20 вечера, сразу же вернулся в свою грим-уборную, быстро, но очень искусно сменил грим, надел цилиндр и накидку, которые принадлежали к его сценическому костюму – вспомните, что он играл во втором акте во фраке, – и выскользнул из гримуборной в коридор.
Конечно, вы не можете точно знать, как устроен Римский театр. По левой стороне, за боковым проходом-коридором, в несколько этажей идут гримуборные – одна над другой. Гримуборная Барри – в самом низу, дверь ее выходит прямо в коридор, надо только чуть спуститься по железной лестнице.
Итак, он вышел из гримуборной и прошел по темному коридору. Двери из коридора в театральный зал во время второго акта были закрыты. Он мог спокойно выйти на улицу, так как в тот момент – как он точно знал – в коридоре никто не дежурил. Ему просто повезло, что до этого момента туда еще не пришли Джесс Линч и его подружка. Пройдя по улице, он вошел в зал через передний вход так, будто он просто опоздавший зритель. Закутанный в накидку и, разумеется, загримированный так, чтобы его никто не мог узнать, он показал свой билет на место ЛЛ 30 при входе. Войдя, он намеренно бросил билет на пол. Ему казалось, что это хитрый ход: когда там найдут билет с оборванным контролем, будут думать, что убийца кто-то из зрителей, а не из театра. Кроме того, он не мог оставить билет у себя – если бы его план не удался, при основательном обыске его могли обнаружить, и это была бы бесспорная улика. Короче, он полагал, что трюк с билетом не только запутает нас, но и отведет подозрения от него.
– Но как, интересно, он собирался дойти до своего места? Ведь его должна была сопровождать билетерша, которая непременно обратила бы на него внимание? – спросил Кронин.
– Он, конечно, не мог рассчитывать на то, что его не увидит билетерша, – ответил инспектор. – Разумеется, он надеялся, что успеет дойти до последнего ряда, который ближе всего ко входу в зал, раньше, чем его встретит билетерша. Но, даже если она и встретила бы его, чтобы проводить на место, он был так хорошо загримирован, что в темноте театра она бы его не узнала. Самое худшее, что ему грозило, – кто-нибудь вспомнил бы, что какой-то незнакомый мужчина, описать которого можно только приблизительно, вошел в зал после начала второго акта. Но случай распорядился так, что ему никто не вышел навстречу в зале, так как Мадж О'Коннел ворковала со своим возлюбленным, сидя рядом с ним. Стало быть, ему удалось занять место рядом с Фильдом, оставшись незамеченным.
Инспектор откашлялся и продолжал:
– Все, что я рассказал вам сейчас, основывается не на наших умозаключениях и расследованиях. Мы бы никогда не докопались до таких деталей. Барри вчера вечером признался во всем и пояснил все в деталях… Хотя, зная, что Барри – преступник, мы бы могли мысленно реконструировать весь ход его действий. Когда знаешь преступника, это получается как-то само собой. Ну, да теперь этого не требуется. Получается, что это какая-то отговорка, оправдание для меня и для Эллери.
Инспектор слабо улыбнулся.
– Уже когда он сел рядом с Фильдом, все его действия были тщательно спланированы наперед. Вы не должны забывать, что он зависел от строгого графика выхода на сцену и не мог позволить себе терять время. С другой стороны, и Фильд знал, что Барри должен быстро вернуться на сцену, стало быть, он тоже не собирался тянуть волынку. Барри, по его собственному признанию, имел с Фильдом значительно меньше проблем, чем ожидал. Фильд легко принимал все его предложения – вероятно потому, что был изрядно выпившим и ожидал получения крупной суммы.
Барри вначале потребовал бумаги. Фильд из предосторожности потребовал показать вначале деньги. Барри продемонстрировал ему бумажник, якобы полный настоящих банкнот. В театре было темно, и Барри не стал разворачивать эти банкноты. На самом деле это были «деньги» из театрального реквизита. Барри показал их и сделал то, чего и ожидал Фильд, – отказался отдавать деньги, пока не проверит документы. Помните, что Барри – актер, и в столь сложной ситуации сумел сыграть полное хладнокровие… Тогда Фильд полез под сиденье и к безмерному удивлению Барри вытащил оттуда свой цилиндр. Барри сказал, что Фильд при этом заявил:
«Что, не ожидали, что я храню в нем бумаги? Эта шляпа целиком и полностью посвящена вашему прошлому. Видите – тут внутри, на ленточке, стоит ваше имя». С этими словами он повернул цилиндр, отогнул кожаную ленту внутри и продемонстрировал Барри его имя и фамилию, написанные несмываемыми чернилами.
