никто не должен был знать о Рогане. Все, что она могла сделать – это только молиться, чтобы ее письма доходили до него и чтобы она сама могла получать от него весточки – на адрес ее банка. И он тоже писал ей – маленькими, неуверенными буковками, сообщая, что у него все хорошо, что он очень занят и школа хорошая, а его друзья просто жуткие… И он очень скучает по ней… Но ему надо спешить, они собираются совершить восхождение на гору, конечно, не на какую-нибудь знаменитую вершину, но он надеется, что в один прекрасный день его мама будет гордиться им.
Поппи уже гордилась его успехами в учебе и спорте и не могла представить, что можно гордиться еще сильнее. И однажды дала себе обещание, когда у нее будет достаточно денег и Роган станет достаточно взрослым, чтобы понять некоторые вещи, она закроет Num?ro Seize и будет жить в Швейцарии или Англии – а, может быть, даже в Калифорнии – со своим мальчиком.
1915 год прошел под знаком оплакивания жизней, отданных в битве при Ипре. Он незаметно перешел в 1916, когда французы понесли огромные потери при Вердене, а затем в сражении на Сомме, где потери составили шестьсот тысяч, а у немцев – шестьсот пятьдесят тысяч погибшими.
Num?ro Seize, как чуткий барометр, отразил новую философию жизни. Об этом не говорилось вслух, но она словно носилась в воздухе. Сегодня ты жив, черт возьми, и этого достаточно. Кто знает, что будет завтра? И кому до этого дело? Нервно-радужная атмосфера веселья еще более поблекла, походка людей стала менее уверенной, и потребность заниматься любовью стала еще более насущной. Поппи чувствовала себя фокусником, который своими волшебными трюками пытается расшевелить в людях воспоминания об их прежней беззаботной жизни. Когда они заглядывали в Num?ro Seize, она заботилась о них, как мать. Поппи отыскивала для них свободные номера в переполненных отелях, посылала их к лучшим парикмахерам, чтобы те их подстригли и побрили, заботилась о том, чтобы мундир был выстиран и выглажен. Их начищенная обувь блестела, им быстро доставляли еду и вино – а когда они, наконец, уезжали, то обнаруживали в своих вещах маленькие подарки Поппи – сигареты, шоколад и разные деликатесы домашнего приготовления.
– Возвращайтесь скорее назад, – говорила она, отступая от своих правил и целуя их на прощанье. И она видела, как менялись их глаза – с молодых лиц исчезало выражение страха перед будущим. И Поппи благодарила Бога за то, что не своего собственного сына провожала она на войну.
В 1918 году ценой огромных потерь англичане одержали ряд побед, и в конце концов, летом 1918 года французы отбросили немцев во второй битве при Марне. В сентябре линия фронта была прорвана опять, и к октябрю немцы запросили мира.
Поппи села на ближайший поезд, отправлявшийся в Женеву; она считала минуты, когда снова увидит своего сына, в душе боясь, что он встретит ее как незнакомку после четырех лет разлуки. Когда поезд подходил к Швейцарии и уже показались заснеженные вершины, а по долинам бродили коровы, она пыталась представить, как выглядит Роган теперь. Ведь она видела его в последний раз, когда ему было шесть лет, а мальчику исполнилось уже одиннадцать.
Роган, наверное, дожидался ее на ступеньках, потому что, когда машина подъехала к особняку, где находилась школа, он сразу же бросился к ней.
– Мама! – закричал он. – Наконец-то ты приехала! И когда она вышла из автомобиля, он крепко-крепко обнял ее.
– Роган, осторожнее, – засмеялась она. – Ты раздавишь меня!
Она с удивлением рассматривала своего одиннадцатилетнего сына, которого помнила смешным малышом. Роган был выше ее ростом, широкоплечий, крепкий и стройный, но Поппи сразу же узнала копну оранжево-белокурых волос, падавших ему на глаза, – такие же яркие и голубые, как у нее.
– Мама, ты такая же красавица, какой я тебя помню, – воскликнул он. – Пойдем, я покажу тебя моим друзьям. Я столько рассказывал им о тебе все эти годы. А теперь они убедятся, что я говорил правду.
– Роган, – проговорила Поппи со слезами на глазах. – Я так скучала по тебе. Я не видела, как ты рос… Я не видела, как ты становился большим! Не сердись, что я плачу, Роган.
– Не плачь, мама, – сказал он нежно. – Ведь мы снова вместе.
