Я зарабатываю свои деньги в поте лица, и…
– Ну ладно, ладно, милая моя, все это мы понимаем. Скажите, а где вы обычно стоите, когда всех рассадите? Девушка указала на начало прохода.
– Вы находитесь там на протяжении всего второго акта, мисс О'Коннел? – вкрадчиво спросил инспектор.
Та облизнула пересохшие губы, прежде чем дать ответ.
– Ну… Да, была. В самом деле, за весь вечер я не заметила ничего необычного.
– Очень хорошо. – Голос Квина зазвучал мягко, почти что нежно. – У меня все.
Девушка удалилась мелкими и быстрыми шажками. Позади инспектора произошло какое-то движение. Квин обернулся и оказался лицом к лицу с доктором Праути, который выпрямился во весь рост и как раз закрывал свою сумку. Доктор невесело посвистывал.
– Ну, док, я вижу, вы готовы. Каков будет вердикт?
– Он будет краток, инспектор. Этот человек умер примерно два часа назад. Относительно причины смерти я некоторое время испытывал сомнения, но теперь уверен, что это – яд. Все признаки указывают на алкогольное отравление – вы, наверное, обратили внимание на синюшный цвет кожи. А понюхали, как от него пахнет? Несет самой отвратной сивухой, какую только приходилось мне нюхать в жизни. Пьян был, похоже, в стельку. Разумеется, это не обычное алкогольное отравление – если бы только оно, он бы не кончился так быстро. Вот и все, что я могу сказать в данный момент.
Он принялся застегивать пальто.
Квин извлек из своей сумки обернутую в носовой платок бутылку и передал доктору Праути.
– Это – бутылка покойного, док. Исследуйте, пожалуйста, для меня ее содержимое. Но займитесь этим, пожалуйста, только после того, как Джимми внизу в лаборатории посмотрит отпечатки пальцев. И потом… Погодите-ка немного!
Инспектор взял на ковре в углу еще одну полупустую бутылку эля с джином. – Исследуйте для меня и это, доктор!
Доктор Праути аккуратно поставил в свою сумку обе бутылки, а потом надел шляпу.
– Хорошо. Итак, я откланяюсь, инспектор, – сказал он неторопливо. – Когда проведу вскрытие, напишу для вас подробный отчет. Тогда картина у вас будет пояснее. Впрочем, катафалк для перевозки тела, должно быть, уже ждет внизу. Я позвонил и вызвал его еще на пути сюда. Ну, пока.
Стоило доктору Праути уйти, как тут же появились два санитара в белом с каталкой. По знаку Квина они взяли тело, подняли и уложили на каталку, накрыли простыней и быстро повезли к выходу. Детективы и полицейские, стоявшие у дверей, с облегчением наблюдали, как увозят зловещий груз. Главная часть работы на сегодняшний вечер для них уже была закончена. Публика, шурша программками и газетами, покашливая, вертя головами и судача, с интересом наблюдала, как без пышных церемоний из зала отбывает покойный.
Едва усталый инспектор Квин обернулся к Эллери, как в правой части зала вдруг возникла легкая суматоха. Люди повскакивали со своих мест, чтобы увидеть, что происходит. Полицейские принялись призывать публику к порядку. Квин что-то коротко сказал полицейскому в форме, который стоял рядом с ним. Вскоре показались двое полицейских, которые вели под руки какого-то отчаянно вырывавшегося субъекта. Они доволокли его до конца левого прохода и насильно поставили по стойке «смирно».
Человек, которого они держали, был невысок, и вообще походил на, небольшую: крысу. Он был одет в отвратительный костюм массового пошива. На голове у него красовалась черная шапочка – из тех, что носят некоторые сельские священники. Рот у мужчины безобразно искривлялся и непрерывно извергал чудовищные проклятия. Но стоило инспектору взглянуть на него, как он тут же перестал сопротивляться.
– Мы задержали этого человека, когда он пытался ускользнуть через боковой выход на той стороне, инспектор, – запыхавшись, доложил один из полицейских, не переставая немилосердно встряхивать попавшую к нему в руки добычу.
Инспектор хихикнул, извлек из кармана табакерку, взял свою обычную понюшку табаку и, весь сияя, поглядел на сжавшегося и стихшего мужчину.
– Прекрасно, прекрасно. Пастор, – сказал он задушевно. – Действительно мило с твоей стороны появиться в столь подходящий момент!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой много званых, но лишь двое избранных
Многие люди слишком слабы, чтобы выносить вид скулящего и ноющего собрата. Он вызывает у них сострадание. Эллери был единственным из всего молчаливого круга собравшихся посмотреть спектакль, который разыгрывался типом по кличке «Пастор», кто относился к лицедею равнодушно, даже с отвращением.