Можете представить себе, что в этот момент происходило в душе у Барри. Увиденное им нарушало весь план, продуманный с такой тщательностью. Ведь Барри понимал: когда будут осматривать цилиндр Фильда – а его непременно будут осматривать, когда найдут тело, – имя Стивена Барри окажется самой серьезной уликой против него… У Барри не оставалось времени, чтобы отделить кожаный ободок от цилиндра. К тому же у него – вот беда – не было при себе перочинного ножа. Ободок был прочный и пришит был крепко. Прикинув, сколько у него остается времени, Барри сразу понял, что ему придется забрать цилиндр, когда он убьет Фильда. Поскольку Фильд был примерно такого же телосложения, что и Барри, и размер его цилиндра был достаточно обычным, средним – 7/8, – Барри сразу же решил, что выйдет из театра со шляпой Фильда на голове или в руках. Ему придется оставить свой собственный цилиндр в гардеробе за сценой, где он никому не бросится в глаза. Цилиндр Фильда он решил уничтожить сразу же, как придет домой. Кроме того, Барри подумал, что даже если начнут обыскивать всех, его собственное имя на цилиндре избавит его от подозрений. Возможно, именно это обстоятельство и послужило окончательным толчком. Он решил, что избежит таким образом значительно большего риска, хотя, конечно, не мог предвидеть неожиданного развития событий, которое тоже было возможным.
– Хитрый лис! – пробормотал Сампсон.
– Сам себя перехитрил, Генри, сам себя перехитрил, – совершенно серьезно сказал Квин. – Излишняя хитрость уже не одного привела на виселицу… Когда он молниеносно решил взять с собой цилиндр Фильда, ему тут же стало ясно, что подменить его своим собственным нельзя. Во-первых, это был цилиндр специально для сцены – шапокляк. Но еще важнее, во-вторых, было то, что внутри его стоял фирменный знак «Ле Брюн» – знак фирмы, производящей театральный реквизит. Ясно, что этот цилиндр сразу же указывал бы на то, что преступник – кто-то из актеров. Допускать такого было никак нельзя. Барри рассказал мне к тому же, что полиция, обнаружив отсутствие цилиндра, в крайнем случае решит, что в нем были какие-то ценности. И он не мог даже представить, что такое предположение как-то могло навести подозрение на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Конечно, вы не можете точно знать, как устроен Римский театр. По левой стороне, за боковым проходом-коридором, в несколько этажей идут гримуборные – одна над другой. Гримуборная Барри – в самом низу, дверь ее выходит прямо в коридор, надо только чуть спуститься по железной лестнице.
Итак, он вышел из гримуборной и прошел по темному коридору. Двери из коридора в театральный зал во время второго акта были закрыты. Он мог спокойно выйти на улицу, так как в тот момент – как он точно знал – в коридоре никто не дежурил. Ему просто повезло, что до этого момента туда еще не пришли Джесс Линч и его подружка. Пройдя по улице, он вошел в зал через передний вход так, будто он просто опоздавший зритель. Закутанный в накидку и, разумеется, загримированный так, чтобы его никто не мог узнать, он показал свой билет на место ЛЛ 30 при входе. Войдя, он намеренно бросил билет на пол. Ему казалось, что это хитрый ход: когда там найдут билет с оборванным контролем, будут думать, что убийца кто-то из зрителей, а не из театра. Кроме того, он не мог оставить билет у себя – если бы его план не удался, при основательном обыске его могли обнаружить, и это была бы бесспорная улика. Короче, он полагал, что трюк с билетом не только запутает нас, но и отведет подозрения от него.
– Но как, интересно, он собирался дойти до своего места? Ведь его должна была сопровождать билетерша, которая непременно обратила бы на него внимание? – спросил Кронин.
– Он, конечно, не мог рассчитывать на то, что его не увидит билетерша, – ответил инспектор. – Разумеется, он надеялся, что успеет дойти до последнего ряда, который ближе всего ко входу в зал, раньше, чем его встретит билетерша. Но, даже если она и встретила бы его, чтобы проводить на место, он был так хорошо загримирован, что в темноте театра она бы его не узнала. Самое худшее, что ему грозило, – кто-нибудь вспомнил бы, что какой-то незнакомый мужчина, описать которого можно только приблизительно, вошел в зал после начала второго акта. Но случай распорядился так, что ему никто не вышел навстречу в зале, так как Мадж О'Коннел ворковала со своим возлюбленным, сидя рядом с ним. Стало быть, ему удалось занять место рядом с Фильдом, оставшись незамеченным.
