно на одно лицо. Кроме того, я дам координаты. Это во-первых. Теплоход белый, однотрубный, над трубой, вероятно, витки дыма, на корме крупно название «Эстония» латинскими буквами. На носу тоже. Представить сможешь. А во-вторых, у нас есть карта с маршрутными рейсами. – Хмелик достал атлас, раскрыл его и ткнул карандашом в Кильский канал. – Пунктирчик видишь? Это и есть наш рейс. Заводи игрушку и веди карандашом по пунктирной линии прямо к берегам Англии. До конца не доводи: они еще в пути. Браслет – устройство умное: поймет.
Озеров посмотрел на карту, повернул браслет, провел карандашом требуемую линию и представил себе вечернее море без берегов, темную, почти черную пучину с завихряющимися барашками волн. Таким оно и предстало перед ними, обрезав половину комнаты; возникло в кипучем, стремительном движении, как будто они с Хмеликом наблюдали его с низко летящего вертолета или с борта морского быстроходного катера, Хмелик даже взвыл от восторга:
– Настоящее! Чудеса в решете!
– Все настоящее, – сухо сказал Озеров, – только теплохода нет.
– Найдем, – объявил Хмелик, – я в эту игрушку верю. Настраивай его на теплоход, настраивай! – закричал он. – Большой, высокий, широченная труба, дым клубится, на корме – «Эстония» латинскими буквами. Что такое латинский шрифт, браслет, конечно, не знает, ты представь зрительно. Подхлестни мозг, старик, воспроизведи картину. Ей-богу, не трудно.
Озеров вспомнил теплоходы в одесском порту и моментально представил себе круглую высокую корму с крупной латинской надписью. И она появилась перед ними, вырванная невидимым джинном из бескрайней водяной пучины, слитного свинца моря и неба.
– Нашли! – радостно прошептал Хмелик и толкнул Озерова. – Объезжай.
Озеров повиновался, и лайнер повернулся к ним боком; его высоченный борт уходил под потолок комнаты, обрезанный синей светящейся ленточкой. Казалось, можно было коснуться белой металлической обшивки. Хмелик так и сделал, но его рука вошла в борт, как в воздух.
– Понятно, – сказал он, – касание не полное. Следующий этап – нуль-проход. А какая каемочка?
– Оранжевая, я говорил уже. А почему они светятся?
– Откуда я знаю? Перед нами физически необъяснимое чудо. По крайней мере, законами нашей физики. Во всяком случае, это не аргон и неон. Можно предположить какие-то атмосферные явления на границах слоев воздуха различной плотности, но лучше подумать скопом. Тут много умов понадобится.
Белая стена борта растворилась в пустынной прогулочной палубе с покинутыми уже шезлонгами и закрытыми оконными жалюзи кают первого класса, – это Озеров подумал о населении теплохода. Невидимый объектив телевизора, как ножом, разрезал всю линию примыкающих к борту кают, но Игоря Хмелик не обнаружил. Звуки рояля, доносившиеся из открытых дверей, привели в голубой салон, где одиноко музицировала седая горбоносая дама. За мелькнувшей в коридоре белой курткой официанта проследовали в ресторан, светлый и шумный. Медленно маневрировали между столиков, разглядывая пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– А может быть, у них та же география. И Лондон на том же месте, и Париж. Вероятно, совсем другие, но место-то одно. На том же меридиане.
Оба умолкли, подавленные сложностью удивительной и едва ли объяснимой загадки.
– Будем ставить опыт, – сказал Хмелик. – Сначала положим на место этот фальшивый жемчуг. Туда, где ты его взял.
– Я не помню, где я его взял, – печально промолвил Озеров.
– Улицу не помнишь?
– Ни улицу, ни дом. Кто знает, сколько ювелирных магазинов в Лондоне. А браслет сам найти не может.
– Ты забываешь, что это, возможно, кибернетическое устройство. Следовательно, у него есть «память». Если он показал тебе эту витрину, значит, он ее запомнил. А что ты запомнил на этой витрине?
– Только подставку, на которой лежало ожерелье.
– Вот и представь себе эту подставку. Поотчетливей и покрупней.
Озеров задумчиво повернул браслет. И мгновенно перед ними в синем «окошке» материализовалась хрустальная подставка с точно такой же ниткой жемчуга, какая лежала у них на столе. Оба захохотали.
– Дай-ка я положу, – возбужденно сказал Хмелик.
Озеров превратил «окно» в «дверь», и Хмелик с каменным лицом осторожно-осторожно водрузил одно ожерелье на другое. Подставка с жемчугом растаяла в воздухе.
– Чудовищно интересно, – сказал Хмелик. Он уже не глядел на Озерова, о чем-то задумавшись.
Оба молчали. Один – с чувством гордости, как обладатель Аладдинова чуда, другой – сосредоточенно размышляя о каких-то неведомых партнеру перспективах. Хмелик молчал долго. Озеров уже два раза спрашивал его: «Ну, а теперь что?» Но Хмелик словно не слышал вопроса. Наконец он достал тоненькую папку бумаг, скрепленных в скоросшивателе, просмотрел их и сказал, словно подумал вслух, явно не обращаясь к Озерову:
– Они выехали в четверг, – он загнул два пальца, – значит, только к утру будут в Лондоне. Сейчас, должно быть, где-то в Северном море. У нас первый час; у них, очевидно, десятый. Самое время – никто не спит.