Услышав ехидное замечание старшего Квина, Пастор резко выпрямился, глянул ему в глаза и вновь принялся отчаянно вырываться из рук полицейских, которые крепко его держали. Он строил рожи, плевался, изрыгал проклятия, но в конце концов стих и даже, кажется, перестал дышать. Его бесчинства привлекли внимание еще нескольких полицейских. Они подошли и совместными усилиями уложили его на пол. Оказавшись на полу, Пастор вдруг весь обмяк и съежился, будто шарик, из которого выпустили воздух. Полицейские без лишних церемоний снова поставили его на ноги, и он спокойно стоял теперь, опустив глаза и держа в руках свою шапочку.
– Вот что, Пастор, – сказал инспектор таким тоном, каким родители разговаривают с капризным ребенком, только что закатившим истерику, – ты же знаешь, что подобные штучки на меня не действуют. Ты что, забыл нашу последнюю встречу у реки?
– Отвечая, когда тебя спрашивают! – прикрикнул на него полицейский и ткнул под ребро кулаком.
– Я вообще ничего не знаю, а кроме того, и не обязан ничего говорить, – пробормотал себе под нос Пастор и переступил с ноги на ногу.
– Ты удивляешь меня, Пастор, – отечески сказал Квин; – Я ведь и не спрашиваю у тебя, что ты знаешь, а что – нет.
– Вы не имеете права задерживать невинного человека! – возмущенно воскликнул Пастор. – Что я, хуже всех остальных, здесь сидящих? Я купил себе билет и заплатил за него наличными. К чему тогда все это? Почему мне мешают идти домой?
– Вот, значит, как. Стало быть, ты купил билет? – спросил инспектор, покачиваясь на каблуках. – Ну, хорошо. А как насчет того, чтобы достать его и показать папаше Квину?
Рука Пастора с поразительной быстротой и ловкостью скользнула в боковой карман пиджака. Лицо его вдруг побледнело, и он медленно достал руку. Никакого билета в ней не было. Ворча, он принялся обшаривать все остальные карманы, чем только развеселил инспектора.
– Черт подери! Что за напасть такая! Всю жизнь храню билеты при себе до конца – и надо же, именно в этот раз выбросил. Весьма сожалею, инспектор.
– Вот и славно, – сказал Квин. Лицо его враз посуровело. – Бросай свои выходки, Казанелли. Что ты сегодня вечером делал здесь, в театре? И почему вдруг решил смыться? Отвечай же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Ну ладно, ладно, милая моя, все это мы понимаем. Скажите, а где вы обычно стоите, когда всех рассадите? Девушка указала на начало прохода.
– Вы находитесь там на протяжении всего второго акта, мисс О'Коннел? – вкрадчиво спросил инспектор.
Та облизнула пересохшие губы, прежде чем дать ответ.
– Ну… Да, была. В самом деле, за весь вечер я не заметила ничего необычного.
– Очень хорошо. – Голос Квина зазвучал мягко, почти что нежно. – У меня все.
Девушка удалилась мелкими и быстрыми шажками. Позади инспектора произошло какое-то движение. Квин обернулся и оказался лицом к лицу с доктором Праути, который выпрямился во весь рост и как раз закрывал свою сумку. Доктор невесело посвистывал.
– Ну, док, я вижу, вы готовы. Каков будет вердикт?
– Он будет краток, инспектор. Этот человек умер примерно два часа назад. Относительно причины смерти я некоторое время испытывал сомнения, но теперь уверен, что это – яд. Все признаки указывают на алкогольное отравление – вы, наверное, обратили внимание на синюшный цвет кожи. А понюхали, как от него пахнет? Несет самой отвратной сивухой, какую только приходилось мне нюхать в жизни. Пьян был, похоже, в стельку. Разумеется, это не обычное алкогольное отравление – если бы только оно, он бы не кончился так быстро. Вот и все, что я могу сказать в данный момент.
Он принялся застегивать пальто.
Квин извлек из своей сумки обернутую в носовой платок бутылку и передал доктору Праути.
– Это – бутылка покойного, док. Исследуйте, пожалуйста, для меня ее содержимое. Но займитесь этим, пожалуйста, только после того, как Джимми внизу в лаборатории посмотрит отпечатки пальцев. И потом… Погодите-ка немного!
Инспектор взял на ковре в углу еще одну полупустую бутылку эля с джином. – Исследуйте для меня и это, доктор!
Доктор Праути аккуратно поставил в свою сумку обе бутылки, а потом надел шляпу.
– Хорошо. Итак, я откланяюсь, инспектор, – сказал он неторопливо. – Когда проведу вскрытие, напишу для вас подробный отчет. Тогда картина у вас будет пояснее. Впрочем, катафалк для перевозки тела, должно быть, уже ждет внизу. Я позвонил и вызвал его еще на пути сюда. Ну, пока.
