— Конечно. Если бы вы знали, где я был час назад. И в какой компании.
— Где вы были час назад?
— Час назад я сидел в склепе без окон и дверей, полном аппетитных крыс, — она испуганно сжалась. — А теперь я имею возможность смотреть на вас…
— Играете во влюбленного рыцаря? — забыла она о крысах. — Как я от этого устала…
— Нет, мне и в самом деле приятно находиться в вашем обществе. С тех пор, как я увидел вас, я мечтал только о нем…
— О чем мечтали? — переспросила механически.
— О вашем обществе.
— Послушайте, влюбленный оптимист, я тут подсчитала, что через пятнадцать минут я, а теперь мы, умрем в конвульсиях… Видели в кино, как в ванную к нежащейся в пене жертве бросают электроприбор?
Вода уже подобралась к трубе.
— Видел, — сказал я, отметив это. Неприятное зрелище. Но, как вы сказали, я оптимист, и потому пятнадцать минут жизни для меня — это очень много.
Сказав, я вспомнил Надежду с ее экстремальным сексом. Увидел ее в искореженной машине, покачивающейся над пропастью. Увидел, как они с майором Мишей, повоевавшем во многих горячих точках, страстно любят друг друга; любят, забыв обо всем на свете, забыв о смерти, схватившей их железными объятиями.
Нет, все-таки любое отклонение, любая мания — это зараза. Стоит простаку напеть, образно выражаясь и в картинках, что кончик носа — это самая из самых эрогенных зон, так он сунет его, непременно сунет, куда намекнут, сунет при первом же удобном случае. Так и с Надеждой. Врала она, не врала про свои экстремальные экзерсисы, а ведь зацепила, заинтриговала, ведь уже формируется в голове мысль, пусть призрачная, как склонить любимую девушку к соитию на чугунной трубе, как все устроить, чтобы взаимный оргазм случился ровно за три секунды до убийственного электрического разряда.
Призрачную думу об устроении соития с любимой девушкой на чугунной трубе, прервала перпендикулярная мысль:
— А может, она, Надежда, специально нас здесь свела? В расчете, что я растленный ее рассказами, начну экстремальничать? И сейчас смотрит на меня сквозь глазок в потолке или стене, смотрит, потирая белы руки, потирая белы руки, потому что видит на моем лице тлетворное действие метастазов своего безумства? С нее станется…
Я обвел беспокойным взглядом потолок и стены помещения. Ничего похожего на глазок не обнаружив, вновь устремил внимание на девушку.
Вода добралась до трубы.
— Двенадцать минут до разряда… — проговорила она, как-то странно посмотрев. Может, и ей рассказывала Надежда о замечательно короткой жизни и необыкновенной смерти майора Миши? Оргазм — это ведь тоже разряд, но сексуальный. «Нет, — никакой любви на краю, — подумал я. — Надо что-то придумать. Ау-у! Судьба-спасительница, где ты?»
Судьба не откликнулась. «Ушла со стадиона, посчитав мой матч с жизнью безнадежно проигранным», — вздохнул я. И, решив занять освободившееся место, то есть сам стать кузнецом своего счастья, принялся за дело:
— Милая Наталья… — и был прерван:
— Называйте меня просто Натальей.
Я собирался сказать, что никакого разряда не будет, так как в нужный момент можно оборвать провод (и остаться вдвоем в кромешной темноте!), но высокомерность девушки меня остановила.
— А как вас зовут, маркиз? Вы не представились… — спросила сладко, увидев, что лицо мое насупилось.
— Вы не помните? — обиделся я вторично. — Когда-то мы знакомились в моей квартире…
Вода покрыла ее ступни.
— Припоминаю… Что в вашей квартире, — виновато улыбнулась, и обида ушла.
— Зовите меня Женей, — подплыл я поближе к ее ногам.
— Очень приятно. Вы хотели мне что-то предложить?
— Да. У меня к вам нескромное предложение… До электрического разряда одиннадцать минут…
— Вы нахал, — бросила она, несомненно, читавшая известный роман Коэльо, в котором совершенно несправедливо утверждается, что одиннадцать минут — это среднестатистическая продолжительность цикла плотской любви.
— Да нет, вы меня неправильно поняли, — неожиданно для себя покраснел я. — Нескромность моего предложения заключается в том, что на первом свидании с вами я осмеливаюсь… я осмеливаюсь пригласить вас к себе, в свой уютный и более-менее сухой склеп, совершенно лишенный электричества в любом его выражении, ну, может быть, за исключением статического…
С каждой минутой, проведенной в обществе этой необыкновенной девушки, моя душа прекрасно менялось, и потому упоминание статического электричества, возникающего в результате трения двух тел, заставило меня покраснеть больше.
Подумав, Наташа солдатиком спрыгнула с трубы, уже скрывшейся под водой. Порадовавшись, что лампочка от брызг не лопнула, я мигом стащил с себя брюки; она неприятно этому удивилась, и мне пришлось объяснять, что такси мы взять не сможем, и потому в мою уютную холостяцкую квартирку придется ползти пешком по весьма горячим трубам.
После того, как почти вся моя одежда переместилась на тело девушки, мы поднялись в короб и поползли ко мне. Крысьи тушки, заготовленные Эдгаром на черный день, можно уже было нанизывать на веревочки, как вяленую рыбу.
47. Я — «милый»!
Я испытывал крайние муки, представляя, как труба с перегретой водой жжет нежное тело девушки. Бог со мной, я мужчина, что мне ожоги? но представлять, как ее тело краснеет и покрывается волдырями, было выше моих сил. Поэтому я говорил без умолку, читал стихи Окуджавы («И в день седьмой, в какое-то мгновенье, она явилась из ночных огней»), рассказывал истории из своей безалаберной жизни. Может быть, именно из-за этого мы попали не в мою холостяцкую темницу, а совсем в другое место.
Мы попали в помещение, весьма похожее на то, из которого бежали. Воды в нем не было, зато на чугунной трубе сидел бесценный кот Эдичка.
Сидел и самозабвенно умывался.
Наталья обрадовалась, бросилась к нему, взяла на руки. Отметив, что, благодаря изящному телосложению, она избегла ожогов, я хотел предаться унынию (опять я третий лишний!), но, мягко говоря, ревнивый взгляд, брошенный на кота, переменил мое настроение полностью. Почему? Да потому что на его довольной мордочке, я увидел маленькое черное зернышко. Подойдя, я снял его пальцем, переместил в рот, попробовал.
Да, это была икринка. Икринка осетровых рыб. Судя по сытому выражению глаз, именно ее братья и сестры теснились в желудке моего домашнего животного.
— Икра, черная икра. Он ее ел минут пятнадцать назад, — забегал я глазами по комнате.
Ничего похожего на сине-черную банку с изображением осетра, не обнаружилось. Не было и раздаточного окошка, из которого он мог получить подкрепление своим силам.
Наталья, обернувшись ко мне, увидела озабоченное лицо, потом то, что сотворило с моим телом труба с горячей водой. Опустив кота на пол, она присела, по-детски испуганная, передо мной на колени, присела растерянно, не зная, что делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68