Озеров чувствовал, как пальцы Хмелика все сильнее впиваются в его руку, и наконец Хмелик вскрикнул:
– Стой! Он.
Озеров увидел близорукого блондина лет тридцати, с аппетитом обсасывающего куриную косточку. Его модный элегантный костюм радужно поблескивал в свете люстры, как нефтяная пленка на мокром асфальте.
– Где будем выходить? – спросил Озеров.
– Погоди, не отключайся, – заторопился Хмелик, открыл шкаф и принес два пиджака. – Мы с тобой примерно одной комплекции, а то как-то неудобно в одних рубашках. Все-таки заграничный рейс.
Озеров поднял «окно» до шлюпочной палубы. Здесь в окружении огромных, затянутых брезентом шлюпок можно было высадить целый десант. В свете далекого фонаря виднелись надраенные доски палубы с просмоленно-черными стыками. Озеров, перешагнув оранжевую ленточку, постучал каблуком по этим доскам.
– Еще один парадокс – арифметический, – обернулся он к Хмелику. – Чему равен человеческий шаг? В данном случае тысяче километров. А может, и двум.
– Давай, давай, – подтолкнул его Хмелик, – пошли, – и прыгнул на палубу.
За ним Озеров. И сразу все, что осталось позади, – Москва, набережная, их восьмиэтажный дом, комната Хмелика – скрылось за сумеречной мглой моря и неба. В пролете палубы гулял соленый морской ветер. Глубоко внизу пенились неразличимые в брызгах вороненые волны.
– Валька, наверно, уже пришла и потрясена: меня нет и записки нет. А как хорошо, Андрей! – проговорил Хмелик, впервые называя Озерова по имени. Глаза его искрились неподдельным восторгом. – Как жаль, что человечество еще не владеет этим открытием!
Они спустились по трапу двумя этажами ниже и вошли в ресторан. Хмелик решительно подошел к уже знакомому столику и, указав Озерову на свободное место, спросил не без лукавинки в голосе:
– Может быть, разрешите присесть?
Блондин в поблескивающем костюме, не узнавая, а может быть, просто не вглядываясь, кивнул.
– Недели не прошло, а он уже не узнает друзей и соратников. Ау, Игорь, ку-ку!
Игорь положил на стол обкусанный ломтик хлеба и надел очки.
– Севка! – воскликнул он. – Ты или не ты?
– «Кто знает, ты явь или призрак… ты будешь ли, есть ли, была ль?» – продекламировал Хмелик.
Зрачки Игоря за очками разлились до белков.
– Откуда вы? Каким образом? – И вдруг с ноткой испуга: – Что-нибудь случилось?
– Случилось. – Хмелик положил на стол свою папку. – Пока ты плыл, Лялька целый кусок выдала.
– Какая Лялька? – спросил Озеров.
– Наше кибернетическое сокровище. Не мешай, – отмахнулся Хмелик и продолжал, почти гипнотизируя Игоря. – Еще при тебе Мишка Поливанов над программой работал?
– При мне, – кивнул Игорь. – С грузинского на арабский. Не поет.
– Запела, – сказал Хмелик. – Данелия произвольный текст взял. Из курса статистической физики на грузинском. В основе программы те же образцы перевода. Мы даже букв не знаем, ни грузинских, ни арабских, – он обернулся к Озерову, – а она выдала.
– А верно? – усомнился Игорь. – Вдруг абракадабра?
– Сверяли. Вот погляди, – он подтолкнул папку к Игорю, – тут все данные.
Игорь медленно перелистал подшитые записи, потом начал читать. О чем-то спросил Хмелика, тот ответил. Еще вопрос и ответ, но для Озерова с таким же успехом разговор мог продолжаться и по-грузински и по-арабски.
– …точнейшая обработка буквенной информации.
– …дискретная экстраполяция отображения.
– …а правила эквивалентных преобразований?
– …а язык для сокращенных записей алгоритмов?
– А закусить здесь можно? – не выдержал Озеров: с подноса проходившего мимо официанта пахло чем-то невыносимо вкусным.
– Идея! – хохотнул, отвлекаясь от разговора, Хмелик и остановил официанта: – Сообразите нам что-нибудь из ужина. Только быстро.
– Шницель?
– Два и бутылку рижского. А ты, Игорь, рассчитайся и ступай к себе. Доклад дополнять придется: как-никак новый компонент!
Игорь нерешительно поднялся; что-то его смущало.
– А как вы догнали нас? На самолете?
– На вертолете. Иди.
– А с каютой как? Устроились?
– В салоне на рояле. Иди, иди!
– Мистика, – пробормотал Игорь, – ей-богу, мистика.
– Физика! – заорал Хмелик. – Чистая физика!
Игорь ушел с драгоценной папкой, а Хмелик с Озеровым молча доели принесенный официантом шницель и так же молча поднялись на палубу. Из-за облака выглянула луна, разрезав черную гладь моря блестящим клинком. Хмелик сказал мечтательно:
– Теперь только я понимаю твои приключения, Андрейка. Это как магнит. Неплохо бы так скоротать ночь в каком-нибудь шезлонге, а утром в Лондон.
– Зачем ночь коротать? – равнодушно заметил Озеров. – Можно и прямо в Лондон. Хоть сейчас.
– Нет уж, не надо, – вздохнул Хмелик. – Давай в Москву.
ЧЕЛОВЕК-БРАСЛЕТ. ПО МАРШРУТАМ ЖЮЛЯ ВЕРНА
Озеров пришел к Хмелику обычным евклидовым путем, поднявшись на лифте вместе с высоким, тщательно одетым и похожим на англичанина человеком с проседью в коротко подстриженных волосах. Это был коллега Хмелика по университету, профессор с физфака Сошин. Следом пришел уже совсем седой, но значительно менее отутюженный профессор-геолог Гиллер. Их уже ожидали и бурно приветствовали хозяин и его ровесники – хирург Губин и океанолог Минченко.
Стол из комнаты был вынесен, хотя Озеров уверял, что он ничему не помешает. Вместо стола водрузили на тумбочке привезенный с электрозавода прожектор.
– Это зачем? – удивился Озеров.
– Увидишь, – загадочно ответил Хмелик.
Он зашторил окно, и в полумраке браслет Озерова тотчас же приобрел видимость, освещенный изнутри слабым розоватым мерцанием. А в двух шагах сквозь щель между шторами властно пробивался воскресный солнечный день, и его пронизанные пляшущими пылинками лучики делили затемненную комнату на две зоны. В одной разместились хозяин и гости, в другой должно было открыться им непостижимое озеровское «окно».
– Леди и джентльмены, – с иронической торжественностью начал Хмелик, – коллеги! Наша авторитетная аудитория включает двух докторов и трех кандидатов наук по специальностям, непосредственно заинтересованным в эксперименте. Каждый о нем уже в общих чертах информирован. Поэтому симпозиум по вопросам работы уникального кибернетического устройства под условным названием «человек-браслет» можно считать открытым.
– Нельзя ли серьезнее? – недовольно откликнулся Сошин. – Я вас не узнаю, Хмелик.
– Это совершенно сознательно, Павел Викторович. Эксперимент настолько необычен, настолько граничит с чудом, что какая-то доза юмора – просто средство самозащиты. Когда я увидал это в первый раз, сознание собственного бессилия, невозможности научно объяснить увиденное подавляло чуть ли не до отчаяния.
Хмелик воспользовался паузой, последовавшей за его репликой, и продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16