Поппи подумала о всех тех матерях, чьи сыновья никогда не вернутся домой, и она благодарила Бога опять и опять…
И Поппи смеялась, когда Роган знакомил ее со своими друзьями, показывал ей школу, которая была его домом четыре с половиной года, а потом Поппи решила провести несколько дней вдвоем со своим сыном – чтобы они могли снова получше узнать друг друга.
Когда они приехали в отель в Лозанне, Поппи вдруг вспомнила тот мрачный день, когда она пришла сюда на собеседование в качестве претендентки на место компаньонки миссис Монтгомери-Клайд. Она помнила, как нервно сидела под этой самой пальмой в фойе, потом перед ее глазами всплыло лицо женщины, жадно пожиравшей шоколад, и сверлившие Поппи глаза, изучавшие ее сверху донизу, словно та была какой-то низшей формой жизни. Но вот теперь, подумала с гордостью Поппи, она ничуть не уступит в богатстве ни одной миссис Монтгомери-Клайд на свете. Они равны – доллар в доллар, франк во франк.
Школа неплохо поработала в ее отсутствие – ее сын был умен, сообразителен и красив. Он бегло говорил на трех языках, он чувствовал себя непринужденно в хорошем обществе. У него были манеры и наружность джентльмена.
Поппи наслаждалась, проводя столько времени вместе с сыном. Они обедали вдвоем; а как чудесно было ходить с ним по магазинам Женевы, покупая все, что только могло ему понравиться – рубашки и носки, твидовый пиджак в спортивном стиле и дорогие золотые часы, которые он увидел в витрине ювелирного магазина, – они показывали время в целой дюжине стран и даже фазы луны.
Они ездили в горы, потому что Роган хотел показать ей деревушку Гстаад, куда школа перебиралась на зимние месяцы, он рассказывал ей, как ему нравится кататься на смешных деревянных лыжах и как волнующе-страшно карабкаться на эти снежные вершины. По маленькой подвесной дороге они поднялись еще выше, гуляли по лесным тропинкам и ночевали в альпийских гостиницах, где находили вкусную свежую еду и гостеприимство, которого не было во Франции с тех пор, как началась война. И они много разговаривали друг с другом.
Поппи расспрашивала его об учебе, занятиях спортом, о его учителях, об интересах и склонностях. Она хотела знать его любимые блюда, какую музыку любит он слушать, какие книги любит читать. И однажды, совершенно неожиданно, Роган спросил, кто был его отец.
Они сидели за ленчем в небольшом деревянном ресторанчике в горах, с видом на Гстаад, и Поппи счастливо улыбалась, глядя, как ее большой сын с аппетитом ест свое любимое блюдо из ветчины, бекона, лука, сыра и жареных яиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Поппи уже гордилась его успехами в учебе и спорте и не могла представить, что можно гордиться еще сильнее. И однажды дала себе обещание, когда у нее будет достаточно денег и Роган станет достаточно взрослым, чтобы понять некоторые вещи, она закроет Num?ro Seize и будет жить в Швейцарии или Англии – а, может быть, даже в Калифорнии – со своим мальчиком.
1915 год прошел под знаком оплакивания жизней, отданных в битве при Ипре. Он незаметно перешел в 1916, когда французы понесли огромные потери при Вердене, а затем в сражении на Сомме, где потери составили шестьсот тысяч, а у немцев – шестьсот пятьдесят тысяч погибшими.
Num?ro Seize, как чуткий барометр, отразил новую философию жизни. Об этом не говорилось вслух, но она словно носилась в воздухе. Сегодня ты жив, черт возьми, и этого достаточно. Кто знает, что будет завтра? И кому до этого дело? Нервно-радужная атмосфера веселья еще более поблекла, походка людей стала менее уверенной, и потребность заниматься любовью стала еще более насущной. Поппи чувствовала себя фокусником, который своими волшебными трюками пытается расшевелить в людях воспоминания об их прежней беззаботной жизни. Когда они заглядывали в Num?ro Seize, она заботилась о них, как мать. Поппи отыскивала для них свободные номера в переполненных отелях, посылала их к лучшим парикмахерам, чтобы те их подстригли и побрили, заботилась о том, чтобы мундир был выстиран и выглажен. Их начищенная обувь блестела, им быстро доставляли еду и вино – а когда они, наконец, уезжали, то обнаруживали в своих вещах маленькие подарки Поппи – сигареты, шоколад и разные деликатесы домашнего приготовления.
– Возвращайтесь скорее назад, – говорила она, отступая от своих правил и целуя их на прощанье. И она видела, как менялись их глаза – с молодых лиц исчезало выражение страха перед будущим. И Поппи благодарила Бога за то, что не своего собственного сына провожала она на войну.