– Ты о чем? – спросил Озеров.
– Надо найти наш теплоход. Следует курсом Ленинград – Лондон, через Кильский канал и Северное море.
– Зачем тебе?
– Треба одного человечка повидать. Срочно. Едет в Лондон на симпозиум по вопросам машинного перевода.
– А ты при чем?
– Материалы к докладу вместе готовили. И тема общая: задачи дискретной экстраполяции. Да ты, гуманитарий, все равно не поймешь.
– Почему? – обиделся Озеров. – Как-никак имею некоторое отношение к языкам.
– Вот именно: некоторое. Не зная языка, не переведешь. А машина переводит. Когда Игорь уже уехал – этот самый хлопец и есть, – мы кое-что сделали в группе. Буквально позавчера. У нас было шестнадцать образцов перевода с грузинского на арабский. И ничего больше – ни грамматики, ни словарей. И представь себе: чисто формальными автоматными методами удалось правильно перевести кусок совсем нового текста. Ты соображаешь, что это для математики?
– Почему математики? – не понял Озеров.
– Чудак, суть-то ведь в алгоритмах, перерабатывающих буквенную информацию. Игорь с этого и начнет. А вот с такой тетрадкой, – Хмелик торжественно потряс скоросшивателем, – совсем другой вес получится. Как в боксе. Из полусреднего в полутяжелый.
Озеров задумался. Идея Хмелика казалась все более неосуществимой.
– А как искать теплоход? Телевизорным способом? Елозить по морю туда-сюда? Между прочим, это сотни тысяч квадратных километров. И в темноте. Это тебе не улица – фонарей нет.
– Там другой пояс времени. Еще не ночь.
– Сам по себе браслет не найдет, – продолжал сомневаться Озеров, – а я этот теплоход даже на фото не видел.
– Другие видел. А все пассажирские лайнеры примерно на одно лицо. Кроме того, я дам координаты. Это во-первых. Теплоход белый, однотрубный, над трубой, вероятно, витки дыма, на корме крупно название «Эстония» латинскими буквами. На носу тоже. Представить сможешь. А во-вторых, у нас есть карта с маршрутными рейсами. – Хмелик достал атлас, раскрыл его и ткнул карандашом в Кильский канал. – Пунктирчик видишь? Это и есть наш рейс. Заводи игрушку и веди карандашом по пунктирной линии прямо к берегам Англии. До конца не доводи: они еще в пути. Браслет – устройство умное: поймет.
Озеров посмотрел на карту, повернул браслет, провел карандашом требуемую линию и представил себе вечернее море без берегов, темную, почти черную пучину с завихряющимися барашками волн. Таким оно и предстало перед ними, обрезав половину комнаты; возникло в кипучем, стремительном движении, как будто они с Хмеликом наблюдали его с низко летящего вертолета или с борта морского быстроходного катера, Хмелик даже взвыл от восторга:
– Настоящее! Чудеса в решете!
– Все настоящее, – сухо сказал Озеров, – только теплохода нет.
– Найдем, – объявил Хмелик, – я в эту игрушку верю. Настраивай его на теплоход, настраивай! – закричал он. – Большой, высокий, широченная труба, дым клубится, на корме – «Эстония» латинскими буквами. Что такое латинский шрифт, браслет, конечно, не знает, ты представь зрительно. Подхлестни мозг, старик, воспроизведи картину. Ей-богу, не трудно.
Озеров вспомнил теплоходы в одесском порту и моментально представил себе круглую высокую корму с крупной латинской надписью. И она появилась перед ними, вырванная невидимым джинном из бескрайней водяной пучины, слитного свинца моря и неба.
– Нашли! – радостно прошептал Хмелик и толкнул Озерова. – Объезжай.
Озеров повиновался, и лайнер повернулся к ним боком; его высоченный борт уходил под потолок комнаты, обрезанный синей светящейся ленточкой. Казалось, можно было коснуться белой металлической обшивки. Хмелик так и сделал, но его рука вошла в борт, как в воздух.
– Понятно, – сказал он, – касание не полное. Следующий этап – нуль-проход. А какая каемочка?
– Оранжевая, я говорил уже. А почему они светятся?
– Откуда я знаю? Перед нами физически необъяснимое чудо. По крайней мере, законами нашей физики. Во всяком случае, это не аргон и неон. Можно предположить какие-то атмосферные явления на границах слоев воздуха различной плотности, но лучше подумать скопом. Тут много умов понадобится.
Белая стена борта растворилась в пустынной прогулочной палубе с покинутыми уже шезлонгами и закрытыми оконными жалюзи кают первого класса, – это Озеров подумал о населении теплохода. Невидимый объектив телевизора, как ножом, разрезал всю линию примыкающих к борту кают, но Игоря Хмелик не обнаружил. Звуки рояля, доносившиеся из открытых дверей, привели в голубой салон, где одиноко музицировала седая горбоносая дама. За мелькнувшей в коридоре белой курткой официанта проследовали в ресторан, светлый и шумный. Медленно маневрировали между столиков, разглядывая пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16