– Во мне же девяносто килограмм... – растерянно пробормотал я, придя в себя и представив, как надрывается Вера, таща мое тяжелое тело к достойной меня могиле.
– Я загодя к входной двери тележку поднесла. Знаешь, такая черная, двухколесная? Она обычно в сарае валяется...
– Я тебе сочувствую... – протянул я, вспомнив тележку, на которой частенько забавы ради катал по двору Наташу. – Сколько хлопот из-за одного оргазма. Слушай, а почему ты все-таки замуж за меня пошла?
– Из принципа. Семь раз ты выскальзывал из моих рук! На Новый год таблетки съел и почему-то не умер, на Старый Новый год напоила допьяна, и с обрыва клязьминского столкнула, но ты не разбился. Неделей позже с отчаяния ночью ножом тебя хотела зарезать, но ты вдруг так страшно захрапел, что я испугалась...
– Бедняжка! – покраснел я. – А на Старый Новый год я не от хитрости не умер, а от передозировки молдавского букета. Да и амаретовка впрок не пошла. Вынесло меня, понимаешь...
– Вот так всегда. Я неделю готовлюсь, а ты что-нибудь выкидываешь.
– А почему ты дочку мне родила? Кстати, мать, наверное, уже ушла. И Наташа сейчас с теткой сидит.
– Почему родила, почему родила... Я же женщина... Захотелось родить... Как все... Инстинкт продолжения рода – это неодолимо.
– Понятно. Давай, рассказывай по быстрому, за что Ворончихиных и Маргариту и Тамагочей прикончила. Мне еще напиться надо и в милицию попасть, чтобы не заподозрили, что я с тобой тут валандался...
– Так ты и в самом деле убьешь меня?
– Я же сказал, что жребий будем метать. А бог не фраер, он все видит, и выиграть тебе не позволит.
– Бог... – усмехнулась Вера. – Он сам захотел, чтобы я такой стала. А что касается Ворончихиных... Ты же знаешь, Митька любил меня. Любил, хотя и понимал, что я ему не пара. А я три года без оргазма жила...
– Три года? – обиделся я.
– С тобой я вообще не кончала...
Я покраснел снова, густо покраснел, и спросил, чтобы вконец не расплавиться:
– Так чем же перед тобой Ворончихины провинились?
– Зачем тебе это, ведь ты Митьку совсем не знал? Поздно уже, потом, если захочешь, расскажу...
Услышав «потом расскажу», я вздернул бровь. Вера усмехнулась этому моторному движению и посмотрела на меня с некоторым уважением. Посмотрела и продолжила:
– В общем, позвонила я Митьке на работу и договорилась с ним встретиться в кафе у Никитских ворот. Прибежал он весь такой радостный, глаз от меня отвести не может. И я ему сказала, что готова уйти к нему...
– Если он убьет Лариску...
– Да, при мне убьет. И ты знаешь, он без колебаний согласился. И мы тут же договорились проделать все на их даче. Днем. Я на работе сказала, что еду в «Кляксу» за рекламными наклейками и приехала к ним. Лариске сказала, что ты разбушевался, и я решила на сутки от тебя спрятаться. Пообедали не спеша, попили чаю, поболтали о клубе, о том, о сем, потом Митька своей обожаемой супруге рот салфеткой заткнул и к стулу тяжелому привязал. Привязал, дал мне два ведра для сбора крови, скальпель и я вены Лариске вскрыла. О, господи, какой у меня начался оргазм, когда она синеть начала! Даже Митька с вовсю раскатанной губой его не испортил! Целый час я потом в себя приходила...
– Послушай, я давно хотел спросить, – перебил я супругу. – А что, ты маньяческими фильмами обойтись не могла? Иногда в них такое показывают – кровь леденеет.
Вера внимательно на меня посмотрела. Она давно ждала вопроса о Хароне, о причине его приезда в Москву. Но я отвел глаза, насупился. Хоть и давно хотел спросить.
– Нет, маньяческими фильмами я, к сожалению, обойтись не могла, – ответила моя драгоценная супруга, вволю насладившись моим смятением. – После того, как рассказы двоюродного брата перестали меня трогать, я пробовала их смотреть... Но это совсем не то. Все равно, что мастурбировать с порнухой на экране. Суррогат, лапидарно выражаясь.
– Я тебя понимаю... – пробормотал я, демонстративно зевая. Мне стало скучно и противно. И душа и тело казались вымазанными липкой грязью. Битый час слушать кровавые рассказы – этого никакая психика не выдержит. А Вера не могла остановиться, ее несло:
– А почему ты не спрашиваешь, как я Митьку прикончила?
– Да тюкнула, наверное, молотком по черепку и прощай, бессменный секретарь литературного клуба... Небось, как кот вокруг тебя крутился и бдительность потерял...
– Нет, я фарфоровой кружкой ударила. Его собственной кружкой. С надписью «Козерог». Прямо по лбу. От удивления у него глаза чуть не вылезли. Потом нашла в посудном ящике пресс для чеснока...
– Пресс для чеснока? – встрепенулся я. – О, господи, как я мог забыть о бабе Фросе и Петре Васильевиче. Их-то ты зачем прикончила?
– Ну и непробиваемый же ты! Я тебе битый час объясняю зачем, а ты все спрашиваешь и спрашиваешь...
– Но ведь ты их не просто убила, но и мучила? Как же тебя, бедняжку, схватило, если ты побежала соседей убивать...
– Понимаешь, я же тебе говорила, что три года у меня оргазма настоящего не было... Я боролась с собой, старалась с тобой хоть как-нибудь оргазмировать, пыталась Наташей заняться, карьеру, наконец, сделать. Пыталась загнать свой бзык в подкорку. Шакала зазывала, чтобы хоть как-то обойтись...
– Опять Шакал!
– Дурак! Он ведь фактически тебя спас! Если бы не он, я бы продолжила попытки тебя убить! И, в конце концов, добилась бы своего, несмотря на твою изворотливость и заговоренность.
– Непременно выражу ему свою благодарность. Перед тем, как спущу с него вонючую шкуру.
– Три года я пыталась жить нормальной человеческой жизнью... – скептически оглядев меня, продолжила рассказ супруга. – А потом все загнанное в подкорку, выскочило вдруг и разом, выскочило, и я побежала. Амок, да и только. Тебя сначала хотела найти, но совсем забыла, что ты в мезонине больной спишь. Ну, я и побежала к ближайшим соседям... Но с горячки все не так, как раньше получилось... Да и мучения стариков не очень помогли. Высохшие до костей, пигментными пятнами покрытые с ног до головы покрытые, фу... С огорчения, следов и наоставляла...
– Ну, хватит, устал я слушать! Давай бросать монетку, – сказал я, вытаскивая из кармана горсть мелочи. – Выбирай.
Вера выбрала пятирублевую монету и решку. Выпал орел.
– Давай, еще раз бросим? Ну, давай? – взмолилась супруга. Вмиг намокшие ее глаза смятенно смотрели то на приговор судьбы, лежавший на моей ладони, то в мои напряженные глаза.
Я бросил. Выпал орел.
– Третий раз снова орел выпадет, – вздохнула Вера. – Давай посмотрим?
Я бросил. Выпал орел. На часах был уже восьмой час, и я решил закончить прения.
– Кровь тебе выпустить, как Лариске, или по голове кирпичом настучать? – спросил я, вынимая из кармана куртки пакет с толченым табаком (за ним я специально ездил на Лосиноостровскую. Чтобы не светиться в местных магазинах).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86