Инспектор откашлялся и продолжал:
– Все, что я рассказал вам сейчас, основывается не на наших умозаключениях и расследованиях. Мы бы никогда не докопались до таких деталей. Барри вчера вечером признался во всем и пояснил все в деталях… Хотя, зная, что Барри – преступник, мы бы могли мысленно реконструировать весь ход его действий. Когда знаешь преступника, это получается как-то само собой. Ну, да теперь этого не требуется. Получается, что это какая-то отговорка, оправдание для меня и для Эллери.
Инспектор слабо улыбнулся.
– Уже когда он сел рядом с Фильдом, все его действия были тщательно спланированы наперед. Вы не должны забывать, что он зависел от строгого графика выхода на сцену и не мог позволить себе терять время. С другой стороны, и Фильд знал, что Барри должен быстро вернуться на сцену, стало быть, он тоже не собирался тянуть волынку. Барри, по его собственному признанию, имел с Фильдом значительно меньше проблем, чем ожидал. Фильд легко принимал все его предложения – вероятно потому, что был изрядно выпившим и ожидал получения крупной суммы.
Барри вначале потребовал бумаги. Фильд из предосторожности потребовал показать вначале деньги. Барри продемонстрировал ему бумажник, якобы полный настоящих банкнот. В театре было темно, и Барри не стал разворачивать эти банкноты. На самом деле это были «деньги» из театрального реквизита. Барри показал их и сделал то, чего и ожидал Фильд, – отказался отдавать деньги, пока не проверит документы. Помните, что Барри – актер, и в столь сложной ситуации сумел сыграть полное хладнокровие… Тогда Фильд полез под сиденье и к безмерному удивлению Барри вытащил оттуда свой цилиндр. Барри сказал, что Фильд при этом заявил:
«Что, не ожидали, что я храню в нем бумаги? Эта шляпа целиком и полностью посвящена вашему прошлому. Видите – тут внутри, на ленточке, стоит ваше имя». С этими словами он повернул цилиндр, отогнул кожаную ленту внутри и продемонстрировал Барри его имя и фамилию, написанные несмываемыми чернилами.
Можете представить себе, что в этот момент происходило в душе у Барри. Увиденное им нарушало весь план, продуманный с такой тщательностью. Ведь Барри понимал: когда будут осматривать цилиндр Фильда – а его непременно будут осматривать, когда найдут тело, – имя Стивена Барри окажется самой серьезной уликой против него… У Барри не оставалось времени, чтобы отделить кожаный ободок от цилиндра. К тому же у него – вот беда – не было при себе перочинного ножа. Ободок был прочный и пришит был крепко. Прикинув, сколько у него остается времени, Барри сразу понял, что ему придется забрать цилиндр, когда он убьет Фильда. Поскольку Фильд был примерно такого же телосложения, что и Барри, и размер его цилиндра был достаточно обычным, средним – 7/8, – Барри сразу же решил, что выйдет из театра со шляпой Фильда на голове или в руках. Ему придется оставить свой собственный цилиндр в гардеробе за сценой, где он никому не бросится в глаза. Цилиндр Фильда он решил уничтожить сразу же, как придет домой. Кроме того, Барри подумал, что даже если начнут обыскивать всех, его собственное имя на цилиндре избавит его от подозрений. Возможно, именно это обстоятельство и послужило окончательным толчком. Он решил, что избежит таким образом значительно большего риска, хотя, конечно, не мог предвидеть неожиданного развития событий, которое тоже было возможным.
– Хитрый лис! – пробормотал Сампсон.
– Сам себя перехитрил, Генри, сам себя перехитрил, – совершенно серьезно сказал Квин. – Излишняя хитрость уже не одного привела на виселицу… Когда он молниеносно решил взять с собой цилиндр Фильда, ему тут же стало ясно, что подменить его своим собственным нельзя. Во-первых, это был цилиндр специально для сцены – шапокляк. Но еще важнее, во-вторых, было то, что внутри его стоял фирменный знак «Ле Брюн» – знак фирмы, производящей театральный реквизит. Ясно, что этот цилиндр сразу же указывал бы на то, что преступник – кто-то из актеров. Допускать такого было никак нельзя. Барри рассказал мне к тому же, что полиция, обнаружив отсутствие цилиндра, в крайнем случае решит, что в нем были какие-то ценности. И он не мог даже представить, что такое предположение как-то могло навести подозрение на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85