Стоило доктору Праути уйти, как тут же появились два санитара в белом с каталкой. По знаку Квина они взяли тело, подняли и уложили на каталку, накрыли простыней и быстро повезли к выходу. Детективы и полицейские, стоявшие у дверей, с облегчением наблюдали, как увозят зловещий груз. Главная часть работы на сегодняшний вечер для них уже была закончена. Публика, шурша программками и газетами, покашливая, вертя головами и судача, с интересом наблюдала, как без пышных церемоний из зала отбывает покойный.
Едва усталый инспектор Квин обернулся к Эллери, как в правой части зала вдруг возникла легкая суматоха. Люди повскакивали со своих мест, чтобы увидеть, что происходит. Полицейские принялись призывать публику к порядку. Квин что-то коротко сказал полицейскому в форме, который стоял рядом с ним. Вскоре показались двое полицейских, которые вели под руки какого-то отчаянно вырывавшегося субъекта. Они доволокли его до конца левого прохода и насильно поставили по стойке «смирно».
Человек, которого они держали, был невысок, и вообще походил на, небольшую: крысу. Он был одет в отвратительный костюм массового пошива. На голове у него красовалась черная шапочка – из тех, что носят некоторые сельские священники. Рот у мужчины безобразно искривлялся и непрерывно извергал чудовищные проклятия. Но стоило инспектору взглянуть на него, как он тут же перестал сопротивляться.
– Мы задержали этого человека, когда он пытался ускользнуть через боковой выход на той стороне, инспектор, – запыхавшись, доложил один из полицейских, не переставая немилосердно встряхивать попавшую к нему в руки добычу.
Инспектор хихикнул, извлек из кармана табакерку, взял свою обычную понюшку табаку и, весь сияя, поглядел на сжавшегося и стихшего мужчину.
– Прекрасно, прекрасно. Пастор, – сказал он задушевно. – Действительно мило с твоей стороны появиться в столь подходящий момент!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой много званых, но лишь двое избранных
Многие люди слишком слабы, чтобы выносить вид скулящего и ноющего собрата. Он вызывает у них сострадание. Эллери был единственным из всего молчаливого круга собравшихся посмотреть спектакль, который разыгрывался типом по кличке «Пастор», кто относился к лицедею равнодушно, даже с отвращением.
Услышав ехидное замечание старшего Квина, Пастор резко выпрямился, глянул ему в глаза и вновь принялся отчаянно вырываться из рук полицейских, которые крепко его держали. Он строил рожи, плевался, изрыгал проклятия, но в конце концов стих и даже, кажется, перестал дышать. Его бесчинства привлекли внимание еще нескольких полицейских. Они подошли и совместными усилиями уложили его на пол. Оказавшись на полу, Пастор вдруг весь обмяк и съежился, будто шарик, из которого выпустили воздух. Полицейские без лишних церемоний снова поставили его на ноги, и он спокойно стоял теперь, опустив глаза и держа в руках свою шапочку.
– Вот что, Пастор, – сказал инспектор таким тоном, каким родители разговаривают с капризным ребенком, только что закатившим истерику, – ты же знаешь, что подобные штучки на меня не действуют. Ты что, забыл нашу последнюю встречу у реки?
– Отвечая, когда тебя спрашивают! – прикрикнул на него полицейский и ткнул под ребро кулаком.
– Я вообще ничего не знаю, а кроме того, и не обязан ничего говорить, – пробормотал себе под нос Пастор и переступил с ноги на ногу.
– Ты удивляешь меня, Пастор, – отечески сказал Квин; – Я ведь и не спрашиваю у тебя, что ты знаешь, а что – нет.
– Вы не имеете права задерживать невинного человека! – возмущенно воскликнул Пастор. – Что я, хуже всех остальных, здесь сидящих? Я купил себе билет и заплатил за него наличными. К чему тогда все это? Почему мне мешают идти домой?
– Вот, значит, как. Стало быть, ты купил билет? – спросил инспектор, покачиваясь на каблуках. – Ну, хорошо. А как насчет того, чтобы достать его и показать папаше Квину?
Рука Пастора с поразительной быстротой и ловкостью скользнула в боковой карман пиджака. Лицо его вдруг побледнело, и он медленно достал руку. Никакого билета в ней не было. Ворча, он принялся обшаривать все остальные карманы, чем только развеселил инспектора.
– Черт подери! Что за напасть такая! Всю жизнь храню билеты при себе до конца – и надо же, именно в этот раз выбросил. Весьма сожалею, инспектор.
– Вот и славно, – сказал Квин. Лицо его враз посуровело. – Бросай свои выходки, Казанелли. Что ты сегодня вечером делал здесь, в театре? И почему вдруг решил смыться? Отвечай же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85