Реакция была незамедлительной. Тано распахнул глаза, вскинулся, как будто пытался приподняться на койке, – сильный рывок, без сомнения продиктованный инстинктом зверя, которого давно неотступно преследуют. Потом его глаза остановились на комиссаре, напряжение тела, видимо, ослабло.
– Вы хотели со мной говорить?
Тано утвердительно кивнул и попытался улыбнуться. Говорил он очень медленно, с большим трудом.
– Меня все равно столкнули с дороги.
Он имел в виду разговор, который у них был в домике, и Монтальбано не нашелся, что ответить.
– Придвиньтесь, прошу.
Монтальбано поднялся со стула, нагнулся к нему.
– Еще.
Комиссар нагнулся так низко, что касался ухом рта Тано, его обжигающее дыхание вызвало чувство отвращения. И тогда Тано сказал ему все, что собирался сказать, в полном сознании и не сбиваясь. Но разговор его утомил, он снова сомкнул глаза, и Монтальбано замер в недоумении, не зная, что ему делать: уйти или побыть тут еще чуть-чуть. Он решил сесть, и опять Тано произнес что-то коснеющим языком. Комиссар снова поднялся и склонился над умирающим.
– Что вы сказали?
– Боюся я.
Его мучил страх, и в положении, в каком он сейчас находился, ничто ему не возбраняло об этом говорить. Так это и есть жалость, этот внезапный прилив тепла, это сердечное движение, это щемящее чувство? Монтальбано положил руку Тано на лоб, непроизвольно переходя на «ты».
– Ничего, не стыдись признаться в этом. Может, потому-то ты и человек. Всем нам будет страшно в такую минуту. Прощай, Тано.
Он вышел быстрым шагом, закрыл за собой двери. Теперь в коридоре, кроме начальника полиции и агентов, были Де Доминичис и Шакитано. Они побежали ему навстречу.
– Что он сказал? – спросил с нетерпением Де Доминичис.
– Ничего, не получилось у него ничего мне сказать. Хотел, видимо, но был не в состоянии. Он умирает.
– Кто его знает? – сказал с сомнением Шакитано.
Монтальбано спокойно приставил ему раскрытую ладонь к груди и хорошенько его толкнул. Тот попятился, ошеломленный, на три шага.
– Стой там и не приближайся, – процедил комиссар сквозь зубы.
– Довольно, Монтальбано, – вмешался начальник полиции.
Де Доминичис, казалось, не придал значения этой стычке.
– Интересно, и что же такое он думал вам открыть? – не отступался он, пронизывая Монтальбано взглядом, в котором читалось: ой, врешь.
– Чтоб сделать вам приятное, попробую угадать, – нагло ответил Монтальбано.
Прежде чем покинуть больницу, в баре Монтальбано выпил двойное неразбавленное виски. Выехали в направлении Монтелузы, комиссар прикинул, что в полвосьмого он снова окажется в Вигате и, следовательно, успеет на встречу с Ингрид.
– Он ведь говорил, да? – спросил спокойно начальник полиции.
– Да.
– Что-то важное?
– На мой взгляд, да.
– Почему он выбрал именно вас?
– Он пообещал, что сделает мне персональный подарок за порядочность, которую я проявил по отношению к нему во всем этом деле.
– Я вас слушаю.
Монтальбано передал ему все, и под конец начальник полиции погрузился в задумчивость. Потом вздохнул:
– Займитесь этим всем вы с вашими людьми. Лучше, чтобы никто ничего не знал. Не должны знать даже в квестуре: вы же только что видели, «наседки» могут быть где угодно.
И опять на глазах погрузился в дурное настроение, которое было у него по пути туда.
– До чего мы докатились! – сказал он зло.
На середине пути зазвонил мобильник.
– Да? – ответил начальник полиции.
На другом конце сказали что-то короткое.
– Спасибо, – сказал начальник полиции. Потом обратился к комиссару: – Это был Де Доминичис. Любезно поставил меня в известность, что Тано скончался практически в ту самую минуту, когда мы выходили из больницы.
– Нужно, чтоб теперь они глядели в оба, – заметил Монтальбано.
– За чем?
– Чтоб у них тело из-под носа не утащили, – с неловкой иронией ответил комиссар.
Некоторое время ехали молча.
– Почему Де Доминичис побеспокоился вам сообщить, что Тано умер?
– Но голубчик, звонок на деле предназначался для вас. Это же ясно, что Де Доминичис, который совсем не дурак, думает, и не без оснований, что Тано успел вам кое-что шепнуть. И хочет либо поделить пирог с вами, либо оттягать его вовсе.
В управлении Монтальбано застал Катареллу и Фацио. Оно и лучше, он предпочитал говорить с Фацио без лишних ушей. Скорее по обязанности, чем из любопытства, спросил:
– А остальные где же?
– Висят на хвосте у четверых ребят, те на двух мотоциклах соревнуются, кто быстрей.
– Господи! Весь комиссариат занимается одними гонками?
– Это гонки не простые, – объяснил Фацио. – Один мотоцикл зеленый, а второй желтый. Сначала стартует желтый и проезжает быстренько из конца в конец какую-нибудь улицу, вырывая из рук, что вырывается. Через час или два, когда народ уже поуспокоился, выезжает зеленый и хватает что хватается. Потом меняют улицу и квартал, на этот раз, однако, первым отправляется зеленый. Соревнования, у кого урожай больше.
– Я понял. Слышь, Фацио, ты должен заехать вечером в фирму Винти. Под мое ручательство попроси бухгалтера одолжить нам с десяток инструментов – лопат, кирок, мотыг, заступов. Завтра с утра в шесть все собираемся здесь. В управлении остаются доктор Ауджелло и Катарелла. Мне нужны две машины, нет, одна, потому что в фирме Винти ты попроси дать лучше джип. Кстати, у кого ключ от нашего гаража?
– Он всегда у того, кто на посту. Теперь он у Катареллы.
– Возьми у него и принеси мне.
– Щас. Простите, комиссар, но зачем это нам нужны лопаты и мотыги?
– Затем, что меняем профессию. С завтрашнего дня посвящаем себя сельскому хозяйству, здоровой жизни в полях. Ты удовлетворен?
– С вами, комиссар, вот уже несколько дней как не столкуешься. Можно узнать, что это вас разбирает? Стали такой зловредный и ядовитый.
Глава восьмая
С тех пор, как он с ней познакомился, в ходе следствия по одному делу, где Ингрид, совершенно невиновная, с помощью фальшивых улик была сделана козлом отпущения, между комиссаром и этой умопомрачительной женщиной родилась странная дружба. Время от времени Ингрид напоминала о себе телефонным звонком, и они проводили вечер болтая. Монтальбано она посвящала в свои тайны, в свои проблемы, а он по-братски давал ей мудрые советы: он был чем-то вроде ее духовного отца, что требовало от него определенных усилий, потому что Ингрид вызывала мысли не вполне духовные, – советами этого духовного отца она неукоснительно пренебрегала. Во все прошлые их встречи – шесть или семь – Монтальбано ни разу не удалось прийти раньше нее, у Ингрид был прямо-таки культ пунктуальности.
И на этот раз тоже, затормозив на стоянке у бара в Маринелле, он увидел, что ее машина уже стоит там, рядом с «порше»-кабриолетом, неким подобием торпеды, выкрашенным в такой оттенок желтого, который был оскорблением и для вкуса, и для зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61