В 1918 году ценой огромных потерь англичане одержали ряд побед, и в конце концов, летом 1918 года французы отбросили немцев во второй битве при Марне. В сентябре линия фронта была прорвана опять, и к октябрю немцы запросили мира.
Поппи села на ближайший поезд, отправлявшийся в Женеву; она считала минуты, когда снова увидит своего сына, в душе боясь, что он встретит ее как незнакомку после четырех лет разлуки. Когда поезд подходил к Швейцарии и уже показались заснеженные вершины, а по долинам бродили коровы, она пыталась представить, как выглядит Роган теперь. Ведь она видела его в последний раз, когда ему было шесть лет, а мальчику исполнилось уже одиннадцать.
Роган, наверное, дожидался ее на ступеньках, потому что, когда машина подъехала к особняку, где находилась школа, он сразу же бросился к ней.
– Мама! – закричал он. – Наконец-то ты приехала! И когда она вышла из автомобиля, он крепко-крепко обнял ее.
– Роган, осторожнее, – засмеялась она. – Ты раздавишь меня!
Она с удивлением рассматривала своего одиннадцатилетнего сына, которого помнила смешным малышом. Роган был выше ее ростом, широкоплечий, крепкий и стройный, но Поппи сразу же узнала копну оранжево-белокурых волос, падавших ему на глаза, – такие же яркие и голубые, как у нее.
– Мама, ты такая же красавица, какой я тебя помню, – воскликнул он. – Пойдем, я покажу тебя моим друзьям. Я столько рассказывал им о тебе все эти годы. А теперь они убедятся, что я говорил правду.
– Роган, – проговорила Поппи со слезами на глазах. – Я так скучала по тебе. Я не видела, как ты рос… Я не видела, как ты становился большим! Не сердись, что я плачу, Роган.
– Не плачь, мама, – сказал он нежно. – Ведь мы снова вместе.
Поппи подумала о всех тех матерях, чьи сыновья никогда не вернутся домой, и она благодарила Бога опять и опять…
И Поппи смеялась, когда Роган знакомил ее со своими друзьями, показывал ей школу, которая была его домом четыре с половиной года, а потом Поппи решила провести несколько дней вдвоем со своим сыном – чтобы они могли снова получше узнать друг друга.
Когда они приехали в отель в Лозанне, Поппи вдруг вспомнила тот мрачный день, когда она пришла сюда на собеседование в качестве претендентки на место компаньонки миссис Монтгомери-Клайд. Она помнила, как нервно сидела под этой самой пальмой в фойе, потом перед ее глазами всплыло лицо женщины, жадно пожиравшей шоколад, и сверлившие Поппи глаза, изучавшие ее сверху донизу, словно та была какой-то низшей формой жизни. Но вот теперь, подумала с гордостью Поппи, она ничуть не уступит в богатстве ни одной миссис Монтгомери-Клайд на свете. Они равны – доллар в доллар, франк во франк.
Школа неплохо поработала в ее отсутствие – ее сын был умен, сообразителен и красив. Он бегло говорил на трех языках, он чувствовал себя непринужденно в хорошем обществе. У него были манеры и наружность джентльмена.
Поппи наслаждалась, проводя столько времени вместе с сыном. Они обедали вдвоем; а как чудесно было ходить с ним по магазинам Женевы, покупая все, что только могло ему понравиться – рубашки и носки, твидовый пиджак в спортивном стиле и дорогие золотые часы, которые он увидел в витрине ювелирного магазина, – они показывали время в целой дюжине стран и даже фазы луны.
Они ездили в горы, потому что Роган хотел показать ей деревушку Гстаад, куда школа перебиралась на зимние месяцы, он рассказывал ей, как ему нравится кататься на смешных деревянных лыжах и как волнующе-страшно карабкаться на эти снежные вершины. По маленькой подвесной дороге они поднялись еще выше, гуляли по лесным тропинкам и ночевали в альпийских гостиницах, где находили вкусную свежую еду и гостеприимство, которого не было во Франции с тех пор, как началась война. И они много разговаривали друг с другом.
Поппи расспрашивала его об учебе, занятиях спортом, о его учителях, об интересах и склонностях. Она хотела знать его любимые блюда, какую музыку любит он слушать, какие книги любит читать. И однажды, совершенно неожиданно, Роган спросил, кто был его отец.
Они сидели за ленчем в небольшом деревянном ресторанчике в горах, с видом на Гстаад, и Поппи счастливо улыбалась, глядя, как ее большой сын с аппетитом ест свое любимое блюдо из ветчины, бекона, лука, сыра и жареных яиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92